Об опыте психотерапии чувства вины
.
Вина - не только базовая человеческая эмоция, но и категория нравственности как в теологии, так и в философии. Считается, что вина лежит в основе развития личной и социальной ответственности, становления совести. А поскольку совесть - это некое хранилище моральных норм и своего рода внутренний контролер, помогающий человеку строить свое поведение, феномен вины в культуре рассматривается в позитивном ключе. Нравственным социальным идеалом в общественном сознании считается т.н. осознанное, зрелое, признанное человеком в себе чувство вины как предпосылки совести.
Если в философии, религии чувство вины как нравственное переживание, играющее в жизни общества роль социального регулятора, рассматривается только как положительный фактор, то психотерапия, естественно, имеет дело с негативной стороной чувства вины, когда эта нравственная категория становится причиной, провоцирующим и отягчающим фактором различного рода заболеваний.
Начиная с З.Фрейда, который рассматривал чувство вины в качестве первичной мотивации в порождении невроза, проблема чувства вины является одной из важнейших категорий психотерапии самых различных направлений.
Чувство вины появляется в ситуациях, связанных с проблемой ответственности, когда поводом для вины становится как действие, так и неспособность к действиям. По мнению известного специалиста по изучению эмоциональной природы человека К.Э. Изарда, «…причиной для переживания вины с равной легкостью и с равной вероятностью может стать как действие, так и бездействие - то есть как имевшее место чувство, мысль или поступок, противоречащие этическим нормам, так и чувство, мысль или поступок, отсутствовавшие в определенное время и в определенной ситуации, в которой они были уместны или желательны».
В связи с тем, что морально-этические принципы, убеждения впитываются ребенком по мере адаптации к тому окружению, в котором он находится с рождения, по большей части они являются следствием воспитательных мер и родительских установок. Адаптируясь к окружающему миру и культуре, ребенок усваивает морально-этические принципы как часть этого мира и культуры, при отступлении от которых его ждут порицание, унижение, наказание, в том числе наказание отлучением от любви.
Известный психотерапевт Дж. Вайсс пишет о чувстве вины: « …пациент, на которого в детстве обрушивается внезапная беда, склонен считать ее наказанием за какие-то совершенные им поступки. Поскольку он рассматривает это как наказание, то может чувствовать свою вину за случившееся. Чем серьезнее катастрофа, тем более виноватым …будет чувствовать себя ребенок».
Известно, что порог переживания чувства вины зависит от характерологических особенностей личности. Как показывает наш опыт, снижение порога переживания чувства вины до неадекватного (патологического) приводит не только к неврозам, соматическим заболеваниям, психотическим, а, возможно, и генетическим нарушениям.
Чувство вины, особенно если оно неадекватное по силе выраженности и не осознается пациентами, обычно никогда не озвучивается ими как проблема, требующая психологического и психотерапевтического вмешательства. Часто неосознанное чувство вины скрывается под маской повышенной тревожности и аффективности, навязчивых страхов, депрессий, психосоматических заболеваний, различной психопатологической симптоматики. Если психолог или психотерапевт не принимают во внимание возможное присутствие неадекватного чувства вины у пациента, то психотерапия заявленных проблем может быть безуспешной или будет иметь кратковременный эффект.
В некоторых случаях чувство вины может оказаться самостоятельной мотивационной переменной, запускающей болезненные состояния различной сложности и тяжести. Рассмотрим примеры такой самостоятельной мотивационной причины неадекватного чувства вины у 6 взрослых пациентов (возраст - от 21 до 45 лет). Это 2 случая внезапных психосоматических нарушений, 2 случая психотических реакций и 2 случая предполагаемых генетических нарушений.
История А. Пациенту 21 год, за неделю до обращения к психологу демобилизовался из армии, ветеран боевых действий, хотя в военных действиях не участвовал. Приведен бабушкой, которая живет в деревне и воспитывала его с 6 лет. Он нежеланный ребенок, рожден вне брака. Мать живет и работает в городе, часто меняет мужей. В детстве мальчик редко видел мать, обижался на нее и решил, что он виноват в том, что отец не женился на матери, и мать из-за этого отвергает его.
Серьезной психотравмой для мальчика в 7 лет стала внезапная смерть от инсульта деда, которого он очень любил. Дед скончался дома, когда никого не было, мальчик в это время играл на улице. После случившегося мать сказала, что, если бы он был дома, может быть, дед бы не умер, таким образом еще более усилив чувство вины и ответственности сына за смерть деда. Для мальчика стало привычной реакцией - брать на себя вину и ответственность за несовершенные поступки.
По рассказам бабушки, внук был очень добрым, работящим, писал из армии, что скучает. Однако после приезда внук стал странным, ничему не радуется, ко всему равнодушен, не хочет никого видеть, стал все забывать, жалуется на головную боль, в глазах все время блестят слезы. Бабушка боялась, что внука контузило или ранило, а он ничего не рассказывает. Больше всего ее тревожило то, что внук ничего не помнит, все забывает. Обратилась к врачам и внуку дали направление в областную больницу, но перед этим решила проконсультироваться у психолога.
