Я набрела недавно на очерки Веры Пановой об Америке - и слегка ее разлюбила. Когда наступила оттепель, делегацию советских писателей послали в Америку - для восстановления культурных связей. Вот в этой делегации и поехала Панова (в конце 1960-го года). И как положено советскому писателю, она все там обгаживает. Я про это
писала еще, читая Ильфа и Петрова, их "Одноэтажную Америку". И мне комментаторы пытались объяснить, что я не понимаю, это время такое было. Ох, не нужно - я в этом времени жила больше, чем подавляющее большинство комментаторов и все про это удивительное двоедушие знаю не по наслышке.
И это совершенно не умаляет неприятного чувства, с которым я читала ее очерки. Панова хотела написать книгу про свое путешествие - их долго возили, но так и не собралась. Так что большинство вот этого напечатанного были записи из ее дневника. В дневнике начальник не требовал искажать реальность - она делала это по доброй воле. И опять же, как и у Ильфа и Петрова, ощущение такое, что она сначала писала обычную фразу про то, что увидела, а потом поверх испещряла ее словами "одинокий", "тусклый", "обшарпанный", "изможденный", "поношенный". Ну вот пригласили бы их в гости, угостили чаем, а она бы написала сначала: "на столе стояла чашка с чаем", а потом превратила ее в " на обшарпанном колченогом столе одиноко стояла щербатая унылая чашка с блеклым спитым чем-то вместо чая".
И вот так у нее вся поездка! все унылое, потертое, потасканное, усталое и тусклое. В этих терминах она умудрилась описать и предрождественскую расцвеченность, и джазовый бар в Новом Орлеане, и мастерскую художника. Я представляю, как их водили в самые выразительные классные места - старались первой делегации самое интересное показать - но по ее словам это было такое уг, что я боюсь представить, как выглядел остальной мир вокруг, не самый парадный для делегации. Проезжали через Париж - Эйфелева башня, говорит, невысокая. Эйфелева башню, между тем высотой 330 метров, а высотки в Москве всего по 130-170 метров, только МГУ выше - 240. То есть, если ей Эйфелева "невысокая", по-честному она должна была сказать: а МГУ башня у нас вообще "низенькая развалюшка"
Джазовый бар в самом заводном городе Америки вообще описан так, что хочется содрогнуться от рыданий в жалости к престарелым изможденным неграм на сцене и несчастным нищенским посетителям в зале.
Самое обширное повествование досталось старой изможденной горничной в роскошном отеле - украинке, угнанной немцами в войну и попавшей в Америку. Разумеется, она зверски хочет обратно в ссср, только об этом они и говорили. Негры в джазовом баре тоже наверное, страстно туда хотели, но не смогли из-за языкового барьера донести, поэтому надували жилы на лбу, вращали трагическими глазами, потели и надеялись, что она сама в звуках саксофона разберет их желание петь в вологодских столовых.
Сейчас читать это прямо стыдно. Самостоятельно уже старалась, никто не вынуждал. И я даже верю, что она искренне верила в это в своей голове - и мороком заслоняла реальную картинку. У меня в юности была подобная история с музыкой - я рисовала то, что, якобы, слышала - патлатых беснующихся отщепенцев:) . Ну и Никита Богословский в своей знаменитой статье "Навозные жуки" про битловское на современное ухо сладкоголосое нежничание писал "...чуть было не сказал поют".
А вскоре после этого я у Берберовой прочла про поездку Чайковского в Америку. Подряд прочитанные впечатления Пановой и Чайковского, конечно, доставляют (простите за словцо) Я, кстати, и не знала, что Чайковский был в Америке! У него не было ответственности перед секретарем партячейки и он писал как видел.
Вот тут Пановские очерки можно прочесть, если вам интересно.
А это
мои прежние посты про нее.