Триангуляция. Мини-антология о ритуалах и памяти
Это только начало длинной истории про триангуляцию.
Здесь будет четыре рассказа о ритуалах и памяти: о том, как сохраняется ритуал и утрачивается память о его смысле, и о том, как память о смысле не нуждается в ритуале. Длинные рассказы - «Обряд дома Месгрейвов» Артура Конан Дойла и «Ритуал» Роберта Шекли - целиком не поместились, здесь только отрывки, но в конце даны ссылки на полный текст. Хасидская притча о том, как обряд постепенно изглаживается из памяти, но сохраняет силу, приведена в самом коротком изложении, лишенном литературных красот; это перевод перевода, пересказ пересказа, что как раз, на мой взгляд, соответствует духу этой истории. Ну и в завершение песня Новеллы Матвеевой про девушку из харчевни - про память, со временем лишающуюся материальных носителей, и смысл, не понятный никому другому.
UPD: Я с запозданием поняла, что в мини-антологии про память и ритуалы не хватает главы «Хром» из книги Примо Леви «Периодическая система». Это большое упущение, потому что рассказанная там история имеет отношение к делу, а с моей стороны совсем уж нехорошо, потому что кому же эту историю вспомнить, как не мне - я ее переводила.
Восполняю пробел. В главе «Хром» можно найти не один, а даже два примера того, как вполне рациональная технологическая операция превращается, по выражению автора, в «таинственный магический прием». Первый пример я здесь приведу; мне очень нравится сравнение старинного ремесла с деревом, «сохраняющим в складках своей коры кое-какие остатки давно уже вышедших из употребления обычаев и приемов»; второй лучше прочитать целиком в книге (мой пост про этот перевод здесь).
«…Быстро прикинув в уме, не мог ли кто из присутствующих слышать раньше эту историю, я начал рассказ про лук в олифе. Все собравшиеся за столом работали на лакокрасочном производстве, а известно, что олифа на протяжении веков была основным продуктом в нашем деле. Ремесло у нас древнее, и уже потому благородное: самое раннее упоминание о нем содержится в книге Бытия (6:14), где рассказывается, как Ной, следуя полученной от Всевышнего подробной спецификации, покрыл ковчег снаружи и изнутри расплавленной смолой (вероятно, при помощи малярной кисти). ... Учитывая его многотысячелетнюю историю, неудивительно, что дело приготовления красок ... сохраняет в складках своей коры кое-какие остатки давно уже вышедших из употребления обычаев и приемов.
Так вот, возвращаясь к олифе: я поведал своим сотрапезникам, что в одном справочнике, изданном в 1942 году, мне попалась рекомендация при варке олифы из льняного масла класть туда в конце процесса пару кусочков репчатого лука. При этом ничего не сообщалось о том, для чего нужна эта странная добавка. В 1949 году я об этом рассказал синьору Джакомассо Олиндо, своему предшественнику в должности и наставнику; ему тогда уже перевалило за семьдесят, и пятьдесят лет своей жизни он отдал производству красок. Добродушно улыбаясь в густые белые усы, он объяснил мне, что в те времена, когда он был молод и сам варил олифу, термометры еще не были в ходу; температуру варки определяли по виду пара, по скорости испарения плевка или более рациональным способом - погружая в масло насаженный на вертел кружок лука; когда лук начинал подрумяниваться, варку можно было заканчивать. Очевидно, с течением лет прежний грубый способ измерения температуры потерял свой смысл и превратился в таинственный магический прием.»
Ну а как это все связано с триангуляцией, расскажу дальше.
Джон Стивенс. Циклы памяти (John Stephens. Cycles of Memory) https://clarkfineart.com/artists/post-war-contemporary/john-stevens/cycles-of-memory/
Артур Конан Дойл. Обряд дома Месгрейвов
Перевод Деборы Григорьевны Лившиц (да-да, любимого с детства Конан Дойла нам перевела та же самая прекрасная переводчица, которая вместе с двумя другими, тоже прекрасными, переводила «Трех мушкетеров»)
(Детективный сюжет намеренно оставляю за скобками, привожу только два отрывка, непосредственно относящихся к обряду. Рассказчик в этой истории - сам Шерлок Холмс, а его собеседник - Реджинальд Месгрейв.)
…
- В сущности, этот наш обряд - чистейший вздор, - ответил он, - и единственное, что его оправдывает, - это его древность. Я захватил с собой копию вопросов и ответов на случай, если бы вам вздумалось взглянуть на них.
Он протянул мне тот самый листок, который вы видите у меня в руках, Уотсон. Этот обряд нечто вроде экзамена, которому должен был подвергнуться каждый мужчина из рода Месгрейвов, достигший совершеннолетия. Сейчас я прочитаю вам вопросы и ответы в том порядке, в каком они записаны здесь:
«Кому это принадлежит?»