Сам пациент отрицал какие-либо контузии и ранения. Рассказал, что в армии было трудно вначале, потом ему даже понравилось служить, и он с друзьями решил остаться контрактником. Однако он не прошел тестирование и ему пришлось уехать, тогда как все его сослуживцы остались служить на контрактной основе. После приезда его стало все раздражать, появились головные боли, тяжесть в голове, головокружение, забывчивость. Он рассказывал, что «приехал и потерялся», что он до сих пор «находится не здесь, а там», «тело здесь, а душа там, в армии». Он чувствовал сильную вину за то, что подвел товарищей, не пройдя тестирование.
Был проведен сеанс эриксоновского гипноза. Основной темой, которая прорабатывалась во время психотерапии, была проблема вины и ложной ответственности как в детских травматических опытах, так и в связи с ситуацией заключения контракта. После сеанса у пациента высохли слезы, ему стало легко, исчезла тяжесть и боль в голове, «голова освободилась». Парень признался, что у него такое чувство, как- будто он только что приехал из армии, и теперь его не тянет в армию (хотел на днях уезжать обратно). Дальнейшие наблюдения показали, что память у пациента нормализовалась, головных болей и головокружения нет, глаза не слезятся, на мать не держит обиду. Рад, что не остался служить в армии, так как устроился на хорошую работу.
История Б. Пациент - врач-терапевт, женщина 45 лет, очень яркая и красивая. Приехала на сертификационный цикл в Москву, заканчивала свое обучение и на днях должна была сдать экзамены, получить сертификат и улететь к себе в сибирский городок. Моей пациенткой стала на следующий день после нашего знакомства, когда я поселилась к ней в гостиницу. Узнав, что я приехала на обучение по психотерапии, очень заинтересовалась и к вечеру совершенно неожиданно разговорилась, и получилась исповедь на несколько часов
. Рассказала о семье, детстве, проблемах с мужем, о любовнике, который появился год назад. Рассказывая о детских переживаниях и страхах разоблачения, что муж и взрослая дочь узнают о ее встречах с известным человеком, она раскраснелась, разволновалась, не раз вставала с постели, прохаживалась и вновь ложилась. Монолог продолжался до полуночи. Я задала только несколько уточняющих вопросов о детских переживаниях, о том, когда она уехала с матерью в другой город, где жил новый муж матери. Оказалось, спустя короткое время после развода отец умер, и девочка, которой тогда было 8 лет, решила, что она виновата в его смерти, потому что уехала с матерью. Она сказала, что до сих пор тяжело переживает, вспоминая о смерти отца, как- будто вновь оказывается в той ситуации.
На следующее утро моя знакомая сообщила, что у нее аппендицит и ей придется лечь на операцию, что было очень некстати (экзамены не сданы, билеты куплены, денег нет, госпитализация в чужом городе - все стало сложной проблемой). На вопрос, возможно, у нее ложная тревога, она заявила, что как терапевт с 25 -летним стажем, она прекрасно осознает свое состояние и даже сообщила, когда по клинике у нее должна подняться температура. Убедившись в правильности диагноза, она договорилась с начальством о госпитализации. Сообщив, что вся клиника развивается по классической схеме, она решила часа через 2 ехать в больницу и, несмотря на боль, стала собираться со слезами на глазах.
Понимая, откуда у моей новой знакомой вдруг разыгрался аппендицит, я предложила ей психотерапию, с целью успокоить перед операцией. Она согласилась на эриксоновский гипноз. Во время сеанса у пациентки была проработана проблема вины, ответственности, греховности, наказания как в детских переживаниях, так и в настоящих. После сеанса женщина заснула, проснулась без боли, температуры, однако у нее как у врача остались сомнения в том, что симптомы не вернутся. Она предположила, что во время гипноза произошло только обезболивание. Когда же поняла, что сеанс ей помог, и она чудом обошлась без операции, долго не могла осознать, поверить, что такое может быть. Ее знания и опыт врача-терапевта противились принять ей то, что с ней произошло.
Таким образом, обе истории служат примером стремительно развившихся симптомов под мощным влиянием сильно выраженного чувства вины.
Две следующие истории свидетельствуют о чувстве вины как мотивирующей силы для развития психопатологических реакций.
История 1. Пациент С.,29 лет, живет в деревне с родителями, работает по дому, строит себе новый дом. Закончил 3 курса института. Не женат. Приведен матерью, фельдшером. Она рассказала, что сын психически болен, но на учете не состоит, т.к. она сама не хочет, чтоб все узнали о его психиатрическом диагнозе, сын тоже против обращения к психиатрам, т.к. боится, что уложат в психбольницу. Сына лечит сама транквилизаторами, успокаивающими травами. Только один раз в 17 лет по направлению военкомата лежал в психоневрологическом отделении областной больницы с диагнозом, по словам матери, «реактивный невроз». Мать договорилась там, чтобы никаких психиатрических диагнозов в выписках из истории болезни сына не было записано.
