Нация «новых русских». Будущее национального и имперского.
То обостряющийся, то затухающий спор «националистов» и «имперцев» - на фоне отсутствия удалившейся в историю русской нации - по сути конфликт двух версий национального проекта. Кажущийся конфликт. Если это осознать, то, возможно, и противоречий между конкретными людьми будет меньше.
Имперский национализм и этнический национализм отличаются как проект формирования нации будущего и проект воскрешения неживой нации прошлого. По сути в обоих вариантах надо сделать похожее: создать тело некоторой жизненной идеи, воплотить эту идею. Но она в двух случаях разная и разнятся сами подходы. Различие подходов сводится к вопросу: что делать - исправлять или начинать снова? Что же касается идеологического различия, то в одном случае это идея власти, политического господства, вертикального продолжения себя, в другом - идея выживания/сохранения/спасения/горизонтального продолжения себя. Какая из них более жизненна, обладает большей способностью к реинкарнации и мобилизующим эффектом?
Последнее время стало модно письменно и устно возлагать надежды на национализм. Типа, народ наш русский огого, реально-то могуч и дееспособен, но прикидывается Ильей Муромцем на печи. Ждет национального сигнала, зорко следя за правительством полузакрытым глазом. И только сигнала-то ему и не хватает, чтобы приподняться и мощно вступить в права хозяина родной земли. Вот заговорит Путин, али кто иной в Кремле «по-национальному», и подъем начнётся.
Понятно, что это выдумка. А если подъём «от одного этого» не начнётся, если подниматься нечему и нацию надо возрождать из, тихонько прибавим, тотального «ничего», то это ведь совсем другое дело.
Про старую русскую нацию можно пафосно и ярко говорить с пропагандистскими целями, но грустный факт состоит в том, что её с нами нет (не будем вдаваться в обсуждение вопроса, была ли она когда-нибудь в прошлом). Нет и ниоткуда сама по себе она не возьмётся. Размышления об изготовлении нации - это уже не национализм, а что-то сверх того. Теоретизировать, как нация изготавливалась в истории - можно и в рамках «национализма». Планировать изготовление - уже нет: исходная точка зрения наднациональна, хотя её сторонники боятся себе в этом признаться.
Вот о том и порассуждаем.
В контексте идущих в патриотической среде споров вопрос принимает следующую форму: изготавливать, так изготавливать, но что же именно - имперскую нацию будущего или новую старую русскую нацию?
А что, если это одно и то же?
Или, точнее, что, если вторая задача есть та же первая, но с дополнительными ограничениями: в её рамках необходимо сделать то же, что и в первой, но ещё и уложить решение в заранее заданный лубочный трафарет. Проблема в том, чтобы не только достичь небывалого ранее в здешних краях национального подъема, но и во что бы то ни стало уснастить результат заранее оговоренным набором «национальных черт», благодаря чему поклонники старины должны испытать чувство глубокого удовлетворения. Кому что, а им важно сообщить о свершившемся чуде: то, что некогда служило обузой и бременем, помогая веками держать русских в угнетенном состоянии, вдруг трансформировалось в источник процветания и могущества.
Попробуем рассмотреть внимательнее мысль о тождестве двух подходов в их конструктивной части. Судя по действующему фактору наибольшего раздражения, для сегодняшних теоретиков национализма национальный миф - это способ преодолеть ущербность современных русских, которые относятся к государству паразитически, потребительски или безразлично. Возрожденная или созданная заново нация должна быть принципом самоопределения относительно этой наиболее проблемной инстанции. Нация - совокупность людей, способных иметь государство. Однако властная природа государства такова, что национальный миф тесно переплетается с имперским мифом - это наблюдалось, к примеру, в истории европейского национализма.