«Тому, кто ушел».
«Кому это будет принадлежать?»
«Тому, кто придет».
«В каком месяцу это было?»
«В шестом, начиная с первого».
«Где было солнце?»
«Над дубом».
«Где была тень?»
«Под вязом».
«Сколько надо сделать шагов?»
«На север - десять и десять, на восток - пять и пять, на юг - два и два, на запад - один и один и потом вниз».
«Что мы отдадим за это?»
«Все, что у нас есть».
«Ради чего отдадим мы это?»
«Во имя долга».
- В подлиннике нет даты, - заметил Мейсгрейв, - но, судя по его орфографии, он относится к середине семнадцатого века. Боюсь, впрочем, что он мало поможет нам в раскрытии нашей тайны.
- Зато он ставит перед нами вторую загадку, - ответил я, - еще более любопытную. И возможно, что, разгадав ее, мы тем самым разгадаем и первую. Надеюсь, вы не обидитесь на меня, Месгрейв, если я скажу, что ваш дворецкий, по-видимому, очень умный человек и обладает большей проницательностью и чутьем, чем десять поколений его господ.
- Признаться, я вас не понимаю, - ответил Месгрейв. - Мне кажется, что эта бумажка не имеет никакого практического значения.
- А мне она кажется чрезвычайно важной именно в практическом отношении, и, как видно, Брайтон был того же мнения. По всей вероятности, он видел ее и до той ночи, когда вы застали его в библиотеке.
- Вполне возможно. Мы никогда не прятали ее.
- По-видимому, на этот раз он просто хотел освежить в памяти ее содержание. Насколько я понял, он держал в руках какую-то карту или план, который сравнивал с манускриптом и немедленно сунул в карман, как только увидел вас?
- Совершенно верно. Но зачем ему мог понадобиться наш старый семейный обряд, и что означает весь этот вздор?
- Полагаю, что мы можем выяснить это без особого труда, - ответил я. - С вашего позволения, мы первым же поездом отправимся с вами в Суссекс и разберемся в деле уже на месте.
***
... Минут двадцать я сидел неподвижно, в глубоком раздумье. Мейсгрев, очень бледный, все еще стоял, раскачивая фонарь, и глядел вниз, в яму.
- Это монеты Карла Первого, - сказал он, протягивая мне несколько кружочков, вынутых из сундука. - Видите, мы правильно определили время возникновения нашего «обряда».
- Пожалуй, мы найдем еще кое-что, оставшееся от Карла Первого! - вскричал я, вспомнив вдруг первые два вопроса документа. - Покажите-ка мне содержимое мешка, который вам удалось выудить в пруду.
Мы поднялись в кабинет Месгрейва, и он разложил передо мной обломки. Взглянув на них, я понял, почему Месгрейв не придал им никакого значения: металл был почти черен, а камешки бесцветны и тусклы. Но я потер один из них о рукав, и он засверкал, как искра, у меня на ладони. Металлические части имели вид двойного обруча, но они были погнуты, перекручены и почти потеряли свою первоначальную форму.
- Вы, конечно, помните, - сказал я Месгрейву, - что партия короля главенствовала в Англии даже и после его смерти. Очень может быть, что перед тем, как бежать, ее члены спрятали где-нибудь самые ценные вещи, намереваясь вернуться за ними в более спокойные времена.
- Мой предок, сэр Ральф Месгрейв, занимал видное положение при дворе и был правой рукой Карла Второго во время его скитаний.
- Ах, вот что! - ответил я. - Прекрасно. Это дает нам последнее, недостающее звено. Поздравляю вас, Месгрейв! Вы стали обладателем - правда, при весьма трагических обстоятельствах - одной реликвии, которая представляет собой огромную ценность и сама по себе и как историческая редкость.
- Что же это такое? - спросил он, страшно взволнованный.
- Не более не менее, как древняя корона английских королей.
- Корона?!
- Да, корона. Вспомните, что говорится в документе: «Кому это принадлежит?» «Тому, кто ушел». Это было написано после казни Карла Первого. «Кому это будет принадлежать?» «Тому, кто придет». Речь шла о Карле Втором, чье восшествие на престол уже предвиделось в то время. Итак, вне всяких сомнений, эта измятая и бесформенная диадема венчала головы королей из династии Стюартов.
- Но как же она попала в пруд?
- А вот на этот вопрос не ответишь в одну минуту.
И я последовательно изложил Месгрейву весь ход моих предположений и доказательств. Сумерки сгустились, и луна уже ярко сияла в небе, когда я кончил свой рассказ.
- Но интересно, почему же Карл Второй не получил обратно свою корону, когда вернулся? - спросил Месгрейв, снова засовывая в полотняный мешок свою реликвию.
