Бох метит шельму огненным перстом: о новой серии повестей Акунина
Борис Акунин - необычайно способный рассказчик. Его книги глотаются сразу, запоем. Причем они обладают редким свойством не-одноразовости (как и другие хорошие детективы), поскольку кроме закрученного сюжета в них есть атмосфера, колорит, особый настрой, который придает рассказываемой истории достоверности и прелести. В историях о Фандорине это колорит дореволюционной городской России; в цикле о Пелагии - деревенской Руси. В серии о Николасе Фандорине хороши исторические моменты, а в современности мастер сильно уходит в сторону иронии, что текст не украшает, разрушает его волшебство - лично для меня. Серия жанровых экспериментов была тоже неплоха, но все-таки слабее детективных циклов: автор очевидно работал по жанровому шаблону, что ему удавалось, но, кажется немного скучал.
Поскольку от Фандорина Акунин откровенно устал (это хорошо видно по последним книгам), очень хотелось, чтобы автор нашел новую точку оттолкновения, - чтобы перевернуть мир. И такая точка нашлась. Чхартишвили-ученый и Акунин-беллетрист встретились на поле истории. И встреча, на мой вкус, получилась очень удачная.
Во-первых, собственно историю в изложении Акунина читать очень интересно. Для меня два тома "Истории российского государства" оказалось куда ярче любой литературы.
Ну и во-вторых, именно история подкинула автору основания для нового "династического" цикла. И здесь, не связанный никакими жесткими читательскими ожиданиями, Акунин дает себе волю - и вновь наслаждается письмом. Это наслаждение передается и читателю.
К первой "Истории" прилагались три повести, ко второй - две. "Пользуясь случаем", автор делает главными героями персонажей отнюдь не положительных, поначалу даже отталкивающих, - как карлица Кикимора или ушлый Яков Шельма. Однако есть у него, конечно, и "сыщики", как греческий разведчик-аминтес Дамианос, и завоеватели, и князья. Объединяет непохожих героев акунинского цикла пятнышко во лбу. Зароненное бедовым греком, который принял смерть в северной реке, это пятнышко кочует по челу вершителей русской истории - пусть сторонних, не центральных, но тоже играющих свою роль.
Замечательные иллюстрации Игоря Сакурова.
Отказываясь от презумпции хеппи-энда, от обязанности рисовать героев "беленькими", Акунин отдается стихии писательской игры, которая вольно разливается по историческому полотну. И читать это, право же, наслаждение.
Первая серия повестей уже давно прочитана; вторую, "Бох и шельма", я прочла залпом пару дней назад. К сожалению, повести только две. Но они обе интересные - и разные. В первой, весьма "игропрестоловской", Акунин очень мягко иллюстрирует идею, которая очевидна большинству историков и неочевидна остальному большинству: татарское иго было не только и не столько злокозненным нашествием, сколько попыткой создать новую империю - да, не русскую, но все же. И противопоставление разумного татарина горячему русскому княжичу не случайно показывает второго в более чем проигрышном свете. Однако, и это тоже очевидно, - покорись Русь, как молодая княжна, монгольскому обычаю и прими его, оцени за силу и разумность, - не бывать бы России никогда собой. Пассионарный Олег, однако, не вызывает симпатий читателя, - он стихиен, непоследователен, буен (подобно Бориславу из повести "Князь Клюква"). И вместе с тем именно он - носитель русской идеи. Акунин провоцирует читателя на размышление, и за это ему большое спасибо.
Вторая повесть, уже больше акунинская (приключенческая), чем историческая, - тоже о герое условно положительном; это трикстер, шельма, разнокровка, пассионарий совсем другого порядка. Читать о приключениях Яшки с узнаваемым знаком доллара на лбу очень интересно; и, как и у князя Игнваря из первой серии повестей, в его незадачливой судьбе все чудесным образом устаканивается, и даже любовь обретается нежданно-негаданно. Во второй серии повестей Акунин поступает лукаво и мудро: лишая свои истории безусловно-положительных героев, он все же оставляет читателю и веру в удачу "меченых" героев, и надежду на возможность найти любовь.
