«В России все ровно наоборот». Интервью с вирусологом Константином Чумаковым. Часть 2

[rimona]

Академик Михаил Чумаков с сыном Константином,1985 год (фото из личного архива К. Чумакова)

- Давайте все же чуть-чуть отвлечемся от науки, потому что это уже, конечно, политика. Вы сравнивали для себя действия властей США во время пандемии при администрации Трампа и администрации Байдена?

- Мне кажется, что многие переоценивают значение президентов в Америке, президенты приходят и уходят, а профессиональная управленческая система остается. Что значит при Трампе? Он что ли великий вирусолог? И Трамп, и Байден говорят то, что им подсказали советники. И, честно говоря, я не вижу никакой разницы. В смысле лидерства вклад Трампа я оцениваю «на пятерку». Он объединил усилия министерства здравоохранения и министерства обороны: медики вместе с биотехнологической индустрией создадут вакцину, а изготовление, распространение и все остальное возьмут на себя военные, потому что у них есть для этого инфраструктура. Мне кажется, что это было критически важным аспектом в борьбе с коронавирусом. Байден тоже не совершил пока никаких неправильных шагов, но когда он пришел к власти, вакцинация уже шла вовсю. Но это сделала вся страна, и я не знаю, можно ли было сделать лучше. Трамп как лидер каждый день выступал с пресс-конференциями, создавал необходимую обстановку, когда это стало нельзя игнорировать. И сейчас политика в отношении коронавируса никак не изменилась в этом отношении - идет вакцинация, идет достаточно успешно.

- Я правильно поняла: администрация президента США независимо от того, кто занимает пост президента, основывает все свои действия во время пандемии на серьезных рекомендациях специалистов - вирусологов, эпидемиологов?

- Естественно! Только на этом и основывает. Причем это происходит в абсолютно гласном формате - все обсуждения вакцинации с участием ведущих ученых, представителей общественности, все аргументы «за» и «против» - транслировались на ютубе в реальном времени. В Америке вообще нельзя сделать ничего тайно. Любой гражданин страны имеет право запросить информацию у любого чиновника. Конечно, есть какие-то секретные вещи, которые засекречены в интересах национальной безопасности, но такие вещи, как вакцина, - тут все на свету лежит, тут ничего не может быть тайным.

- Вы, наверное, уже ответили на свой вопрос - чем руководствуются лидеры России. В России все ровно наоборот.

- В России все ровно наоборот - все действия государственных органов по умолчанию считаются секретными, пока кто-то не сочтет, что их надо обнародовать.

- Я пишу для российской аудитории, и мне кажется очень важным рассказать читателям, как в странах, где здравоохранение основывается на принципах доказательной медицины, работает система разрешения новых лекарственных средств, включая вакцины, потому что у нас в стране она совсем не работает.

- Я вам расскажу, как это работает. Существует Food and Drug Administration (FDA) [Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов - федеральное агентство, которое находится в подчинении Министерства здравоохранения и социальных служб США и занимается контролем качества пищевых продуктов, лекарственных препаратов, косметических средств, табачных изделий и некоторых других категорий товаров], задача которого обеспечить, чтобы все лекарства, которые применяются, соответствовали самым высоким стандартам, потому что по закону никто не может продавать лекарства и вакцины, про которые не доказано, что они эффективны и безопасны. Для этого и было создано FDA, больше ста лет назад уже [в 1906 году].

Когда какая-нибудь компания разработала новое лекарство или новую вакцину, они приходят в FDA с заявкой, в которой содержится информация о том, в чем состоит идея нового препарата - почему оно должно работать, данные его лабораторных исследований. Заявка рассматривается, и если в ней все разумно и доказательно, выдается разрешение на проведение клинических испытаний на людях. Причем протоколы этих испытаний также заранее предоставляются в FDA, где они подробно изучаются и обсуждаются на предмет безопасности и того, чтобы они смогли дать статистически доказанные результаты. То есть идет такой диалог между создателями препарата и FDA.

Клинические испытания проходят в несколько этапов. В первой фазе участвуют всего 20-30 человек, на которых исследуют безопасность нового препарата. Ее результаты также предоставляются в FDA, где они изучаются, и если все в порядке, выдается разрешение на проведение второй фазы испытаний. В ней уже оценивается способность нового лекарства делать то, что от него ожидается, например, вызывать иммунный ответ, оценивается его оптимальная доза; и на это уже нужно несколько сот человек. И опять все протоколы испытаний сначала утверждаются FDA, результаты их тоже рассматриваются в FDA. И, наконец, наступает этап третьей фазы клинических испытаний - ключевой, когда новый препарат изучается на большом контингенте добровольцев - на десятках тысяч - смотрится и его эффективность, и безопасность.