- О, тут вы поднимаете вопрос, который мы с вами вряд ли сможем когда-либо разрешить. Должно быть, тот Месгрейв, который был посвящен в тайну, оставил перед смертью своему преемнику этот документ в качестве руководства, но совершил ошибку, не объяснив ему его смысла…
Целиком в переводе можно прочитать вот здесь: https://fb2.top/obryad-doma-mesgreyvov-214603
В оригинале можно прочитать вот здесь: https://www.arthur-conan-doyle.com/index.php?title=The_Adventure_of_the_Musgrave_Ritual
Данте Габриэль Россетти (1828-1882). Мнемозина (1875-1881). Мнемозина - древнегреческая богиня памяти, мать девяти муз. https://commons.wikimedia.org/wiki/File:Gabriel_Dante_Rosetti,_Mnemosyne.jpg
Робер Шекли. Ритуал
Перевод Нинели Морицевны Евдокимовой (длинный список ее переводов можно посмотреть здесь - там тот Шекли, которого мы знаем и любим, и еще немало прекрасного; к сожалению, никакой информации о ней в открытом доступе найти не удалось).
(Рассказ весь о ритуале; здесь только отрывок, а в конце ссылка на полный текст)
…
Корабль богов разверзся, и оттуда, шатаясь, с трудом выбрались два бога.
Старейший Песнопевец тотчас же признал их по облику. В Великую Книгу о Богах, написанную почти пять тысячелетий назад, были занесены сведения о всевозможных разновидностях божеств. Там описывались боги большие и малые, боги крылатые и боги о копытах, боги однорукие, двурукие и трехрукие, боги с щупальцами, чешуйчатые боги и множество иных обличий, какие благоугодно принимать богам.
Каждую разновидность полагалось приветствовать по особому, специально ей предназначенному приветственному обряду, ибо так было начертано в Великой Книге о Богах.
Старейший Песнопевец тотчас же приметил, что перед ним двуногие, двурукие, бесхвостые боги. Он поспешно перестроил своих соплеменников в подобающую фигуру.
К нему подошел Глат, прозванный Младшим Песнопевцем.
- С чего начнем? - учтиво прокашлял он.
Старейший Песнопевец пронзил его укоризненным взглядом.
- С Танца Разрешения на Посадку, - ответил он, с достоинством произнося древние, утратившие смысл слова.
- Разве? - Глат почесал хвостом шею. Это был жест явного пренебрежения. - По заветам Альгоны - прежде всего пиршество.
Старейший Песнопевец отвернулся, жестом выразив несогласие. Покуда бразды правления у него в руках, он не пойдет ни на какие компромиссы с ересью Альгоны - учением, созданным всего каких-нибудь три тысячи лет назад.
Младший Песнопевец Глат вернулся на свое место в строю танцоров.
«Смехотворно, - думал он, - что вот такая консервативная развалина, как Старейший Песнопевец, устанавливает порядки танцев. Совершеннейшая нелепица - ведь было же доказано…»
А два бога пытались двигаться! Покачиваясь, балансировали они на тонких ногах. Один зашатался и упал ничком, другой помог ему встать, после чего упал сам. Медленно, с усилием он вновь поднялся. Боги удивительно напоминали простых смертных.
- Они выразили в танце свое расположение! - воскликнул Старейший Песнопевец. - Приступайте же к Танцу Разрешения на Посадку.
Туземцы плясали, колотя хвостами о землю, кашлем и лаем выражая свое ликование. Затем в строгом соответствии с церемониалом богов водрузили на носилки из ветвей священного дерева и понесли на священный курган.
- Давайте обсудим все как следует, - предложил Глат, поравнявшись со Старейшим Песнопевцем. - Поскольку за тысячи лет это первый случай пришествия каких бы то ни было богов, то, несомненно, разумно было бы прибегнуть к обрядам Альгоны. Просто на всякий случай.
- Нет, - решительно отказался Старейший Песнопевец, энергично перебирая шестью ногами. - Все подобающие обряды приведены в древних книгах ритуалов.
- Я знаю, - настаивал Глат, - но ведь ничего страшного не случится…
- Никогда, - твердо заявил Старейший Песнопевец. - Для каждого бога есть свой Танец Разрешения на Посадку. Затем идет Танец Подтверждения Астродрома, Танец Таможенного Досмотра, Танец Разгрузки и Танец Медицинского Освидетельствования. - Старейший Песнопевец выговаривал таинственные древние названия отчетливо и внушительно, с благоговением. - Тогда и только тогда можно начинать пиршество.
На носилках из ветвей два бога стенали и вяло шевелили руками. Глат знал: боги исполняют Танец Подражания боли и мукам смертных, подтверждая свое родство с теми, кто им поклоняется.
