ПРАВИЛА ЖИЗНИ И РАБОТЫ ДЖОНА ФАУЛЗА
Оригинал взят у daria_mare в ПРАВИЛА ЖИЗНИ И РАБОТЫ ДЖОНА ФАУЛЗА
Ни у кого в моей семье не было литературных талантов или интересов. Кажется, что я пришел из «ниоткуда».
Когда я был маленьким мальчиком, мои родители любили посмеяться над «парнем, который не умеет рисовать» - его звали Пикассо. Глупость родителей ужасала меня.
Если говорить о писателях как об отдельном виде, в них мне, на самом деле, интересна одержимость деятельностью, необходимость продолжать писать. Думаю, это происходит из-за чувства необратимости. В жизни каждого писателя ощущение потери присутствует сильнее, чем у других людей.
Для писателя важно жить в двух мирах, и это, я бы сказал, основной предопределяющий фактор… Неспособность жить в реальности. Поэтому приходится бежать в нереальные миры.
Если вы собираетесь писать романы, вам нужна работа, которая не слишком вас занимает. Потому что написание романов это такое дело, которое требует траты времени и душевных сил. То есть я не думаю, что хороший учитель может писать хорошие романы. А вот плохой учитель может, потому что он не станет слишком выкладываться в классе.
«Коллекционера» я писал по вечерам. Вообще-то, я написал его за месяц каникул. Первый черновик. Вот почему для молодых полезна нехватка времени… Я знаю, что молодые писатели думают: «О, если б только у меня было больше времени»… Времени подумать. Но думаю, такая спешка полезна молодому писателю.
Я не знаю, откуда приходят хорошие идеи. Не знаю, почему одним утром слова идут сами, а другим не идут ни в какую. Не знаю, почему герои не ведут себя так, как я планирую. Кажется, это так глупо. Ты придумал героя. И он должен быть полностью твоим творением. Но, уверен, вам знакомы такие моменты, когда герой заявляет: «Я не стану этого говорить. Ты, может, и запланировал так, но я не стану».
Джон Фаулз с женой
Я начинаю с общей атмосферы, иногда с отдельной сцены, пожалуй, это напоминает съемки фильма. Затем я развиваю сюжет. Обычно 20 000 слов - для меня тот порог, когда ты знаешь, получится книга или нет.
Оригинальное название «Волхва» - «Игра Бога», и, конечно, это книга о том, как человек проходит стадии понимания Бога.
Я думаю, что нужно различать 2 вида писательства: самый важный - это написание первого черновика, процесс больше интуитивный, ты никогда не можешь с точностью сказать, что из этого выйдет, и все хорошие идеи приходят сами собой. Они просто приходят, от строчки к строчке. Но переписывание черновика - это совсем другое.
Ты можешь обожать написанное, но, если это не совсем то, что нужно, приходится вычеркивать.
Людям не хватает загадки. Весомым доказательством, я думаю, служит тот факт, что литературные жанры таинственной истории, детектива и шпионского триллера столь популярны. А нам всем известно, что с коммерческой точки зрения именно эти жанры сегодня наиболее успешны. Я думаю, так происходит повсюду из-за иллюзии, будто наука решила все проблемы, тогда как люди в своей повседневной жизни, осознанно или нет, понимают, что множество вещей так просто не объяснить.
Для меня в загадке есть сила. А готовые ответы что-то разрушают, они как тюрьма.
Я стараюсь дать своим героям свободу, да, но это часть игры, потому что, когда ты притворяешься, что твои герои свободны в действиях, - это всего лишь игра. На самом деле, ты сидишь с ручкой и в любой момент, когда пожелаешь, можешь изменить ход книги.
У меня есть некий архетипический образ, который я ассоциирую с романом. Это путешествие. Такой роман, то есть роман-познание, где центральному герою приходится что-то познавать, действительно, придает повествованию некую энергию. И он, действительно, захватывает читателя, потому что большинство читателей сами хотят что-то познать. То есть это своего рода двигатель. Думаю, двигатель книги.
Писательство я не воспринимаю как работу. Это такое удовольствие, что, даже когда пишется с трудом, все равно удовольствие. Для меня гораздо больше работы в том, чтоб разобраться с жизнью, когда я не пишу.
У меня нет никакого плана. Я никогда не пишу, если не чувствую, что готов. Кроме, пожалуй, одного этапа, самого последнего, когда проверяю написанное и когда надо быть этаким школьным учителем для самого себя. Но обычно никакого плана, никакой фиксированной рутины, ничего такого.
Камера сродни фашизму: она как будто говорит, что позволено видеть только один конкретный образ. Она уничтожает свободу воображения, которой наделены слова, вербальные знаки.
Я один из тех чудаков, которые любят горизонт, пляжи, берег. И если бы мне надо было дать определение идеальному месту жительства, то обязательной составляющей было бы отправляться спать под шум моря.
Я не человек политики, это точно. Одно из моих убеждений состоит в том, что сегодняшние мировые проблемы нельзя решить политическими мерами. Я бы сказал, что решение за социологами или биологами. Я думаю, что только ученые могут по-настоящему управлять обществом сейчас и принимать решения на будущее.