По словам матери, сын ни с кем не может общаться, раздражительный, мнительный, вспыльчивый, его постоянно, днем и ночью мучают мысли, что он никчемный и все делает неправильно. Отец постоянно критиковал, не верил в болезнь сына, думал, что притворяется, «придуривается». Мать отмечала, что сын был нежеланным, была попытка аборта, что во время беременности пережила сильные стрессы. Ребенок в детстве 2 раза падал с высоты без всяких видимых последствий. Со слов самого пациента, в школе учился хорошо, всегда был лидером.
Когда мальчику было 7 лет, на его глазах утонул его дядя, после чего мальчик какое-то время не мог спать, есть, появились страхи. Мальчик сильно страдал после смерти дяди. Хотя он не озвучивал это, по его рассказу можно было понять, что он взял вину за смерть дяди на себя. Когда учился в институте, в драке убили его друга, после чего у него на следующий день появился туман в голове, возникли сильная тревога, постоянный дискомфорт, разбитость, « чужие мысли» в голове, временами тело ощущал не своим, а руки с локтя постоянно ощущал не своими, «как будто резиновая кожа, которая не чувствует». Рассказывал, что его голову сжимает туман, «туман и внутри, и снаружи». « Не могу пробить этот туман, нет ощущения реальности. Ловлю реальность, но не могу поймать. 10 лет вокруг все серо, хочу вернуться назад, когда не было тумана и все было разноцветным»,- рассказывал он о своем состоянии, к которому он относился достаточно критически.
После сеанса эриксоновского гипноза у пациента исчезли все переживания чувства вины и ответственности за те трагедии, в которых он не был виноват (смерть дяди и друга), исчезли все неадекватные ощущения в теле (напряжение в теле, ощущения тумана и чувство дереализации, деперсонализации), голова прояснилась и освободилась от мучительных сомнений. Несмотря на то, что пациенту было предложено продолжить психотерапию, они приехали с матерью только через 2 года, чтобы получить еще один сеанс психотерапии перед свадьбой. Мать сообщила, что сын стал нормальным, прежним, стал общаться и даже познакомился с девушкой и решил жениться. Сам пациент сказал, что стал забывать те 10 лет мучений, которые он пережил, радовался, что нет страхов, мучительных мыслей, сожалел, что 10 лет жизни прошли зря.
История 2. Пациентка Д., 23 года, замужем, ребенку 2 года. Десятый, младший ребенок в семье, которую воспитывали старшие дети. Религиозная, считает спиртное грехом. Приведена старшей сестрой и мужем с жалобами, что стала странной, не делает привычную работу, только сидит или спит, невпопад отвечает на вопросы или отвечает односложно (только «да» и «нет»), в основном все время молчит, перестала интересоваться ребенком, ко всему равнодушна. Такое состояние - в течение 10 дней. Участковый терапевт дала направление в областную психиатрическую больницу. Перед поездкой в область решили показаться психологу.
Обращают на себя внимание «пустые» глаза, амимичное лицо, безвольно висящие вдоль тела руки, на вопросы не отвечает, но простые просьбы выполняет (садится, встает, поворачивается). По рассказам сестры: нежеланная дочь, росла спокойной. Психотравма: в 7 лет повесился отец, и она видела, как он висел, как его снимали с петли. После случившегося долго не разговаривала ни с кем, стала всего бояться, не может оставаться дома одна. Проявления реактивного психоза появились после того, как она испугалась, что муж попал в аварию. Муж-водитель утром уехал, а вечером не вернулся, и кто-то сообщил, что муж не приедет. Вечером она пошла к сестрам, а те, чтоб успокоить, заставили выпить 2 рюмки самогона. После этого она заснула и 3 дня спала, даже когда увидела мужа - не прореагировала.
Когда проснулась, стала странной, после чего обратились к врачу.
Во время эриксоновского гипноза, направленного на отпущение грехов, переформирование чувства вины и ложной ответственности, лицо пациентки стало оживляться, появился румянец. После сеанса на глазах появились слезы, а на лице - улыбка и стала спокойно отвечать на вопросы. Она рассказала, что в голове была тяжесть, а язык был такой тяжелый, что она не могла им шевелить, о других ощущениях не помнила.
Наблюдается 2 года. Родила еще одного ребенка, стала работать, живут с семьей в городе. Состояние нормализовалось, избавилась от страхов, стала более уверенной и разговорчивой. Вспоминая детство, рассказала, что после смерти отца каждый день вспоминала его, постоянно думала о нем, винила себя и мать, что не спасли отца. После того сеанса перестала думать об отце, больше не переживала о нем.
Таким образом, в обоих случаях в детском возрасте мои пациенты взяли на себя ответственность за произошедшие несчастья и стали винить в них себя.
В связи с тем, что детский опыт переживания тяжелых психотравм запускает вместе с тревогой страх, что беда может повториться, то у ребенка появляется готовность в дальнейшей своей жизни снова принять ответственность за любые несчастья, происходящие вокруг. Даже если в детстве тяжелая психотравма проходит на первый взгляд бесследно, она дает о себе знать уже во взрослом состоянии, когда повторяется похожая по тяжести переживаний травматическая ситуация. Тогда у человека вновь появляется знакомое чувство вины, и невыносимость тяжелых эмоциональных переживаний приводит к срыву психозащитных механизмов и к психотическим реакциям.
