ЛУЧШЕ НЕТУ ТОГО СВЕТУ
«Волшебная страна». Максим Белозор.
Независимый театр «18+» (Ростов-на-Дону).
Режиссер Всеволод Лисовский, художник Сергей Сапожников.
Под ногами хрустит битое стекло, вокруг заросли амброзии, арбузные корки и старые дома. Из подворотен внезапно возникают актеры, рассказывая байки об известных ростовчанах, которых уже нет. Всеволод Лисовский поставил в Ростове-на-Дону спектакль-прогулку «Волшебная страна».
Искусство и/или смерть
Комиссар Театра.doc Лисовский родился в Ростове, но давно уже живет в столице. «Все новости, которые я слышал с малой родины, - что там кто-то умер, - рассказывает он. - И я решил, что это будет спектакль о смерти». А потом и текст нашелся: «Волшебная страна» Максима Белозора.
«Волшебная страна» - это сборник анекдотов (в исходном смысле этого слова - истории из жизни) о ростовской творческой тусовке перестроечных времен. Тусовка называлась товарищество «Искусство или смерть». Они писали стихи и картины; они населяли сквот - Дом актера; для них алкоголь был настоящим - и неважно, химическим или символическим - пропуском в волшебную страну.
Метафизика опьянения имеет почтенные традиции - от суфиев до Довлатова и Венички Ерофеева. Максим Белозор признается: «В нашей компании юношеское увлечение алкоголем имело литературное происхождение - раз мы художники, писатели и поэты, то должны пить вино (впоследствии и водку тоже)». В предисловии к книге пьянство приобретает черты инициационного действия: «Что же такое ценное обнаружили мы в себе взамен утраченного здоровья? Как это - что? А самоирония? А осознание того, что все в жизни имеет относительную ценность и ни к чему нельзя подходить слишком серьезно? А сколькими сюжетами, встречами, приключениями мы обязаны вину и водке!»
Отчасти «Волшебная страна» - это мир измененного сознания. Но это изменение сознания, а вернее, его неласковые физические результаты неизбежно приводят к экзистенциальному стоическому мировосприятию: «И то, что «черный люд» ежедневно напивается до потери пульса - разве не следствие осмысления немудреной, но важной истины - сколько ни тужься, итогом всему мать сыра земля?»
Многих героев этой коллективной биографии уже нет в живых. В траурной рамке в переиздании 2017 года - 22 фамилии. Им «и всем, кто еще не умер», посвящает Белозор свою книгу.
Но Всеволод Лисовский (как раз-таки один из выживших персонажей!) в своем спектакле не стал говорить о живых. Променад «Волшебная страна» с подзаголовком «Веселый спектакль о смерти» вписывает в ростовские ландшафты истории об умерших - тех, кто навсегда стал частью города.
Без капли вымысла
Несмотря на эпитафическое посвящение, спектакль действительно веселый. Миниатюры из жизни творческой тусовки, записанные Белозором, напоминают хармсовские. Вот только абсурд здесь - результат не безудержной фантазии, а прямого жизнеподобия: «Однажды Назаров проснулся без очков. Ну, думает, слава Богу, очков нет, значит, я дома. Открыл глаза и увидел синее небо с белыми облаками».
Фрагменты текста складываются в мозаику на фоне ростовских пейзажей, вырастают из подворотен и частных дворов. Артисты одеты как казенные свидетели века: женщины - суровые продавщицы или медсестры, мужчины - в робе и комбинезонах. Только Светлана Башкирова в первом эпизоде несет на себе огромные крылья, словно бабочка, распятая на фоне граффити; но потом и она остается в форменном синем жакете.
Граффити возникает в спектакле не случайно. Ответственный за «картинку», известный художник и фотограф Сергей Сапожников, глубоко и подробно занимался стрит-артом. И надписи - на стенах, тротуаре, растяжках и даже висящем на веревке белье - стали органичной частью спектакля. Главная, ключевая фраза каждого анекдота не произносится, она написана, что принуждает аудиторию с особенной интенсивностью прочитывать ее, проживать. Каждому зрителю приходится активно соучаствовать, становиться не только воспринимающим, но и производящим. Слово произнесенное дополняется написанным, которое входит в контекст Ростова как города южного, пассионарного, творческого - но и замусоренного. И сами актеры, внезапно появляющиеся из укромных углов, - словно граффити, незаконные и яркие штрихи альтернативной культуры.