По окончании третьей фазы инспекторы FDA едут на завод, смотрят, как там все устроено, собирают большое досье о новом препарате. Обычно все эти фазы, инспекции и согласования занимают годы. В конечном итоге, когда FDA убедится, что все хорошо, происходит утверждение препарата и выдается лицензия на его производство и продажу.

Часто перед выдачей лицензии собирается специальный совет из независимых экспертов, который состоит из известных ученых и представителей общественности, который тоже рассматривает собранное FDA досье и выносит свое решение. Это такой интерактивный процесс с участием и индустрии, и академических ученых, и представителей общества.

Но есть запасной, экстремальный механизм, который включается, когда существует критическая ситуация, пандемия, когда нельзя ждать 10 лет, тогда дается временное разрешение на использование не до конца проверенного препарата, потому что другого выхода нет. Пока ни одна вакцина от коронавируса не утверждена по всему спектру, нет полной картины ее безопасности и эффективности, разрешение к применению основано на том, что потенциальный риск от применения препарата меньше, чем та польза, которую он принесет. Испытания проходили не годы, а несколько месяцев, и по полученным результатам было принято решение. Причем критерии проведения этих укороченных испытаний тоже были определены заранее, было сказано: если эффективность от применения вакцины будет больше, чем 50%, и если безопасность будет на таком-то уровне, тогда эта вакцина будет допущена к применению. И когда эти критерии были очень успешно выполнены, тогда состоялось заседание экспертного совета, оно шло 10 часов и транслировалось в прямом эфире на YouTube. Было голосование, и эксперты проголосовали в пользу вакцины. На следующий день FDA разрешило применение вакцины, и буквально через неделю началась массовая вакцинация.

- Голосовали эксперты FDA?

- Нет, ни один сотрудник FDA не принимал участия в голосовании! Это ведущие ученые из университетов, с репутацией. Это называется Advisory Committee [Консультативный комитет] FDA, он специально созывается, и в нем по определению нет ни одного сотрудника FDA. Сотрудники FDA ведут всю черновую работу, они анализируют данные, ведут переговоры с производителями, но прежде, чем принять решение, они выносят его на суд общественности.

- Это всегда так происходит?

- Практически всегда, когда создается по-настоящему новый препарат. Конечно, когда каждый год делают новую вакцину от гриппа, это рутина, и заседание Advisory Committee
FDA не созывают. Но его созывают каждый раз, когда утверждается новый штамм гриппа, из которого будут делать новую вакцину; когда же он утвержден, то включается  стандартная процедура.

Понимаете, какими бы квалифицированными и опытными ни были сотрудники FDA, но все равно совет специалистов очень важен, особенно критически важен он для того, чтобы новые вакцины были приняты населением с доверием, поэтому важно, что это решается не за закрытыми дверями какими-то бюрократами, а в ходе открытой дискуссии среди ученых. Причем там не только ученые, есть просто представители общества.

- Это постоянный совет, или он каждый раз собирается заново по каким-то критериям?

- Членство в этом совете несколько лет, то ли 3, то ли 5, я сейчас точно не вспомню; оно обязательно ротируется, потому что нельзя, чтобы один и тот же человек там все время заседал. Выбирают из известных ученых с хорошей репутацией, их спрашивают, хотят ли они участвовать в этом совете. Если они дают согласие, на следующем этапе их проверяют на наличие конфликта интересов, а вдруг у этого ученого какие-то акции в фармацевтической компании, или у него жена занимает большую должность в такой компании, то есть смотрят, можно ли доверять его суждению, нет ли у него финансовых интересов. Это все давно разработанная система, созданная для того, чтобы избежать необъективности членов совета. Туда также обязательно входят представители производителей и представители сообщества пациентов. И те, и другие не имеют права голоса, но они обязательно принимают участие в обсуждении, могут задавать любые вопросы, что-то заявлять. Это полностью открытый и прозрачный процесс.

- Много вакцин-претендентов было представлено в FDA?

- Туда обращаются все производители, которые хотят быть представлены на рынке США. Например, Pfizer подала заявку. Ее рассмотрели и утвердили. Затем обратилась Moderna, затем Janssen. Сколько всего обращались, я не знаю. Пока у нас есть три вакцины, которые получили разрешение в FDA и применяются в США.