Следующие 2 истории пациентов позволяют судить о возможности влияния неадекватно сильного чувства вины на изменения генетического механизма. В отличие от предыдущих историй, в которых чувство вины до психотерапии пациентами не осознавались, в этих 2 случаях чувство вины стали осознаваться до психотерапии, но эти переживания не связывались ими с детскими психотравмами и чувствами вины.
История 1. Пациентка Л., 45 лет, замужем, имеет сына 6 лет с синдромом Дауна. По первому образованию учительница. После рождения сына выучилась на психолога. Зайдя к психологу на консультацию в отношении энкопреза и неуправляемого поведения сына, она сразу заявила, что психотерапия - обман, что ее 6 лет лечат от депрессии лучшие специалисты, но никто не помог.
Основной запрос ее состоял в том, что она чувствует себя раздавленной из-за отношений со своей начальницей и младшей сестрой. В отношении к сестре присутствовала сильная обида и гнев, что сестра сразу после своего рождения сделала ее несчастной, лишив ее любви родителей и подчинив себе ее жизнь. Она призналась, что всегда чувствовала себя нелюбимой, во всех своих несчастьях всегда винила сестру. Родители ее всегда упрекали в том, что она недостаточно любит сестру. Зациклившись на отношениях с сестрой, она даже не хотела иметь детей, однако выйдя замуж, родила в 19 лет мальчика с синдромом Дауна.
Молодым родителям предложили отказаться от ребенка, предупредив, что он не жилец и совсем скоро умрет. Ни разу не увидев ребенка, они отказались от него и 20 лет жили «для себя». Когда в 39 лет пациентка забеременела, она вдруг впала в депрессию, так как знала, что родит ребенка-Дауна, несмотря на то что они с мужем прошли все необходимые анализы и исследования перед беременностью. Пациентка рассказала, что во время беременности у нее внезапно, как озарение, появилось чувство вины за оставленного в роддоме 20 лет назад больного ребенка. Во время беременности постоянно повторяла про себя и даже пела: « Мой ребенок - дауненок». Надо отметить, что до второй беременности она полностью вытеснила факт рождения первого ребенка-Дауна.
После проведенной психотерапии, направленной на освобождение от чувства вины, ложной ответственности за поведение родителей, жизнь сестры, она перестала чувствовать себя раздавленной, перестала стыдиться своего ребенка, к ней вернулись материнские чувства, которых не было, и она стала больше заботиться о ребенке, перестала обижаться на сестру и ненавидеть начальницу.
Конечно, история этой пациентки не позволяет однозначно утверждать, что генетические нарушения в ее организме были обусловлены именно чувством вины и переживаниями, связанными с этим разрушительным для нее чувством. Для этого нет объективных доказательств. Но то, что многолетняя психотравма и чувство вины могли дать генетический сбой при зачатии второго ребенка, вполне допустимо, и это подтверждается историей другой пациентки.
История 2. Пациентка Н., 26 лет, учительница, замужем, ребенку 4 года, пришла на консультацию в связи с энурезом ребенка. Роды в срок, ребенок желанный, семья благополучная. У ребенка не было 1 фаланги на мизинце левой руки. Ни у одного из родственников с обеих сторон таких проблем не было. Предупреждая мой вопрос, пациентка сказала, что ее наказал бог и рассказала историю, как в детстве, оставшись с сестрой, младше ее на 2 года, она недосмотрела, как младшей сестре отрезало часть мизинца левой руки.
Мама постоянно попрекала ее, прямо обвиняя в случившемся. Девочка, взяв на себя ответственность и вину за «свой» проступок, сильно переживала. Но самым удивительным было то, что она родила ребенка с отсутствовавшей фалангой мизинца левой руки, что свидетельствует о произошедших генетических сбоях под влиянием тяжелых переживаний чувства вины. Это было воспринято ею и матерью как божье наказание. В то же время ее младшая сестра родила 2 детей без всяких проблем с пальцами.
С пациенткой был проведен сеанс эриксоновского гипноза с целью преодоления чувства вины и ложной ответственности за судьбу сестры, после которой у пациентки исчезли напряжение в теле, чувство тревоги и тяжесть в сердце.
Таким образом, можно констатировать, что во всех наблюдаемых случаях пациенты в детстве имели серьезный травматический опыт, последствием которого стало принятие ими ответственности на себя за поведение взрослых и за само негативное событие. Мы видим, что такое принятие ответственности за совершенные и несовершенные поступки, действия, ложится непосильной ношей на плечи детей и запускает у них чувство вины, приводящее к невыносимым страданиям. Именно тяжелое чувство вины, идущее от травматического детского опыта, в свою очередь, становится запускающим моментом той самой самостоятельной мотивационной переменной, которая может приводить к различным соматическим, психотическим, а, возможно, и генетическим нарушениям у взрослых, особенно при переживании нового травматического опыта.
Статья опубликована в журнале "Психотерапия" за 2009 год, №!