Все было так, как и должно быть, - так, как начертано в Книге последнего пришествия. Тем не менее Глата поразило совершенство, с каким боги копировали чувства простых смертных. Глядя на них, можно было подумать, будто они и вправду умирают от голода и жажды.
Глат улыбнулся своим мыслям. Всем известно, что боги не ощущают ни голода, ни жажды.
- Поймите же, - обратился Глат к Старейшему Песнопевцу. - Для нас важно избежать той роковой ошибки, какую допустили наши пращуры в Дни космических полетов. Так ли я говорю?
- Разумеется, - ответил Старейший Песнопевец, почтительно склоняя голову перед ритуальным названием Золотого века.
Пять тысячелетий назад их племя находилось на вершине богатства и благоденствия, и боги часто посещали его. Однако, как гласит легенда, в один прекрасный день кто-то допустил ошибку в ритуале, и племя было предано Забвению. С тех пор посещения богов прекратились раз и навсегда.
- Если боги одобрят наши обряды, - сказал Старейший Песнопевец, - то снимут с нас Забвение. Тогда явятся и другие боги, как бывало в старину.
- Вот именно. А ведь Альгона был последним, кто видел бога. Уж он-то, наверное, знает, что говорит, предписывая начинать с пиршества, а церемонии оставлять напоследок.
- Учение Альгоны - пагубная ересь, - возразил Старейший Песнопевец.
…
Целиком рассказ в переводе можно прочитать вот здесь: http://krotov.info/libr_min/25_sh/ek/li_02.htm
© 2015 LALY MILLE "A MEMORY" - ABSTRACT MIXED MEDIA PAINTING ON CANVAS https://www.lalymille.com/blog/2015/12/a-memory-abstract-painting
Хасидская притча
Рами Шапиро «Хасидские притчи». Перевод с английского Е. Мирошниченко. М.: ООО Издательский дом «София», 2005
…
Когда родоначальник хасидизма, Баал Шем Тов, сталкивался с особо сложной задачей, он отправлялся в лес, разжигал в особом месте священный огонь и молился. Это помогало ему находить решение проблемы. После смерти Шем Това его последователь, раввин Дов Бер, проповедник из Межирича, следуя примеру учителя, направлялся в то же самое место в лесу и говорил: «Разжигать священный огонь мы уже не умеем, но можем произнести молитву». И к нему тоже приходило нужное решение. Сменилось еще одно поколение, и ребе Моше Лейб из Сасова, направляясь в лес, говорил: «Разжигать священный огонь мы уже не умеем, молитву не помним. Нам известно лишь место в лесу, и этого достаточно». И действительно, проблема решалась. Ребе четвертого поколения Исраэль из Ружина оставался дома со словами: «Разжигать священный огонь мы не умеем, молитву не помним и места не знаем. Все, что мы можем, - рассказать притчу о том, как это делалось прежде». И этого тоже оказывалось достаточно.
Но почему? Почему притча, в данном случае - рассказ о священнодействии, оказывает такой же эффект, как оно само? Потому что притча не только воссоздает некое действие, но и вовлекает нас в него. Мы не просто слушаем рассказ, но сами становимся его участниками. Уже благодаря одному тому, что мы уделяем притче внимание, она становится значимой лично для нас - стирается грань между историей и личным опытом...
Марк Шагал. Натюрморт с лампой (1910) https://www.wikiart.org/ru/mark-shagal/natyurmort-s-lampoy-1910
Новелла Матвеева
Девушка из харчевни
Click to view
Любви моей ты боялся зря -
Не так я страшно люблю.
Мне было довольно видеть тебя,
Встречать улыбку твою.
И если ты уходил к другой,
Или просто был неизвестно где,
Мне было довольно того, что твой
Плащ висел на гвозде.
Когда же, наш мимолетный гость,
Ты умчался, новой судьбы ища,
Мне было довольно того, что гвоздь
Остался после плаща.
Теченье дней, шелестенье лет,
Туман, ветер и дождь.
А в доме событья страшнее нет:
Из стенки вынули гвоздь.
Туман, и ветер, и шум дождя,
Теченье дней, шелестенье лет,
Мне было довольно, что от гвоздя
Остался маленький след.
Когда же и след от гвоздя исчез
Под кистью старого маляра,
Мне было довольно того, что след
Гвоздя был виден вчера.
Любви моей ты боялся зря.
Не так я страшно люблю.
Мне было довольно видеть тебя,
Встречать улыбку твою.
И в теплом ветре ловить опять
То скрипок плач, то литавров медь...
А что я с этого буду иметь,
Того тебе не понять.
1966
Иво Стоянов. Символы памяти - 9. Symbols of Memory 9 Ivo Stoyanov https://oenogallery.com/artists/ivo-stoyanov/art/symbols-of-memory-9