Буду с нетерпением ждать следующих книг цикла - и исторических, и беллетристики. Потому что, кажется, Акунин вновь нашел ту стезю, по которой ему идти задорно; и читать его поэтому - интереснее, чем в предыдущие годы.
Поскольку от Фандорина Акунин откровенно устал (это хорошо видно по последним книгам), очень хотелось, чтобы автор нашел новую точку оттолкновения, - чтобы перевернуть мир. И такая точка нашлась. Чхартишвили-ученый и Акунин-беллетрист встретились на поле истории. И встреча, на мой вкус, получилась очень удачная.
Во-первых, собственно историю в изложении Акунина читать очень интересно. Для меня два тома "Истории российского государства" оказалось куда ярче любой литературы.
Ну и во-вторых, именно история подкинула автору основания для нового "династического" цикла. И здесь, не связанный никакими жесткими читательскими ожиданиями, Акунин дает себе волю - и вновь наслаждается письмом. Это наслаждение передается и читателю.
К первой "Истории" прилагались три повести, ко второй - две. "Пользуясь случаем", автор делает главными героями персонажей отнюдь не положительных, поначалу даже отталкивающих, - как карлица Кикимора или ушлый Яков Шельма. Однако есть у него, конечно, и "сыщики", как греческий разведчик-аминтес Дамианос, и завоеватели, и князья. Объединяет непохожих героев акунинского цикла пятнышко во лбу. Зароненное бедовым греком, который принял смерть в северной реке, это пятнышко кочует по челу вершителей русской истории - пусть сторонних, не центральных, но тоже играющих свою роль.
Замечательные иллюстрации Игоря Сакурова.
Отказываясь от презумпции хеппи-энда, от обязанности рисовать героев "беленькими", Акунин отдается стихии писательской игры, которая вольно разливается по историческому полотну. И читать это, право же, наслаждение.
Первая серия повестей уже давно прочитана; вторую, "Бох и шельма", я прочла залпом пару дней назад. К сожалению, повести только две. Но они обе интересные - и разные. В первой, весьма "игропрестоловской", Акунин очень мягко иллюстрирует идею, которая очевидна большинству историков и неочевидна остальному большинству: татарское иго было не только и не столько злокозненным нашествием, сколько попыткой создать новую империю - да, не русскую, но все же. И противопоставление разумного татарина горячему русскому княжичу не случайно показывает второго в более чем проигрышном свете. Однако, и это тоже очевидно, - покорись Русь, как молодая княжна, монгольскому обычаю и прими его, оцени за силу и разумность, - не бывать бы России никогда собой. Пассионарный Олег, однако, не вызывает симпатий читателя, - он стихиен, непоследователен, буен (подобно Бориславу из повести "Князь Клюква"). И вместе с тем именно он - носитель русской идеи. Акунин провоцирует читателя на размышление, и за это ему большое спасибо.
Вторая повесть, уже больше акунинская (приключенческая), чем историческая, - тоже о герое условно положительном; это трикстер, шельма, разнокровка, пассионарий совсем другого порядка. Читать о приключениях Яшки с узнаваемым знаком доллара на лбу очень интересно; и, как и у князя Игнваря из первой серии повестей, в его незадачливой судьбе все чудесным образом устаканивается, и даже любовь обретается нежданно-негаданно. Во второй серии повестей Акунин поступает лукаво и мудро: лишая свои истории безусловно-положительных героев, он все же оставляет читателю и веру в удачу "меченых" героев, и надежду на возможность найти любовь.
Буду с нетерпением ждать следующих книг цикла - и исторических, и беллетристики. Потому что, кажется, Акунин вновь нашел ту стезю, по которой ему идти задорно; и читать его поэтому - интереснее, чем в предыдущие годы.