Вина - не только базовая человеческая эмоция, но и категория нравственности как в теологии, так и в философии. Считается, что вина лежит в основе развития личной и социальной ответственности, становления совести. А поскольку совесть - это некое хранилище моральных норм и своего рода внутренний контролер, помогающий человеку строить свое поведение, феномен вины в культуре рассматривается в позитивном ключе. Нравственным социальным идеалом в общественном сознании считается т.н. осознанное, зрелое, признанное человеком в себе чувство вины как предпосылки совести.
Если в философии, религии чувство вины как нравственное переживание, играющее в жизни общества роль социального регулятора, рассматривается только как положительный фактор, то психотерапия, естественно, имеет дело с негативной стороной чувства вины, когда эта нравственная категория становится причиной, провоцирующим и отягчающим фактором различного рода заболеваний.
Начиная с З.Фрейда, который рассматривал чувство вины в качестве первичной мотивации в порождении невроза, проблема чувства вины является одной из важнейших категорий психотерапии самых различных направлений.
Чувство вины появляется в ситуациях, связанных с проблемой ответственности, когда поводом для вины становится как действие, так и неспособность к действиям. По мнению известного специалиста по изучению эмоциональной природы человека К.Э. Изарда, «…причиной для переживания вины с равной легкостью и с равной вероятностью может стать как действие, так и бездействие - то есть как имевшее место чувство, мысль или поступок, противоречащие этическим нормам, так и чувство, мысль или поступок, отсутствовавшие в определенное время и в определенной ситуации, в которой они были уместны или желательны».
В связи с тем, что морально-этические принципы, убеждения впитываются ребенком по мере адаптации к тому окружению, в котором он находится с рождения, по большей части они являются следствием воспитательных мер и родительских установок. Адаптируясь к окружающему миру и культуре, ребенок усваивает морально-этические принципы как часть этого мира и культуры, при отступлении от которых его ждут порицание, унижение, наказание, в том числе наказание отлучением от любви.
Известный психотерапевт Дж. Вайсс пишет о чувстве вины: « …пациент, на которого в детстве обрушивается внезапная беда, склонен считать ее наказанием за какие-то совершенные им поступки. Поскольку он рассматривает это как наказание, то может чувствовать свою вину за случившееся. Чем серьезнее катастрофа, тем более виноватым …будет чувствовать себя ребенок».
Известно, что порог переживания чувства вины зависит от характерологических особенностей личности. Как показывает наш опыт, снижение порога переживания чувства вины до неадекватного (патологического) приводит не только к неврозам, соматическим заболеваниям, психотическим, а, возможно, и генетическим нарушениям.
Чувство вины, особенно если оно неадекватное по силе выраженности и не осознается пациентами, обычно никогда не озвучивается ими как проблема, требующая психологического и психотерапевтического вмешательства. Часто неосознанное чувство вины скрывается под маской повышенной тревожности и аффективности, навязчивых страхов, депрессий, психосоматических заболеваний, различной психопатологической симптоматики. Если психолог или психотерапевт не принимают во внимание возможное присутствие неадекватного чувства вины у пациента, то психотерапия заявленных проблем может быть безуспешной или будет иметь кратковременный эффект.
В некоторых случаях чувство вины может оказаться самостоятельной мотивационной переменной, запускающей болезненные состояния различной сложности и тяжести. Рассмотрим примеры такой самостоятельной мотивационной причины неадекватного чувства вины у 6 взрослых пациентов (возраст - от 21 до 45 лет). Это 2 случая внезапных психосоматических нарушений, 2 случая психотических реакций и 2 случая предполагаемых генетических нарушений.
История А. Пациенту 21 год, за неделю до обращения к психологу демобилизовался из армии, ветеран боевых действий, хотя в военных действиях не участвовал. Приведен бабушкой, которая живет в деревне и воспитывала его с 6 лет. Он нежеланный ребенок, рожден вне брака. Мать живет и работает в городе, часто меняет мужей. В детстве мальчик редко видел мать, обижался на нее и решил, что он виноват в том, что отец не женился на матери, и мать из-за этого отвергает его.
Серьезной психотравмой для мальчика в 7 лет стала внезапная смерть от инсульта деда, которого он очень любил. Дед скончался дома, когда никого не было, мальчик в это время играл на улице. После случившегося мать сказала, что, если бы он был дома, может быть, дед бы не умер, таким образом еще более усилив чувство вины и ответственности сына за смерть деда. Для мальчика стало привычной реакцией - брать на себя вину и ответственность за несовершенные поступки.
По рассказам бабушки, внук был очень добрым, работящим, писал из армии, что скучает. Однако после приезда внук стал странным, ничему не радуется, ко всему равнодушен, не хочет никого видеть, стал все забывать, жалуется на головную боль, в глазах все время блестят слезы. Бабушка боялась, что внука контузило или ранило, а он ничего не рассказывает. Больше всего ее тревожило то, что внук ничего не помнит, все забывает. Обратилась к врачам и внуку дали направление в областную больницу, но перед этим решила проконсультироваться у психолога.