- После одобрения вакцины FDA ее продолжают исследовать?

- Конечно, клиническими испытаниями дело не ограничивается, контроль продолжается и дальше. Это называется пострегистрационные исследования. Например, в какой-то момент была приостановлена иммунизация вакциной Janssen, потому что там возникли тромботические проблемы, потом было проведено расследование и вакцинация была возобновлена, т.к. было признанно, что это не достаточно серьезные основания, чтобы вакцину снимать с применения. Этот мониторинг происходит и сейчас, например, появляются сообщения, что в некоторых редких случаях возникают миокардиты, ученые разбираются, связано это или не связано с вакциной.

- Это именно исследования, которые кем-то финансируются? То есть не случайные разовые истории, а именно полноценные пострегистрационные исследования в период массовой вакцинации?

- Естественно, за этим следит еще и CDC (Centers for Disease Control [Центр по контролю и профилактике заболеваний США]) в Атланте. Там существует целый отдел эпидемиологов, которым поступают сводки со всей страны о побочных эффектах и других проблемах, и они их очень внимательно изучают. Потому что третья фаза клинических испытаний включала 30-40 тысяч человек, побочные эффекты, которые возникают с высокой вероятностью, наверное, можно было выявить на этом этапе. Но когда стали прививаться десятки миллионов, начинают выплывать какие-то очень редкие, но потенциально опасные эффекты, поэтому этот контроль никогда не заканчивается. И эта информация очень важна, потому что рано или поздно эти вакцины надо будет лицензировать, и для тех, кто будет принимать решение, эта информация будет нужна.

- Регуляторы стран Евросоюза примерно по такой же схеме работают?

- В общем, да. Я не уверен, есть ли у них такой открытый механизм, как Advisory Committee, но в принципе регуляторные комиссии разных стран координируют свою деятельность. У них бывают даже совместные совещания, когда встречаются регуляторы США, Канады, стран Европы, иногда и Япония присоединяется, с тем, чтобы определить общую стратегию, чтобы все регуляторные агентства предъявляли производителям примерно одинаковые требования, потому что все большие фармацевтические фирмы - международные, они должны продавать свою продукцию в разных странах. Поэтому существуют международные органы по гармонизации и разработке общих технических руководств и требований к регистрации фармацевтических продуктов, например, ICH. Существует Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ), при ней Экспертный комитет по стандартизации биологических препаратов (ECBS), который вырабатывает общие стандарты. Понимаете, этот процесс - выработка всемирных стандартов - исключительно продуманный, отлаженный и хорошо работающий.

Я часто езжу на заседания ECBS и, к сожалению, там нет ни одного ученого из России. Я не знаю, почему их там нет. Может быть, они не хотят участвовать? Там есть люди откуда угодно, из Нигерии, из Тайланда. Приехать туда может любой желающий. Ну, допустим, в России нет ни одного эксперта такого уровня (хотя, я уверен, что в России наверняка есть эксперты, которые могли бы быть членами этого Комитета), но наблюдателя хотя бы можно прислать? Пускай посидит, послушает, задаст вопросы, поучится немножко.

Вообще, к сожалению, в международных научных организациях очень мало представителей России. И не потому, что их не приглашают, а потому что, наверное, они сами не считают нужным в этом участвовать. Некоторых я вижу, некоторые регулярно приезжают, например, из Центра Чумакова всегда есть представители, не на ECBS, но на каких-то других международных заседаниях, которые проводятся по специфическим вакцинам. У них хорошая репутация, они заинтересованы и приезжают. А в целом, к сожалению, не очень активно Россия участвует.

- А как вы думаете, каковы шансы у российских вакцин быть одобренными ВОЗ? Сейчас ВОЗ  одобрил всего 7 вакцин для экстренного применения, а «Спутник» пока стоит в очереди. Каковы шансы, по вашему мнению, у всех трех зарегистрированных в России вакцин: «Спутник», «КовиВак» и «ЭпиВакКорона» - быть одобренными ВОЗ?

- Трудно сказать, ведь информации про эти вакцины нет практически. Еще про «Спутник» опубликовали пару статей, но у некоторых людей эти статьи вызвали недоумение, они не всех убедили.

