Предел Лейбница и предел Ходжсона
На днях в Ютубе вышла интересная беседа Сергея Переслегина и Дмитрия Перетолчина о границах науки. Сергей Борисович вновь поднял тему пределов Лейбница и Ходжсона - и мне по этому поводу пришла следующая мысль.
Предел Лейбница состоит в том, что разум одного человека оказывается неспособен охватить весь массив знания, накопленный обществом. Предел Ходжсона вызывается онтологическими противоречиями и разрывами, которые возникают при попытке распространить онтологию дисциплины за область её применения - и впоследствии отравляют её саму. Таким образом, предел Лейбница связан с количеством информации, а предел Ходжсона - с её качество (смыслом). А значит, некая дисциплина вполне может столкнуться с пределом Ходжсона до того, как знание в целом достигло предела Лейбница.
Как это могло бы выглядеть?
Выскажу предположение, что в нашей истории такое случалось. Классическая греческая философия во времена элеатов и софистов столкнулась с серьёзнейшими онтологическими проблемами, ничуть не меньшими, чем те, что ныне подспудно сотрясают физику и математику (Сергей Борисович об этом много говорит в упомянутой беседе). Но объём информации, которым оперировали философы, был сравнительно невелик, каждый из них осознавал проблему целиком и работал с ней сознательно. С переменным успехом, конечно, но места для иррациональных страхов здесь не оставалось. А общество в целом жило в старой-доброй мифологической онтологии, и ему там было хорошо. Если же кто-то из умников пытался баламутить воду, ему давали чашу цикуты - и пусть упокоится.
Не то сейчас. В чудовищно разросшейся сфере знания, которая функционирует в поголовно грамотном многомиллионном обществе, чуть ли не все ощущают онтологические проблемы, но совсем немногие осознают, в чём именно эти проблемы состоят. Собственно, эти "немногие" суть считанные специалисты, оказавшиеся - по биографическим причинам - непосредственно на онтологическом разломе. Возможно, таких людей нет вообще.
Поэтому в общественном сознании возникает плеяда чудовищ, вышедших из архаических мифов, снов и детских страхов, которые воплощают в себе смутное ощущение зыбкости и безосновательности бытия. И предел Ходжсона переживается как невроз.
Собственно, казнь Сократа можно также трактовать как невротическую реакцию от столкновения с тем - прежним - пределом Ходжсона. Но в сравнении с гекатомбой Первой мировой войны масштаб, согласитесь, не тот.
Особенно печально, что к обществу, невротически переживающему предел Ходжсона, относится и подавляющее большинство учёного сообщества, которое, собственно, занимается пострадавшей дисциплиной. А значит те немногие, кто действительно осознаёт суть проблемы и, возможно, способен подобрать ей решение, поняты не будут. Возможно, их затравят, как Больцмана. Возможно, окружат почётом, как Дарвина, Кейнса или Коуза. Главное, что важные, сущностные смыслы, содержащиеся в их работах, останутся сокрыты от современников. Их откроют когда-нибудь потом - в лучшем случае.
С наступающим! Пологих вам пределов познания в Новом году!
Иллюстрация: Жак-Луи Давид "Смерть Сократа".