Сам пациент отрицал какие-либо контузии и ранения. Рассказал, что в армии было трудно вначале, потом ему даже понравилось служить, и он с друзьями решил остаться контрактником. Однако он не прошел тестирование и ему пришлось уехать, тогда как все его сослуживцы остались служить на контрактной основе. После приезда его стало все раздражать, появились головные боли, тяжесть в голове, головокружение, забывчивость. Он рассказывал, что «приехал и потерялся», что он до сих пор «находится не здесь, а там», «тело здесь, а душа там, в армии». Он чувствовал сильную вину за то, что подвел товарищей, не пройдя тестирование.
Был проведен сеанс эриксоновского гипноза. Основной темой, которая прорабатывалась во время психотерапии, была проблема вины и ложной ответственности как в детских травматических опытах, так и в связи с ситуацией заключения контракта. После сеанса у пациента высохли слезы, ему стало легко, исчезла тяжесть и боль в голове, «голова освободилась». Парень признался, что у него такое чувство, как- будто он только что приехал из армии, и теперь его не тянет в армию (хотел на днях уезжать обратно). Дальнейшие наблюдения показали, что память у пациента нормализовалась, головных болей и головокружения нет, глаза не слезятся, на мать не держит обиду. Рад, что не остался служить в армии, так как устроился на хорошую работу.
История Б. Пациент - врач-терапевт, женщина 45 лет, очень яркая и красивая. Приехала на сертификационный цикл в Москву, заканчивала свое обучение и на днях должна была сдать экзамены, получить сертификат и улететь к себе в сибирский городок. Моей пациенткой стала на следующий день после нашего знакомства, когда я поселилась к ней в гостиницу. Узнав, что я приехала на обучение по психотерапии, очень заинтересовалась и к вечеру совершенно неожиданно разговорилась, и получилась исповедь на несколько часов
. Рассказала о семье, детстве, проблемах с мужем, о любовнике, который появился год назад. Рассказывая о детских переживаниях и страхах разоблачения, что муж и взрослая дочь узнают о ее встречах с известным человеком, она раскраснелась, разволновалась, не раз вставала с постели, прохаживалась и вновь ложилась. Монолог продолжался до полуночи. Я задала только несколько уточняющих вопросов о детских переживаниях, о том, когда она уехала с матерью в другой город, где жил новый муж матери. Оказалось, спустя короткое время после развода отец умер, и девочка, которой тогда было 8 лет, решила, что она виновата в его смерти, потому что уехала с матерью. Она сказала, что до сих пор тяжело переживает, вспоминая о смерти отца, как- будто вновь оказывается в той ситуации.
На следующее утро моя знакомая сообщила, что у нее аппендицит и ей придется лечь на операцию, что было очень некстати (экзамены не сданы, билеты куплены, денег нет, госпитализация в чужом городе - все стало сложной проблемой). На вопрос, возможно, у нее ложная тревога, она заявила, что как терапевт с 25 -летним стажем, она прекрасно осознает свое состояние и даже сообщила, когда по клинике у нее должна подняться температура. Убедившись в правильности диагноза, она договорилась с начальством о госпитализации. Сообщив, что вся клиника развивается по классической схеме, она решила часа через 2 ехать в больницу и, несмотря на боль, стала собираться со слезами на глазах.
Понимая, откуда у моей новой знакомой вдруг разыгрался аппендицит, я предложила ей психотерапию, с целью успокоить перед операцией. Она согласилась на эриксоновский гипноз. Во время сеанса у пациентки была проработана проблема вины, ответственности, греховности, наказания как в детских переживаниях, так и в настоящих. После сеанса женщина заснула, проснулась без боли, температуры, однако у нее как у врача остались сомнения в том, что симптомы не вернутся. Она предположила, что во время гипноза произошло только обезболивание. Когда же поняла, что сеанс ей помог, и она чудом обошлась без операции, долго не могла осознать, поверить, что такое может быть. Ее знания и опыт врача-терапевта противились принять ей то, что с ней произошло.
Таким образом, обе истории служат примером стремительно развившихся симптомов под мощным влиянием сильно выраженного чувства вины.
Две следующие истории свидетельствуют о чувстве вины как мотивирующей силы для развития психопатологических реакций.
История 1. Пациент С.,29 лет, живет в деревне с родителями, работает по дому, строит себе новый дом. Закончил 3 курса института. Не женат. Приведен матерью, фельдшером. Она рассказала, что сын психически болен, но на учете не состоит, т.к. она сама не хочет, чтоб все узнали о его психиатрическом диагнозе, сын тоже против обращения к психиатрам, т.к. боится, что уложат в психбольницу. Сына лечит сама транквилизаторами, успокаивающими травами. Только один раз в 17 лет по направлению военкомата лежал в психоневрологическом отделении областной больницы с диагнозом, по словам матери, «реактивный невроз». Мать договорилась там, чтобы никаких психиатрических диагнозов в выписках из истории болезни сына не было записано.