Нации и современные государства - продукты эпох, сформировавших развитую склонность к абстрактному мышлению, способность к эйдетическому и рефлексивному обобщению. Но эта способность агрессивна: она содержит в себе импульс своего дальнейшего развития. Империи возникают при выполнении тех же самых условий, при которых становится осуществимым национальное государство. Силы синтеза, объединяющие национальное целое, переходят границы. Вспомним классическое: афинский, а затем и эллинистический империализм. Установление «нацдемовского» режима в Афинах с достижением внутреннего полисного единства, объединение греческого мира под властью царя Филиппа и его сына продолжались выплесками энергии далеко за рамки первоначально охваченных территорий. Вспомним английскую, французскую и германскую колониальные империи и борьбу за мировое господство, начатую соответствующими нациями, едва лишь они появились на мировой авансцене.
Государство - это историческая властная реальность, которая лично утверждается как сверхличная достаточным числом индивидов. («Утверждение лично» - то самое, что при упрощенной трактовке вырождается в иллюзорный договорной акт об учреждении общества и государства: последний оказывается проекцией «личного утверждения» на юридическую плоскость. Акта об учреждении общества нет: оно доисторически и исторически всегда в голове у субъекта. Важно, чтобы с некоторых пор субъект был во главе общества - сохранял себя и утверждал себя в нём, утверждая его - и тогда уже как его создатель. Но это - действие рефлексии, а не права.) По крайней мере некоторые люди должны воспринимать всеобщую властную реальность государства изнутри, как носители её идеи, что даёт основание вести речь об аристократии, пребывающей у истоков национального и имперского - об элите, чьим отличием является «правый тип сознания», описанный здесь. Такая элита склонна преодолевать границы. Рождение нации - это рождение космоса. Новорожденные нации всегда настроены глобально, то есть имперски. Они переоткрывают мир.
Если мы говорим о возникновении имперской нации, то российская основа для производства таковой обладает преимуществом именно вследствие своей денационализированности. Это и позволяет именно вчерашним русским браться строить новую национальную идентичность, понимаемую как имперский народ, подобно европейцам, коллективно создавшим новую американскую нацию 200 лет назад (хотя она не была имперской).
Левые, правда, оценивают это состояние «денационализации» не как отправной, но как конечный пункт маршрута. Однако для правых это состояние - синоним отчужденности от идеи власти, эквивалент слабости, воплощением которой сегодня работает огромное российское государство, «ничьё» при всей своей масштабности. Задача в том, чтобы заменить государство как (всеобщую) слабость и безответственность государством-силой. Для этого необходимо подвести под государство фундамент личного участия, правого «личного утверждения» - которое обобщается дальше, поднимаясь до национального самоутверждения. Денационализация должна быть преодолена, и преодолеют её, объединившись, носители самосознания силы, те, для кого власть вообще - и государство как её проявление - суть не «неизбежное зло», но ценность, высшая внутренняя реальность. Они - будущее ядро нации, которой пока нет.
«Избравшие самих себя образуют избранный народ»: эти слова в переходные времена, подобные нашим, актуальнее, чем когда-либо. Но эта избранность, ставшая нацией, в мире, который не ждёт больше никаких наций, приобретает двойной имперский смысл.
Имперская нация формируется ценностным образцом, источником которого выступает элита, ответственная перед собой, сумевшая придать культурную ценность самой себе.
Имперская нация («россы», условно говоря) - все те, кто осознаёт и самополагает себя «сверху», в качестве Власти. Формирование имперской нации означает редактирование самосознания в его исходном вопросе, а именно вопрос о власти является здесь первоосновным. Вот почему, кстати, важна эта типовая дискуссия с Крыловым. Она затрагивает наиболее существенное: присутствие готовности «избрать самих себя» в самом значимом, определяющем смысле, каким бы трагическим и жестоким ни казался этот выбор - из которого только и рождаются субъекты масштаба истории.
Недавняя перепись населения страны - упущенный шанс заявить о нации «новых русских», хотя, скажем, «сибиряки» в ней отметиться не забыли. (Уже встречавшийся термин «россы» представляется вполне приемлемым и интересным вариантом самоназвания…). Там, где заявляет себя сверхнационализм (теория и практика построения нации из ничего) логичным образом напрашивается и концептуальный переход от русских к «сверхрусским», от «простого народа» к «знати» и «имперскому народу».
