***
Знаешь имя первого придурка,
Что на брата меч дерзнул поднять,
И всю жизнь потом, как беглый урка,
Проблуждал, кляня родную мать?
Семена гнилые в жертву Богу
Он оставил тлеть на алтаре;
Брат пригнал к небесному порогу
Десять агнцев чистых по заре.
Бог не принял дар земли проклятый,
Кровь и жир кипящий похвалил,
И с лицом упавшим нож зубчатый
Старший брат в подвале заточил.
На закате солнца вышли в поле,
Мёртвое под грудами камней:
"День придёт, и расцветут на воле
Стебли наших связанных семей.
Слышишь, брат? Господь за грех Адама
Нас не вечно будет проклинать.
Это нож? За что? Не надо... Мама!
Больно, брат, и страшно умирать."
Удивилась почва каплям красным
Из людских впервые вскрытых вен.
Закричала голосом ужасным,
И дошёл тот крик до райских стен:
"Где твой брат?" спросил Господь подонка.
"Говоришь, не сторож ты ему?
Образ Божий в поле, как ягнёнка,
Заколов, ты вверг нас всех во тьму!
За тобой последуют другие
Душегубы, знающие зло.
Будут трупы Молоху нагие
Сыпаться в железное жерло."
Что на брата меч дерзнул поднять,
И всю жизнь потом, как беглый урка,
Проблуждал, кляня родную мать?
Семена гнилые в жертву Богу
Он оставил тлеть на алтаре;
Брат пригнал к небесному порогу
Десять агнцев чистых по заре.
Бог не принял дар земли проклятый,
Кровь и жир кипящий похвалил,
И с лицом упавшим нож зубчатый
Старший брат в подвале заточил.
На закате солнца вышли в поле,
Мёртвое под грудами камней:
"День придёт, и расцветут на воле
Стебли наших связанных семей.
Слышишь, брат? Господь за грех Адама
Нас не вечно будет проклинать.
Это нож? За что? Не надо... Мама!
Больно, брат, и страшно умирать."
Удивилась почва каплям красным
Из людских впервые вскрытых вен.
Закричала голосом ужасным,
И дошёл тот крик до райских стен:
"Где твой брат?" спросил Господь подонка.
"Говоришь, не сторож ты ему?
Образ Божий в поле, как ягнёнка,
Заколов, ты вверг нас всех во тьму!
За тобой последуют другие
Душегубы, знающие зло.
Будут трупы Молоху нагие
Сыпаться в железное жерло."