По словам матери, сын ни с кем не может общаться, раздражительный, мнительный, вспыльчивый, его постоянно, днем и ночью мучают мысли, что он никчемный и все делает неправильно. Отец постоянно критиковал, не верил в болезнь сына, думал, что притворяется, «придуривается». Мать отмечала, что сын был нежеланным, была попытка аборта, что во время беременности пережила сильные стрессы. Ребенок в детстве 2 раза падал с высоты без всяких видимых последствий. Со слов самого пациента, в школе учился хорошо, всегда был лидером.
Когда мальчику было 7 лет, на его глазах утонул его дядя, после чего мальчик какое-то время не мог спать, есть, появились страхи. Мальчик сильно страдал после смерти дяди. Хотя он не озвучивал это, по его рассказу можно было понять, что он взял вину за смерть дяди на себя. Когда учился в институте, в драке убили его друга, после чего у него на следующий день появился туман в голове, возникли сильная тревога, постоянный дискомфорт, разбитость, « чужие мысли» в голове, временами тело ощущал не своим, а руки с локтя постоянно ощущал не своими, «как будто резиновая кожа, которая не чувствует». Рассказывал, что его голову сжимает туман, «туман и внутри, и снаружи». « Не могу пробить этот туман, нет ощущения реальности. Ловлю реальность, но не могу поймать. 10 лет вокруг все серо, хочу вернуться назад, когда не было тумана и все было разноцветным»,- рассказывал он о своем состоянии, к которому он относился достаточно критически.
После сеанса эриксоновского гипноза у пациента исчезли все переживания чувства вины и ответственности за те трагедии, в которых он не был виноват (смерть дяди и друга), исчезли все неадекватные ощущения в теле (напряжение в теле, ощущения тумана и чувство дереализации, деперсонализации), голова прояснилась и освободилась от мучительных сомнений. Несмотря на то, что пациенту было предложено продолжить психотерапию, они приехали с матерью только через 2 года, чтобы получить еще один сеанс психотерапии перед свадьбой. Мать сообщила, что сын стал нормальным, прежним, стал общаться и даже познакомился с девушкой и решил жениться. Сам пациент сказал, что стал забывать те 10 лет мучений, которые он пережил, радовался, что нет страхов, мучительных мыслей, сожалел, что 10 лет жизни прошли зря.
История 2. Пациентка Д., 23 года, замужем, ребенку 2 года. Десятый, младший ребенок в семье, которую воспитывали старшие дети. Религиозная, считает спиртное грехом. Приведена старшей сестрой и мужем с жалобами, что стала странной, не делает привычную работу, только сидит или спит, невпопад отвечает на вопросы или отвечает односложно (только «да» и «нет»), в основном все время молчит, перестала интересоваться ребенком, ко всему равнодушна. Такое состояние - в течение 10 дней. Участковый терапевт дала направление в областную психиатрическую больницу. Перед поездкой в область решили показаться психологу.
Обращают на себя внимание «пустые» глаза, амимичное лицо, безвольно висящие вдоль тела руки, на вопросы не отвечает, но простые просьбы выполняет (садится, встает, поворачивается). По рассказам сестры: нежеланная дочь, росла спокойной. Психотравма: в 7 лет повесился отец, и она видела, как он висел, как его снимали с петли. После случившегося долго не разговаривала ни с кем, стала всего бояться, не может оставаться дома одна. Проявления реактивного психоза появились после того, как она испугалась, что муж попал в аварию. Муж-водитель утром уехал, а вечером не вернулся, и кто-то сообщил, что муж не приедет. Вечером она пошла к сестрам, а те, чтоб успокоить, заставили выпить 2 рюмки самогона. После этого она заснула и 3 дня спала, даже когда увидела мужа - не прореагировала.
Когда проснулась, стала странной, после чего обратились к врачу.
Во время эриксоновского гипноза, направленного на отпущение грехов, переформирование чувства вины и ложной ответственности, лицо пациентки стало оживляться, появился румянец. После сеанса на глазах появились слезы, а на лице - улыбка и стала спокойно отвечать на вопросы. Она рассказала, что в голове была тяжесть, а язык был такой тяжелый, что она не могла им шевелить, о других ощущениях не помнила.
Наблюдается 2 года. Родила еще одного ребенка, стала работать, живут с семьей в городе. Состояние нормализовалось, избавилась от страхов, стала более уверенной и разговорчивой. Вспоминая детство, рассказала, что после смерти отца каждый день вспоминала его, постоянно думала о нем, винила себя и мать, что не спасли отца. После того сеанса перестала думать об отце, больше не переживала о нем.
Таким образом, в обоих случаях в детском возрасте мои пациенты взяли на себя ответственность за произошедшие несчастья и стали винить в них себя.
В связи с тем, что детский опыт переживания тяжелых психотравм запускает вместе с тревогой страх, что беда может повториться, то у ребенка появляется готовность в дальнейшей своей жизни снова принять ответственность за любые несчастья, происходящие вокруг. Даже если в детстве тяжелая психотравма проходит на первый взгляд бесследно, она дает о себе знать уже во взрослом состоянии, когда повторяется похожая по тяжести переживаний травматическая ситуация. Тогда у человека вновь появляется знакомое чувство вины, и невыносимость тяжелых эмоциональных переживаний приводит к срыву психозащитных механизмов и к психотическим реакциям.