Имперский национализм и этнический национализм отличаются как проект формирования нации будущего и проект воскрешения неживой нации прошлого. По сути в обоих вариантах надо сделать похожее: создать тело некоторой жизненной идеи, воплотить эту идею. Но она в двух случаях разная и разнятся сами подходы. Различие подходов сводится к вопросу: что делать - исправлять или начинать снова? Что же касается идеологического различия, то в одном случае это идея власти, политического господства, вертикального продолжения себя, в другом - идея выживания/сохранения/спасения/горизонтального продолжения себя. Какая из них более жизненна, обладает большей способностью к реинкарнации и мобилизующим эффектом?
Последнее время стало модно письменно и устно возлагать надежды на национализм. Типа, народ наш русский огого, реально-то могуч и дееспособен, но прикидывается Ильей Муромцем на печи. Ждет национального сигнала, зорко следя за правительством полузакрытым глазом. И только сигнала-то ему и не хватает, чтобы приподняться и мощно вступить в права хозяина родной земли. Вот заговорит Путин, али кто иной в Кремле «по-национальному», и подъем начнётся.
Понятно, что это выдумка. А если подъём «от одного этого» не начнётся, если подниматься нечему и нацию надо возрождать из, тихонько прибавим, тотального «ничего», то это ведь совсем другое дело.
Про старую русскую нацию можно пафосно и ярко говорить с пропагандистскими целями, но грустный факт состоит в том, что её с нами нет (не будем вдаваться в обсуждение вопроса, была ли она когда-нибудь в прошлом). Нет и ниоткуда сама по себе она не возьмётся. Размышления об изготовлении нации - это уже не национализм, а что-то сверх того. Теоретизировать, как нация изготавливалась в истории - можно и в рамках «национализма». Планировать изготовление - уже нет: исходная точка зрения наднациональна, хотя её сторонники боятся себе в этом признаться.
Вот о том и порассуждаем.
В контексте идущих в патриотической среде споров вопрос принимает следующую форму: изготавливать, так изготавливать, но что же именно - имперскую нацию будущего или новую старую русскую нацию?
А что, если это одно и то же?
Или, точнее, что, если вторая задача есть та же первая, но с дополнительными ограничениями: в её рамках необходимо сделать то же, что и в первой, но ещё и уложить решение в заранее заданный лубочный трафарет. Проблема в том, чтобы не только достичь небывалого ранее в здешних краях национального подъема, но и во что бы то ни стало уснастить результат заранее оговоренным набором «национальных черт», благодаря чему поклонники старины должны испытать чувство глубокого удовлетворения. Кому что, а им важно сообщить о свершившемся чуде: то, что некогда служило обузой и бременем, помогая веками держать русских в угнетенном состоянии, вдруг трансформировалось в источник процветания и могущества.
Попробуем рассмотреть внимательнее мысль о тождестве двух подходов в их конструктивной части. Судя по действующему фактору наибольшего раздражения, для сегодняшних теоретиков национализма национальный миф - это способ преодолеть ущербность современных русских, которые относятся к государству паразитически, потребительски или безразлично. Возрожденная или созданная заново нация должна быть принципом самоопределения относительно этой наиболее проблемной инстанции. Нация - совокупность людей, способных иметь государство. Однако властная природа государства такова, что национальный миф тесно переплетается с имперским мифом - это наблюдалось, к примеру, в истории европейского национализма.