Процесс одобрения вакцин ВОЗ похож на регистрацию вакцин национальными регуляторами. Тоже нужно предоставить подробное досье, в котором описано, как вакцина делается, каковы результаты клинических испытаний, какие результаты применения в реальной жизни, обязательно инспекторы должны проверить, соответствует ли это производство и все технологические процессы надлежащим стандартам. То есть, там много технических деталей, которые надо сделать.

Я сам в этом не участвую, но то, что я слышу из СМИ, регуляторы в ВОЗ и Евросоюзе не очень довольны этим [«Спутника»] досье. В нем есть какие-то вещи, которые не освещены, они запрашивают эту информацию, но не получают ее. Недавно инспекторы ВОЗ поехали на завод в Уфу и остались недовольны, там нашлись какие-то нарушения, которые надо исправлять. Обычно этот процесс длительный, и здесь очень важно доверие между теми, кто принимает решение, - регуляторами, и производителями. Большие компании, которые давно работают, знают, как правильно составить это досье, поэтому у них это происходит обычно гладко, между ними и регуляторами нет противостояния. Если им говорят, что нужно предоставить какую-то дополнительную информацию, они ее предоставляют. А производители «Спутника» начинают делать заявления в прессе, что на них давят, их не любят, не уважают. И как вы думаете, у тех, кто запросил информацию, потому что это по закону требуется, не потому что это их прихоть, а так записано в регуляциях, вдруг слышат, что их, казалось бы, партнеры начинают говорить такие вещи - что это необъективно, связано с политическим давлением? Какое у них формируется представление о заявленном продукте? Если бы производитель работал с регуляторами добросовестно и предоставлял всю информацию, которая требуется, и исправлял бы все огрехи, которые могут быть найдены, - то я не вижу причины, почему бы их вакцину не зарегистрировать. Почему бы регуляторное агентство стояло на пути, тем более что многие страны Евросоюза хотят эту вакцину? Никакой политический деятель не может позвонить и сказать: затормозите эту русскую вакцину. Это просто невозможно. Это абсурд.

- Я обратила внимание, что в докладе ВОЗ об инспекции на заводы, производящие «Спутник», говорится о четырех изготовителях, к которым смогли прийти с проверкой инспекторы ВОЗ. А всего в России семь заводов изготавливают «Спутник». То есть три завода, производящие эту вакцину, вообще не проверялись ВОЗ. Меня это очень удивило.

- А меня совсем не удивило, потому что я думаю, что они сами понимают, что эти заводы не пройдут проверку. Понимаете, в России уровень фармацевтической промышленности, как говорится, «ниже плинтуса». Многие годы это было в таком запустении. Когда-то Советский союз производил инновационные вакцины, которые впервые были внедрены в СССР, но постепенно деградация дошла до того, что за последние десятки лет ни одной вакцины создано не было.

Существует Центр иммунобиологических препаратов имени Чумакова, бывший институт полиомиелита, который создал мой отец Михаил Чумаков. Он был первым, кто создал живую полиомиелитную вакцину. Потом они создали вакцину против клещевого энцефалита, они производят вакцину против желтой лихорадки, которая была преквалифицирована ВОЗ и продается в Латинскую Америку и другие страны. То есть это вполне респектабельное учреждение-производитель, который знает, как это делается. Если они один раз прошли преквалификацию ВОЗ [программа ВОЗ по преквалификации
обеспечивает соответствие лекарственных средств, поставляемых закупочными  организациями, допустимым стандартам качества, безопасности и эффективности], то они знают, как это делать. Этот тот Центр, который  создал вакцину «КовиВак».

А, например, Центр имени Гамалеи не создал ни одной вакцины за последние лет 50, а, может быть, и вообще никогда. Это неплохой научно-исследовательский институт, который занимается более-менее фундаментальными разработками, у них квалифицированные кадры, они сделали не такую уж плохую вакцину. Этот «Спутник», скорее всего, по задумке, хорошая вакцина. Ничего инновационного в ней, конечно, нет, эти технологии давно известны, но все равно сделать вакцину - это большое дело. Но у них, по всей видимости, совсем нет опыта, как эту вакцину внедрять, и они совершили много ляпов, за которые теперь приходится расплачиваться. Они скомкали клинические испытания, и теперь очень трудно даже собрать это досье, потому что это было сделано в нарушение принятых правил. Но на ошибках учатся. Может быть, в следующий раз они сработают лучше.

- Мне кажется, что еще одна их большая ошибка была допущена при масштабировании - для массового производства вакцины. Тогда было совершено много нарушений в технологии. И это исправить, наверное, будет сложнее. Как вы думаете?