«Говорящие» актеры театра «18+» - Юрий Арефьев, Светлана Башкирова, Елена Пономарева, Владимир Василатов, Александр Овсянников - рассказывают свои истории с каменными лицами, суровыми голосами, словно взывая к суду общественности: вот что творили эти, простигосподи, творческие люди!..
Ну например: «Однажды в художественных мастерских на Университетском у Валерия Ивановича Кульченко был праздник. Принесли два рюкзака «Алазанской долины» и стали ее пить. Вася Слепченко захотел показать всем кружочки от банок на своей спине. Он порвал рубашку, потом майку и показал. Праздник продолжался. Время от времени кто нибудь кричал: «Кружочки!», и Вася показывал. Было очень весело. Звонили в корабельный колокол, бросали с третьего этажа чугунную гирю. Юрий Леонидович Шабельников пел красивым голосом казачьи песни, а старый Валерий Иванович Кульченко стоял перед ним на коленях и плакал».
Но есть в проекте и роль без слов. Танцор-художник Александр Кислов, в черном трикотаже и с дредами, возникает то на крыльце старого дома, то перед гаражами, со своим диковинным ломанным танцем-мучением, который невербально воссоздает внутренний мир опьяненной богемы - и измененное сознание, и абстиненцию, и видения. Глядя на танцора, вспоминаешь фразу Сергея Сапожникова: «современный брейк-данс - это отголосок идей биомеханики Всеволода Мейерхольда». Этот ломанный брейк-данс восполняет жанровый объем спектакля: «Волшебная страна» - не совсем комедия.
Путь, по которому проходит променад, далек от обычных туристических троп. Зрители заходят в темные грязные арки, стоят у обветшалых домов, обходят ремонт дорог - чтобы через заброшенную промзону выйти к Дону.
Такой маршрут, как мне кажется, выбран по двум главным причинам. Первая - вот он, не-парадный, исконный и старый Ростов; истории об ушедших людях рассказаны в уходящей архитектурной натуре. И вторая: в более населенных районах спектакль обретает внезапные и не всегда приятные вариации.
Сопротивление среды
Как только у променада появляются зрители из местных - резко нарастает реакция сопротивления, и ты понимаешь, что происходящее - это нечто малодопустимое и возмутительное. А также - что это событие.
Полного мужчину волнует, что на другой стороне улицы стоит актриса на балконе. «Да они из психушки сбежали! А вон та, на балконе, главная у них! - возмущенно рассказывает он всей улице. - Уже четыре дня с балкона кричит! Кому это надо!» И, когда Светлана Башкирова начинает историю о топорах художника Николая Константинова, он повторяет с ней монолог слово в слово. Так негодовал, что выучил. Понимаешь, что актрисе было работать крайне сложно, - и тут в первый раз в спектакле звучат дружные аплодисменты и крики «Браво!».
Еще серьезнее ситуация в частном квартале, где присел со свернутым транспарантом Александр Овсянников. Местные жители пенсионного возраста пылко отстаивают «свою» улицу, не применяя силу только потому, что их гораздо меньше, чем нас, зрителей:
- Ваш театр никому не нужен!
- У вас же митинг! Где ваше разрешение?
- Свою печать себе на одно место поставь…
- Вот эти все фотографируют, а потом поджигают!
- Вы чо, больные все, что ли?
Общими усилиями отстаиваем двухминутный эпизод - и уходим, спиной чувствуя агрессию. Мы нарушаем их правила: делаем на улице не то, что нужно. При этом не сказано ни единого матерного слова, ничего незаконного и даже сколь-нибудь провоцирующего.
- Линейка, что ли, у вас пионерская, - ворчит на нас мужчина в футболке, но без штанов, у самого Дона. - Вот это самое опасное, они вот это все и заслужили…
Внезапно сопротивление среды объясняет для меня и главную тему книги - почему так много пили / пьют местные творческие люди; не только литературные примеры тому виной.
«Не пей! Это вода», - грустно и комично советует последняя реплика спектакля, погруженная в донской прибой.
После показа в театре шутят: «Это были специально нанятые актеры, чтобы драматичнее было». А режиссер, ненадолго вернувшийся на малую родину, меланхолично замечает: «Город не переиграешь».
Правда, в нашей прогулке к нам, как мне показалось, присоединялись все новые зрители: на финише аудитория была явно больше, чем на старте. И юная ростовчанка в одном из дворов-шанхаев, несмотря на призывы мамы, упрямо стояла в мини-декорациях. А значит, спектакль не только о прошлом, но и о поисках будущего.
Вера Сердечная
Опубликовано
тут.