Нации и современные государства - продукты эпох, сформировавших развитую склонность к абстрактному мышлению, способность к эйдетическому и рефлексивному обобщению. Но эта способность агрессивна: она содержит в себе импульс своего дальнейшего развития. Империи возникают при выполнении тех же самых условий, при которых становится осуществимым национальное государство. Силы синтеза, объединяющие национальное целое, переходят границы. Вспомним классическое: афинский, а затем и эллинистический империализм. Установление «нацдемовского» режима в Афинах с достижением внутреннего полисного единства, объединение греческого мира под властью царя Филиппа и его сына продолжались выплесками энергии далеко за рамки первоначально охваченных территорий. Вспомним английскую, французскую и германскую колониальные империи и борьбу за мировое господство, начатую соответствующими нациями, едва лишь они появились на мировой авансцене.
Государство - это историческая властная реальность, которая лично утверждается как сверхличная достаточным числом индивидов. («Утверждение лично» - то самое, что при упрощенной трактовке вырождается в иллюзорный договорной акт об учреждении общества и государства: последний оказывается проекцией «личного утверждения» на юридическую плоскость. Акта об учреждении общества нет: оно доисторически и исторически всегда в голове у субъекта. Важно, чтобы с некоторых пор субъект был во главе общества - сохранял себя и утверждал себя в нём, утверждая его - и тогда уже как его создатель. Но это - действие рефлексии, а не права.) По крайней мере некоторые люди должны воспринимать всеобщую властную реальность государства изнутри, как носители её идеи, что даёт основание вести речь об аристократии, пребывающей у истоков национального и имперского - об элите, чьим отличием является «правый тип сознания», описанный здесь. Такая элита склонна преодолевать границы. Рождение нации - это рождение космоса. Новорожденные нации всегда настроены глобально, то есть имперски. Они переоткрывают мир.
Если мы говорим о возникновении имперской нации, то российская основа для производства таковой обладает преимуществом именно вследствие своей денационализированности. Это и позволяет именно вчерашним русским браться строить новую национальную идентичность, понимаемую как имперский народ, подобно европейцам, коллективно создавшим новую американскую нацию 200 лет назад (хотя она не была имперской).
Левые, правда, оценивают это состояние «денационализации» не как отправной, но как конечный пункт маршрута. Однако для правых это состояние - синоним отчужденности от идеи власти, эквивалент слабости, воплощением которой сегодня работает огромное российское государство, «ничьё» при всей своей масштабности. Задача в том, чтобы заменить государство как (всеобщую) слабость и безответственность государством-силой. Для этого необходимо подвести под государство фундамент личного участия, правого «личного утверждения» - которое обобщается дальше, поднимаясь до национального самоутверждения. Денационализация должна быть преодолена, и преодолеют её, объединившись, носители самосознания силы, те, для кого власть вообще - и государство как её проявление - суть не «неизбежное зло», но ценность, высшая внутренняя реальность. Они - будущее ядро нации, которой пока нет.
«Избравшие самих себя образуют избранный народ»: эти слова в переходные времена, подобные нашим, актуальнее, чем когда-либо. Но эта избранность, ставшая нацией, в мире, который не ждёт больше никаких наций, приобретает двойной имперский смысл.
Имперская нация формируется ценностным образцом, источником которого выступает элита, ответственная перед собой, сумевшая придать культурную ценность самой себе.
Имперская нация («россы», условно говоря) - все те, кто осознаёт и самополагает себя «сверху», в качестве Власти. Формирование имперской нации означает редактирование самосознания в его исходном вопросе, а именно вопрос о власти является здесь первоосновным. Вот почему, кстати, важна эта типовая дискуссия с Крыловым. Она затрагивает наиболее существенное: присутствие готовности «избрать самих себя» в самом значимом, определяющем смысле, каким бы трагическим и жестоким ни казался этот выбор - из которого только и рождаются субъекты масштаба истории.
Недавняя перепись населения страны - упущенный шанс заявить о нации «новых русских», хотя, скажем, «сибиряки» в ней отметиться не забыли. (Уже встречавшийся термин «россы» представляется вполне приемлемым и интересным вариантом самоназвания…). Там, где заявляет себя сверхнационализм (теория и практика построения нации из ничего) логичным образом напрашивается и концептуальный переход от русских к «сверхрусским», от «простого народа» к «знати» и «имперскому народу».