- Это тоже, конечно. Понимаете, в России есть несколько вполне приличных институтов, где сидят умные люди, которые прошли стажировку в Америке, в Европе. Например, Денис Логунов [создатель вакцины «Спутник»] долго работал в Америке, он вполне мирового класса ученый. Но состояние биотехнологической промышленности вызывает оторопь. Нет производства реактивов, нет промышленного производства оборудования, буквально все приходится завозить из-за рубежа. Все импортное. Поэтому производить лекарственные препараты в России большого смысла нет, все равно все составляющие нужно закупать за рубежом. Начинать надо было с создания промышленности, которая будет производить все с нуля. А так это конвейер по сборке, как автомобили теперь делают в России, когда все детали привозят и где-то там собирают. Примерно так, мне кажется, устроена и фармацевтическая промышленность в России. А вот в Индии ситуация другая. Индия уже давно является одним из лидеров фармацевтической промышленности, дженерики почти все делаются там. У них вполне хорошая биотехнологическая отрасль с большими производственными масштабами. И, насколько я знаю, дженерик AstraZeneca производится в Индии.

- А что вы думаете о перспективах «КовиВака»? У этой вакцины есть шансы быть зарегистрированный ВОЗ?

- Шансы есть, конечно. Я уже сказал, что у них есть опыт в этом.

- Меня смущает, что они до сих пор не опубликовали никаких результатов своих исследований. Кроме интервью в СМИ руководителя центра имени Чумакова нет вообще ничего, никакой научной информации об этой вакцине нет.

- Я считаю, что это, конечно, упущение. Насколько мне известно, они готовят публикации в научных журналах.

Вообще российские ученые очень мало публикуются в международных научных журналах, к сожалению, потому что у многих есть, что публиковать.

- Насколько я поняла из тех же сообщений в СМИ, Центр Чумакова не собирается масштабировать производство вакцины за пределы своего учреждения. С одной стороны, это, наверное, гарантирует качество вакцины, с другой стороны, ее очень мало.

- Мне некоторые люди звонят из Москвы, из России. Знают, что моя фамилия Чумаков, и пытаются выяснить, где бы им достать эту вакцину. То есть, я хочу сказать, что доверие к этой вакцине среди населения гораздо выше, чем к «Спутнику».

- Потому что она создана по традиционным технологиям?

- И из-за традиционных технологий, и потому что сделана институтом, который имеет хорошую репутацию. Поэтому многие с удовольствием привились бы этой вакциной. Но ее мало, не хватает всем желающим. Вина ли это института? Нет. Вот у них есть свои ресурсы, они на их основе делают, что могут. А почему бы правительству, если оно видит, что этой вакциной хотят привиться многие, почему бы ему не обратиться к руководству института с предложением: ребята, что вам нужно, чтобы увеличить производство вакцины - новую площадку, пару миллиардов? Это ведь так просто! Конечно, это не одномоментно делается. Нужны цеха для производства вакцины, оборудованные по третьему уровню биозащиты, ведь это очень опасный вирус, его же выращивают в больших чанах - биореакторах. Но это все можно сделать. Поэтому мне кажется, что здесь недосмотр со стороны правительства. Если в Центре Чумакова действительно сделали вакцину, которой население хочет привиться, то почему бы это не сделать возможным?

- У меня есть частичный ответ на этот вопрос. И тут мы с вами плавно перейдем к третьей вакцине, зарегистрированной в России, - «ЭпиВакКороне». Видимо, чумаковский центр никак не связан с теми, кто может пролоббировать его перед правительством и администрацией президента, в отличие, например, от Центра  вирусологии и биотехнологии «Вектор», на чью вакцину «ЭпиВакКорона» уже выделены несколько миллиардов и будет, наверное, выделено еще больше. Я бы хотела узнать ваше мнение об этой вакцине.

- Это не вакцина, собственно говоря. Это такой исследовательский препарат, идея которого состоит в том, чтобы иммунизировать не целым белком, а его небольшими частями - эпитопами, которые ключевые для создания иммунного ответа. То есть белок - это большой клубок, а некоторые петли этой свернутой в клубок цепи выходят на поверхность и могут связываться с антителами. Эта идея была очень популярна в семидесятые-восьмидесятые годы прошлого века, когда открыли эти эпитопы и ученые подумали, что можно сделать чистенькую вакцину, как это будет здорово. Это красивая идея, но оказалось, что она не работает, и все серьезные исследователи махнули на нее рукой. Но кто-то продолжил исследования, потому что это интересно, с точки зрения фундаментальной науки это хорошая игрушка.

