At first sight
С деревьев ниспадал струящийся покров листьев, слегка подрагивающий в солнечном свете. (...) Молодой человек начинал верить, что он не умрёт, не должен умереть, если земля может так выглядеть. Никак не должен, ведь он слышал надежду и обещание не в словах, а в листьях, стволах деревьев и скалах. Но он знал, что земля выглядит так только потому, что он уже несколько часов не видел следов человека.
Юноша был очень молод. Он только что окончил университет - и ему хотелось понять, имеет ли жизнь какую-нибудь ценность. Он не знал, что именно этот вопрос засел у него в голове. Он не думал о смерти. Он думал только о том, что надо найти и радость, и смысл, и основания для того, чтобы жить, а никто и нигде не мог ему ничего подобного предложить.
Ему не нравилось то, чему его научили в университете. Он узнал там многое о социальной ответственности, о жизни, которая есть служение и самопожертвование. Все говорили, что это прекрасно и вдохновляюще. Но он не чувствовал себя вдохновлённым. Он вообще ничего не чувствовал. Он, пожалуй, не мог сказать, чего хочет от жизни. Это он и почувствовал здесь, в глуши и одиночестве.
У него всегда была потребность сочинять музыку, и он представлял себе то, к чему стремился, в звуках. (...) Мне не нужны ни служители, ни те, кому служат; ни алтари, ни жертвоприношения, лишь высшее, совершенное, не ведающее боли. Не помогайте мне, не служите мне, но позвольте увидеть это, потому что я в нём нуждаюсь. Не трудитесь ради моего счастья, братья, покажите мне своё счастье - покажите, что оно возможно, покажите мне ваши свершения - и это даст мне мужество увидеть моё.
Он увидел впереди голубой просвет - там, где дорога кончалась на гребне горы. Голубое пространство было прохладным и чистым - словно водное зеркало в рамке зелёных ветвей.
Его нога коснулась земли; он остановился и открыл глаза. И застыл на месте.
В широкой долине, далеко внизу, в первых солнечных лучах раннего утра он увидел городок. Только это был не городок. Города так не выглядят. И он отложил встречу с реальностью ещё ненадолго. Он не искал ответов и объяснений, а только смотрел.
По отрогам холмов сбегали вниз маленькие домики. Он знал, что эти холмы никто не населял, что никакие механизмы не меняли природной красоты этих склонов. И всё же некая сила знала, как построить на этих склонах дома, чтобы они стали неотъемлемой их частью; уже нельзя было вообразить эти прекрасные холмы без домов - как будто время и случай, создавшие эти отроги в противоборстве великих сил, ожидали своего конечного выражения, конечной цели, - а целью были эти строения, неотъемлемая часть пейзажа; сформированные холмами, строения покорили их, дали им смысл.
Они были вариацией одной темы, симфонией, созданной с неисчерпаемой фантазией, и можно было услышать ликование силы, что высвобождалась в этой симфонии, нераздельно, вызывающе жаждала растратиться до конца и никак не могла. (...) У него закружилась голова, потому что раскинувшийся перед ним пейзаж не мог быть реальным.
Прошло много времени, прежде чем он решил оглядеться - и увидел, что он не один. В нескольких шагах от него на валуне сидел мужчина и смотрел вниз, в долину. Мужчина, казалось, был поглощён видом.
Он подошёл к мужчине, тот повернул голову; глаза у него были серые и спокойные; юноша тотчас понял, что они испытывают одинаковые чувства и что он может говорить, как никогда не говорил с незнакомыми людьми.
- Ведь это не настоящее, правда? - спросил юноша, показывая вниз.
- Почему же? Теперь это настоящее, - ответил мужчина.
- Наверно, это построили киношники?
- Нет, это домики для летнего отдыха. Их только что построили. Они откроются через несколько недель.
- Кто же их построил?
- Я.
- А как вас зовут?
- Говард Рорк.
- Спасибо, - сказал юноша. - В твёрдом взгляде мужчины он прочёл понимание всего скрытого за этим словом. Рорк кивком головы подтвердил это.
Проехав немного на своём велосипеде рядом с Рорком, юноша свернул на узкую тропинку, спускавшуюся по склону холма к домам в долине. Рорк проводил его взглядом. Он никогда не встречал этого юношу и никогда больше не увидит его. Он не знал, что дал кому-то мужество смотреть в лицо жизни.