Следующие 2 истории пациентов позволяют судить о возможности влияния неадекватно сильного чувства вины на изменения генетического механизма. В отличие от предыдущих историй, в которых чувство вины до психотерапии пациентами не осознавались, в этих 2 случаях чувство вины стали осознаваться до психотерапии, но эти переживания не связывались ими с детскими психотравмами и чувствами вины.
История 1. Пациентка Л., 45 лет, замужем, имеет сына 6 лет с синдромом Дауна. По первому образованию учительница. После рождения сына выучилась на психолога. Зайдя к психологу на консультацию в отношении энкопреза и неуправляемого поведения сына, она сразу заявила, что психотерапия - обман, что ее 6 лет лечат от депрессии лучшие специалисты, но никто не помог.
Основной запрос ее состоял в том, что она чувствует себя раздавленной из-за отношений со своей начальницей и младшей сестрой. В отношении к сестре присутствовала сильная обида и гнев, что сестра сразу после своего рождения сделала ее несчастной, лишив ее любви родителей и подчинив себе ее жизнь. Она призналась, что всегда чувствовала себя нелюбимой, во всех своих несчастьях всегда винила сестру. Родители ее всегда упрекали в том, что она недостаточно любит сестру. Зациклившись на отношениях с сестрой, она даже не хотела иметь детей, однако выйдя замуж, родила в 19 лет мальчика с синдромом Дауна.
Молодым родителям предложили отказаться от ребенка, предупредив, что он не жилец и совсем скоро умрет. Ни разу не увидев ребенка, они отказались от него и 20 лет жили «для себя». Когда в 39 лет пациентка забеременела, она вдруг впала в депрессию, так как знала, что родит ребенка-Дауна, несмотря на то что они с мужем прошли все необходимые анализы и исследования перед беременностью. Пациентка рассказала, что во время беременности у нее внезапно, как озарение, появилось чувство вины за оставленного в роддоме 20 лет назад больного ребенка. Во время беременности постоянно повторяла про себя и даже пела: « Мой ребенок - дауненок». Надо отметить, что до второй беременности она полностью вытеснила факт рождения первого ребенка-Дауна.
После проведенной психотерапии, направленной на освобождение от чувства вины, ложной ответственности за поведение родителей, жизнь сестры, она перестала чувствовать себя раздавленной, перестала стыдиться своего ребенка, к ней вернулись материнские чувства, которых не было, и она стала больше заботиться о ребенке, перестала обижаться на сестру и ненавидеть начальницу.
Конечно, история этой пациентки не позволяет однозначно утверждать, что генетические нарушения в ее организме были обусловлены именно чувством вины и переживаниями, связанными с этим разрушительным для нее чувством. Для этого нет объективных доказательств. Но то, что многолетняя психотравма и чувство вины могли дать генетический сбой при зачатии второго ребенка, вполне допустимо, и это подтверждается историей другой пациентки.
История 2. Пациентка Н., 26 лет, учительница, замужем, ребенку 4 года, пришла на консультацию в связи с энурезом ребенка. Роды в срок, ребенок желанный, семья благополучная. У ребенка не было 1 фаланги на мизинце левой руки. Ни у одного из родственников с обеих сторон таких проблем не было. Предупреждая мой вопрос, пациентка сказала, что ее наказал бог и рассказала историю, как в детстве, оставшись с сестрой, младше ее на 2 года, она недосмотрела, как младшей сестре отрезало часть мизинца левой руки.
Мама постоянно попрекала ее, прямо обвиняя в случившемся. Девочка, взяв на себя ответственность и вину за «свой» проступок, сильно переживала. Но самым удивительным было то, что она родила ребенка с отсутствовавшей фалангой мизинца левой руки, что свидетельствует о произошедших генетических сбоях под влиянием тяжелых переживаний чувства вины. Это было воспринято ею и матерью как божье наказание. В то же время ее младшая сестра родила 2 детей без всяких проблем с пальцами.
С пациенткой был проведен сеанс эриксоновского гипноза с целью преодоления чувства вины и ложной ответственности за судьбу сестры, после которой у пациентки исчезли напряжение в теле, чувство тревоги и тяжесть в сердце.
Таким образом, можно констатировать, что во всех наблюдаемых случаях пациенты в детстве имели серьезный травматический опыт, последствием которого стало принятие ими ответственности на себя за поведение взрослых и за само негативное событие. Мы видим, что такое принятие ответственности за совершенные и несовершенные поступки, действия, ложится непосильной ношей на плечи детей и запускает у них чувство вины, приводящее к невыносимым страданиям. Именно тяжелое чувство вины, идущее от травматического детского опыта, в свою очередь, становится запускающим моментом той самой самостоятельной мотивационной переменной, которая может приводить к различным соматическим, психотическим, а, возможно, и генетическим нарушениям у взрослых, особенно при переживании нового травматического опыта.
Статья опубликована в журнале "Психотерапия" за 2009 год, №!