Говорят, что люди, которые привились этой вакциной, не обнаружили у себя антител, а если нет антител, которые вирус нейтрализуют, то какая может быть защита?

Когда я услышал, что «Вектор» сделал такую вакцину, я сразу скептически к этому отнесся. Понимаете, в чем дело, есть такая тенденция в иммунологии. Сначала вакцинировали целыми организмами, даже не очень хорошо очищенными, при этом вакцина хорошо работала, но давала много побочных эффектов, так как в ней было много грязи, грубо говоря. Потом стали очищать вакцину. Потом стали оставлять один белок - делать вакцину более гигиеничной, чистенькой. Генно-инженерные вакцины - в них ничего нет, кроме этого белка. И вот последние этапы этой тенденции - уже эпитопы. Но иммунная система работает так, что она реагирует сразу на комплекс факторов, на наличие каких-то структур, которые не характерны для нормальных человеческих клеток. Поэтому, чем более чистенькая вакцина, тем она менее реактогена, то есть она мало вызывает побочных эффектов, но она и менее эффективна. Это такие ножницы - нельзя получить то и другое сразу. Конечно, это общее правило, но пока нет из него исключений.

Поэтому я сразу скептически отнесся к векторовской вакцине - это кунштюк. А почему ее утвердили, для меня это уже загадка. Но говорят, что там какие-то «неуставные отношения» возникли… Вполне вероятно.

- Собственно, глава Роспотребнадзора Анна Попова является одним из авторов вакцины «ЭпиВакКорона». Тот самый конфликт интересов, который недопустим в цивилизованном мире.

- Да, это беда. Когда-то это был институт с очень хорошей репутацией.

- Пока его не подмял под себя Роспотребнадзор.

- Да, раньше это был «Микробиопром», такое полувоенное учреждение, но, несмотря на это, в то время им заведовал академик Сандахчиев - исключительно яркий и умный человек, ученый с мировым именем, который и создал этот замечательный институт, в котором были очень квалифицированные кадры. Но потом это все захирело… Наверное, там и сейчас есть хорошие ученые, но, по всей видимости, они мимо цели выстрелили.

- Эту вакцину создало семейство Рыжиковых: старший Рыжиков работает на «Векторе» почти с его основания, хотя он не был биологом, он был физиком, когда пришел туда работать; а его сын - частный предприниматель, собственно, название его фирмы и является названием вакцины.

- Этих людей я не знаю. Когда-то я сотрудничал с Львом Степановичем [Сандахчиевым], и он бывал здесь у меня. Это был яркий человек с очень широким кругозором, и он понимал, как надо делать науку. Последний раз, когда мы с ним виделись, именно там, в Новосибирске, там проходила встреча под названием «Международное сотрудничество в области борьбы с возникающими инфекциями» - просто «в яблочко»! На нее приехало человек триста из Европы, два десятка американцев, все ведущие ученые - это была замечательная международная конференция! Мне кажется, частично из-за этого на него стали наезжать. Там была проверка ФСБ: «Что это сюда понаехали иностранцы!». Видимо, уже тогда у него были неприятности. Он все делал открыто, наверное, не уловил, что «ветер дует в другую сторону».

Потом была программа, с которой я сотрудничал, это был международный научно-технический центр, в который входили Россия, Америка, Канада, Япония, Евросоюз - такая конверсионная программа, направленная на то, чтобы помочь ученым, занимавшимся военными разработками, перейти на гражданские исследования - создание вакцин и так далее. В частности, Америка выделяла финансирование «Вектору», чтобы он мог безопасно перестроиться на мирные исследования. А потом, в середине нулевых годов, примерно в 2005-2006, Россия в одностороннем порядке вышла из этого сотрудничества. Кажется, это было уже после смерти Сандахчиева.

В общем, это институт со славной историей, но то, что у него с вакциной получилось, к сожалению, не делает ему чести.

- Надо сказать, несмотря на то, что из «Вектора» годами выдавливали настоящих ученых, заменяя их функционерами, на удивление, там до сих пор остались еще ученые, но они абсолютно в загоне, им не дают финансирования, чтобы их разработки «вышли в свет».

- Это грустно.

- Это очень грустно.

Часть 1
Часть 3