Для тех, кто помнит старый анекдот, заканчивающийся сообщением насчет того, что «Карл Маркс Фридрих Энгельс - это не четыре мужика, а два, а Слава Капеэсэс так и вовсе не мужик», уточняю сразу: в названии упомянуты именно четыре, а не два, лица мужского пола.
Итак, два Шамбо:
Пьер Даре де Шамбо, которого так хорошо характеризовали в 1784 году, и его сын, о котором маркиза де Ла Тур дю Пен пишет в мемуарах. Она везде называет его «де Шамбо», но все-таки мы узнаем, что у него было имя Шарль, поскольку в его честь была названа Шарлотта де Ла Тур дю Пен.
В поисках подробностей отправляемся в Вик-Фезенсак. Это та самая Гасконь, родной край д'Артаньяна, Сирано де Бержерака и Пардальянов (литературных и реальных).
Если взять более подробную карту, литературных имен будет еще больше!
Среди разных разностей, попадающих в сети при поиске де Шамбо в сочетании с Вик-Фезенсаком, удалось найти
номер газеты Le Temps от 18 августа 1913 года, в котором некий Henry Roujon опубликовал статью под названием En Marge, то есть «На полях» (честное слово, я свои истории назвала «На полях мемуаров» до того, как обнаружила эту статью). Газета вся интересная - это же за год до начала Первой мировой, тот самый «тринадцатый год», с которым будут потом сравнивать разные последующие достижения и утраты. И газета культурная: на двух страницах подвал про театральный сезон 1912-1913 в России (!), и интересующая нас статья прямо на первой странице, на самом видном месте. Читаем.
«Только в узнавании обретаем мы радость. В эту каникулярную пору я гощу, окруженный заботой, у одного моего родственника, владельца хорошенькой гасконской дворянской усадьбы в окрестностях Вик-Фезенсака. Винный склад основного виноградника усадьбы помещается на ферме, называемой Шамбо. Это место мне особенно мило; уже более полувека я праздную там сбор урожая винограда и ловлю в тамошнем пруду золотистых линей. Мне еще раньше рассказывали о печальной участи прежнего сеньора Пьера д’Аре де Шамбо, гильотинированного на площади в Оше 26 жерминаля II года за непатриотичное поведение. Смею ли я признаться, что нечасто задумывался об этом дворянине? Еще меньше я думал о его сыне, занесенном в списки эмигрантов. Но вот он, господин де Шамбо-сын - является вновь, и не в полночь, не облаченным в белое покрывало, на манер классических призраков, а самым что ни на есть простым образом, на страницах прекрасной книги. Его воскрешает самая изысканная из волшебниц, та самая маркиза де Ла Тур дю Пен, чей Дневник пятидесятилетней женщины недавно пополнил сокровищницу мемуарной литературы истинным шедевром, исполненным восхитительного героизма. Рассказ очаровательной маркизы выводит на сцену бесчисленных персонажей, статистов в разнообразных приключениях, в которых сама она играла главную роль. Был человек, который рядом с этой принцессой трагедии сумел со всей элегантностью выступить в несколько жертвенном амплуа конфидента - и это был как раз сын несчастного сеньора де Шамбо.»
Представляете? Вот уж действительно, радость мы обретаем в узнавании. Ожидала ли я, что вот так вот встречу читателя, который недавно (в своем времени) прочел то самое первое издание 1913 года, с которого я делала свой перевод? Нет, не ожидала, и такой подарок тем более радует.
«Я, со своей стороны, испытал волнующее удовольствие, повстречав вновь вот так близко одного из этих двух деревенских соседей, столь безрассудно забытых. Госпожа де Ла Тур дю Пен не была знакома с господином де Шамбо-отцом; его сына, человека в высшей степени порядочного, она представляет нам как одного из тех гасконцев, которые выбираются из любых передряг и не имеют себе равных в том, чтобы презрительно рассмеяться в ответ на превратности судьбы.»
Полностью разделяю его чувства - un plaisir ému, волнующее (точнее, конечно, будет «взволнованное», но это по-русски звучит странно) удовольствие.
Ту часть статьи, которая посвящена де Шамбо-сыну, здесь пропущу, поскольку это в основном пересказ мемуаров. А дальше про де Шамбо-отца. Автору статьи тогда, как и мне теперь, это было важно. Вот как он описывает свои изыскания:
«Остается узнать господина де Шамбо-отца. «Дневник пятидесятилетней женщины» говорит о нем мало. «В момент отъезда наш друг получил известие, что его отец, добрый гасконский дворянин, живший у себя в поместье возле Оша, арестован и посажен в тюрьму по доносу своего лакея, прослужившего у него тридцать лет.» Этого было уже достаточно, чтобы указать направление поисков. Я собирался пойти по этому пути на свой страх и риск, но один знакомый, проявив снисхождение к лености хроникера-отпускника, позволил мне воспользоваться плодами его изысканий. Господин З. Баке, помощник учителя в Вик-Фезенсаке, собственными усилиями сделался добросовестным и знающим историографом нашего старинного гасконского городка. Он щедро поделился со мной рукописью ученой монографии, над которой он работает. Там я и нашел вполне типичную историю злоключений Пьера д'Аре де Шамбо, восстановленную по архивным документам.