Ни у кого в моей семье не было литературных талантов или интересов. Кажется, что я пришел из «ниоткуда».
Когда я был маленьким мальчиком, мои родители любили посмеяться над «парнем, который не умеет рисовать» - его звали Пикассо. Глупость родителей ужасала меня.
Если говорить о писателях как об отдельном виде, в них мне, на самом деле, интересна одержимость деятельностью, необходимость продолжать писать. Думаю, это происходит из-за чувства необратимости. В жизни каждого писателя ощущение потери присутствует сильнее, чем у других людей.
Для писателя важно жить в двух мирах, и это, я бы сказал, основной предопределяющий фактор… Неспособность жить в реальности. Поэтому приходится бежать в нереальные миры.
Если вы собираетесь писать романы, вам нужна работа, которая не слишком вас занимает. Потому что написание романов это такое дело, которое требует траты времени и душевных сил. То есть я не думаю, что хороший учитель может писать хорошие романы. А вот плохой учитель может, потому что он не станет слишком выкладываться в классе.
«Коллекционера» я писал по вечерам. Вообще-то, я написал его за месяц каникул. Первый черновик. Вот почему для молодых полезна нехватка времени… Я знаю, что молодые писатели думают: «О, если б только у меня было больше времени»… Времени подумать. Но думаю, такая спешка полезна молодому писателю.
Я не знаю, откуда приходят хорошие идеи. Не знаю, почему одним утром слова идут сами, а другим не идут ни в какую. Не знаю, почему герои не ведут себя так, как я планирую. Кажется, это так глупо. Ты придумал героя. И он должен быть полностью твоим творением. Но, уверен, вам знакомы такие моменты, когда герой заявляет: «Я не стану этого говорить. Ты, может, и запланировал так, но я не стану».
Джон Фаулз с женой
Я начинаю с общей атмосферы, иногда с отдельной сцены, пожалуй, это напоминает съемки фильма. Затем я развиваю сюжет. Обычно 20 000 слов - для меня тот порог, когда ты знаешь, получится книга или нет.
Оригинальное название «Волхва» - «Игра Бога», и, конечно, это книга о том, как человек проходит стадии понимания Бога.
Я думаю, что нужно различать 2 вида писательства: самый важный - это написание первого черновика, процесс больше интуитивный, ты никогда не можешь с точностью сказать, что из этого выйдет, и все хорошие идеи приходят сами собой. Они просто приходят, от строчки к строчке. Но переписывание черновика - это совсем другое.
Ты можешь обожать написанное, но, если это не совсем то, что нужно, приходится вычеркивать.
Людям не хватает загадки. Весомым доказательством, я думаю, служит тот факт, что литературные жанры таинственной истории, детектива и шпионского триллера столь популярны. А нам всем известно, что с коммерческой точки зрения именно эти жанры сегодня наиболее успешны. Я думаю, так происходит повсюду из-за иллюзии, будто наука решила все проблемы, тогда как люди в своей повседневной жизни, осознанно или нет, понимают, что множество вещей так просто не объяснить.
Для меня в загадке есть сила. А готовые ответы что-то разрушают, они как тюрьма.
Я стараюсь дать своим героям свободу, да, но это часть игры, потому что, когда ты притворяешься, что твои герои свободны в действиях, - это всего лишь игра. На самом деле, ты сидишь с ручкой и в любой момент, когда пожелаешь, можешь изменить ход книги.
У меня есть некий архетипический образ, который я ассоциирую с романом. Это путешествие. Такой роман, то есть роман-познание, где центральному герою приходится что-то познавать, действительно, придает повествованию некую энергию. И он, действительно, захватывает читателя, потому что большинство читателей сами хотят что-то познать. То есть это своего рода двигатель. Думаю, двигатель книги.
Писательство я не воспринимаю как работу. Это такое удовольствие, что, даже когда пишется с трудом, все равно удовольствие. Для меня гораздо больше работы в том, чтоб разобраться с жизнью, когда я не пишу.
У меня нет никакого плана. Я никогда не пишу, если не чувствую, что готов. Кроме, пожалуй, одного этапа, самого последнего, когда проверяю написанное и когда надо быть этаким школьным учителем для самого себя. Но обычно никакого плана, никакой фиксированной рутины, ничего такого.
Камера сродни фашизму: она как будто говорит, что позволено видеть только один конкретный образ. Она уничтожает свободу воображения, которой наделены слова, вербальные знаки.
Я один из тех чудаков, которые любят горизонт, пляжи, берег. И если бы мне надо было дать определение идеальному месту жительства, то обязательной составляющей было бы отправляться спать под шум моря.
Я не человек политики, это точно. Одно из моих убеждений состоит в том, что сегодняшние мировые проблемы нельзя решить политическими мерами. Я бы сказал, что решение за социологами или биологами. Я думаю, что только ученые могут по-настоящему управлять обществом сейчас и принимать решения на будущее.