Проворонил
Петя сидит за столом красного дерева, тем самым, за которым папа школьные тетрадки проверял. А теперь папа на пенсии и тетрадки больше не проверяет, а пишет книжки. Но это другое… Сейчас всё накренилось, потолок обрушился, и прямо в комнату льет холодный дождь, потому что папа кричит на маму и уже назвал ее собакой! И Петя плачет. Тихо, не навзрыд, но очень горько.
Что там за ссора, почему папа так разнервничался, почему кричит маме: «Ты со своей матерью заодно! Ты такая же! Ты хочешь, чтобы я умер поскорее!? Скоро, скоро!..» - всего этого Петя схватить и понять не может. Только маму так жалко, а она почему-то в ночной рубашке… Наверное, спать ложиться собирается… Петя мечется от папы к маме? Нет. На него снежной лавиной обрушивается острая любовь к Маме. А папа, он неправ! «Сейчас подойду к маме, обниму ее за плечи, обниму крепко-крепко, никогда так не обнимал, и буду держать и спасать!» - судорожно всхлипывает Петя. «Как же это я буду? - От папы спасать? Папа!.. у него злые глаза, хоть и красивые… Вот сейчас подойду к маме, вот … только папа уйдет на кухню».
- Ну, хорошо, я - «собака», но Петю пожалей: он плачет! - говорит мама, стоя в ночной рубашке у книжного шкафа. Папа что-то отвечает посторонним голосом, что Петя разобрать не в состоянии. Тишина.
«Ага, сейчас надо броситься к маме и обнять ее!» Петя ощущает этот порыв так, что мускулы его напрягаются, и он, в самом деле, готов прыгнуть на защиту мамы. Он чувствует мамины плечи, мамину щеку, мамины волосы, мамины руки (они немного шершавые от химических реактивов). Но мама уходит за шкаф, папа принимается разбирать ноты на этажерке и ни на кого не смотрит. Проворонил момент!
«Мама! Мамочка! Я проворонил момент! Я люблю тебя! Я за тебя! Нельзя называть тебя «собакой»! Мама!..»
Но мамы уже нет в комнате. И Петя понимает, что эти объятия, которые стали бы самыми лучшими, самыми чистыми в жизни, они «проворонены» и никогда не повторятся.
Наверное, здесь надо плакать. Наверное. Только слезы не идут.
Утром за завтраком все молчат, свинцово молчат, нехорошо. Но это молчанье продолжается недолго: к обеду уже папа говорит, поглядывая при этом в пустую мамину тарелку. Наконец, мама является к столу, и они долго говорят с папой. Петя пытается отследить мимику, но мимика самая обычная: они говорят о том, что надо сказать Фене, чтобы она постирала постельное белье в новой стиральной машине. Когда стирка заканчивается, то Пете обычно поручают отжимать через валики. Если толстая простыня, то тяжело идет. Зато интересно и весело, да и Феня помогает…
17 фвр. 2016 г.
Что там за ссора, почему папа так разнервничался, почему кричит маме: «Ты со своей матерью заодно! Ты такая же! Ты хочешь, чтобы я умер поскорее!? Скоро, скоро!..» - всего этого Петя схватить и понять не может. Только маму так жалко, а она почему-то в ночной рубашке… Наверное, спать ложиться собирается… Петя мечется от папы к маме? Нет. На него снежной лавиной обрушивается острая любовь к Маме. А папа, он неправ! «Сейчас подойду к маме, обниму ее за плечи, обниму крепко-крепко, никогда так не обнимал, и буду держать и спасать!» - судорожно всхлипывает Петя. «Как же это я буду? - От папы спасать? Папа!.. у него злые глаза, хоть и красивые… Вот сейчас подойду к маме, вот … только папа уйдет на кухню».
- Ну, хорошо, я - «собака», но Петю пожалей: он плачет! - говорит мама, стоя в ночной рубашке у книжного шкафа. Папа что-то отвечает посторонним голосом, что Петя разобрать не в состоянии. Тишина.
«Ага, сейчас надо броситься к маме и обнять ее!» Петя ощущает этот порыв так, что мускулы его напрягаются, и он, в самом деле, готов прыгнуть на защиту мамы. Он чувствует мамины плечи, мамину щеку, мамины волосы, мамины руки (они немного шершавые от химических реактивов). Но мама уходит за шкаф, папа принимается разбирать ноты на этажерке и ни на кого не смотрит. Проворонил момент!
«Мама! Мамочка! Я проворонил момент! Я люблю тебя! Я за тебя! Нельзя называть тебя «собакой»! Мама!..»
Но мамы уже нет в комнате. И Петя понимает, что эти объятия, которые стали бы самыми лучшими, самыми чистыми в жизни, они «проворонены» и никогда не повторятся.
Наверное, здесь надо плакать. Наверное. Только слезы не идут.
Утром за завтраком все молчат, свинцово молчат, нехорошо. Но это молчанье продолжается недолго: к обеду уже папа говорит, поглядывая при этом в пустую мамину тарелку. Наконец, мама является к столу, и они долго говорят с папой. Петя пытается отследить мимику, но мимика самая обычная: они говорят о том, что надо сказать Фене, чтобы она постирала постельное белье в новой стиральной машине. Когда стирка заканчивается, то Пете обычно поручают отжимать через валики. Если толстая простыня, то тяжело идет. Зато интересно и весело, да и Феня помогает…
17 фвр. 2016 г.