Политикой жители Вик-Фезенсака грешат издавна, и в этом микрокосме разыгрывались все страсти времен Террора. Якобинцы со знанием дела изгоняли оттуда жирондистский дух. С месяца фримера второго года Республики наиболее влиятельным стало «народное общество» строго террористской ориентации, против которого муниципалитет не мог и пальцем шевельнуть. Поскольку имя Фезенсак напоминало о феодализме, город, по примеру Лиона и Тулона, был переименован и стал называться Вик-сюр-л'Осс. Господину де Шамбо-отцу пришлось сдать в муниципалитет свой орденский крест Святого Людовика. Этот патриотический акт ни в коей мере не умиротворил якобинскую общественность Вика. Чувствуя, что находится под подозрением, как «бывший», отставной капитан полка Перш и отец эмигранта, господин де Шамбо решил присоединиться к сыну. Он сложил в бочонок столовое серебро и другие ценности и закопал этот клад под деревом у себя в парке. Как и рассказывает госпожа де Ла Тур дю Пен, на него донес в «народное общество» один из его слуг. Господин Баке сообщил мне имя этого образцового санкюлота: его звали Куэргу. Для проверки патриотического доноса было назначено три комиссара; они выкопали бочонок, вскрыли его и обнаружили только старые башмаки. Куэргу был непрост; интересно было бы узнать, как развивалась его карьера дальше. Тем не менее, господин де Шамбо был арестован и заключен в тюрьму. Революционный трибунал приговорил его к смертной казни. Вот на каких основаниях был вынесен приговор; они носят самый общий и риторический характер, как тому и следовало быть в краю политики и красноречия: «Учитывая, что Шамбо, бывший дворянин и отец эмигранта, как установлено на основании расследования, проведенного муниципалитетом Вик-Фезенсака, и на основании его собственного признания, закопал в землю большое количество серебряных вещей и огромную сумму наличных денег, чтобы похитить их у нации, тем совершив преступление, покушающееся на нужды национального суверенитета, что он отправил в эмиграцию своего сына и дал ему необходимые средства, чтобы сражаться с друзьями свободы, что он нанял и держал на жаловании людей, созданных, чтобы сражаться с тиранами, и посредством этого склонял их к тому, чтобы вонзить злодейский клинок в сердце свободных людей; учитывая также, что он представляет собой одно из тех существ, которые, к несчастью для рода человеческого, прожили на свете слишком долго, чрезвычайная комиссия приговаривает названного Шамбо к смертной казни.»
Наш милый Юг и в недостатках, и в добродетелях умеет зайти слишком далеко. Террористам в Жере мало было отправить господина де Шамбо на гильотину - им надо было еще отмерить ему изрядную дозу литературной патетики. Смерть без фразы - это для Севера!»
Грустная история, в которой многое кажется очень знакомым. Заметим, что молодой де Шамбо никаких средств с собой не увез, в отличие от
Сезара де Сансака, а попытка закопать ценности и в этом случае не удалась.
Про наших двоих де Шамбо я еще буду рассказывать, но теперь у нас на очереди академик и краевед.
Академик - это Анри Ружон (1853-1914), автор статьи, читатель первого издания мемуаров. Эссеист (в частности, в этой самой газете Le Temps опубликовал несколько десятков очерков), романист не первого ряда, постоянный секретарь Академии Художеств, в 1911 г. избран во Французскую Академию; командор ордена Почетного Легиона. Много лет прослужил в министерстве просвещения, постепенно двигаясь по служебной лестнице, а в 1891 году был назначен на должность начальника Управления изящных искусств (аналог министерства культуры), и на этой должности прослужил до самой смерти.
Анри Ружон в 1912 году, когда его принимали во Французскую Академию.
Вот и автограф имеется.
Видите, в какой хорошей компании я оказалась. А ведь есть еще и краевед, З.Баке, который в то предвоенное лето служил помощником учителя, но уже приобрел репутацию историографа Вик-Фезенсака. Это Закари Баке (1880-1950). На следующий год он уйдет на войну, будет ранен, но все-таки уцелеет, в 1919 окончательно демобилизуется и оставшуюся жизнь проработает учителем, продолжая заниматься историей.
С фронта он будет писать жене письма, из которых потом сложится книга «Дневник фронтовика. Август 1914 - декабрь 1915». Монографию, о которой упоминает Анри Ружон, мне отыскать не удалось, но главы из книги по истории Вик-Фезенсака Закари Баке печатал год за годом в Бюллетене Общества археологии и истории департамента Жер - активным членом этого общества он был на протяжении нескольких десятилетий.
Это фото с обложки "Дневника фронтовика, август 1914 - декабрь 1919"
Бюллетень выходил под разными названиями (общество тоже меняло название) с 1900 года, все номера добрые люди выложили в сеть (
на архивном сайте все номера, на «Галлике» только первый и после 1936):
Bulletin de la Société archéologique, historique littéraire & scientifique du Gers - 65 années disponibles - Gallica
gallica.bnf.fr
Закари Баке очень много интересного нашел по архивам и потом рассказал про свой Вик-Фезенсак. Де Шамбо-отец упоминается в его статьях неоднократно, про его арест, осуждение и казнь есть много подробностей - со временем, может быть, что-то переведу и перескажу. А пока скажем спасибо учителю-краеведу, который находил время заниматься историей и писать ее.
Вот одно из упоминаний о де Шамбо-отце.
Кроме того, он писал о методике преподавания истории и о том, как встроить в школьную программу краеведение:
"Преподавание местной истории в соотнесении с программами начальной школы", опубликовано в Бюллетене Общества краеведения в системе образования департамента Жер - и общество у них было, и бюллетень издавали
В Вик-Фезенсаке есть площадь Закари Баке. Там расположена средняя школа.
Вик-Фезенсак. Красиво.