Иногда любят говорить, что на Западе тоталитаризм намного обставляет сталинский исходник. Мол, отдыхает Иосиф Виссарионович, нервически покуривает трубку, пока западные либералы прочищают мозги своим согражданам. Это не совсем так. Прессинг на Западе, от кого бы он ни исходил, от сенатора Маккарти или
«профессоров с томагавками», связан с карьерными и экономическими проблемами, но не с лишением свободы и жизни в массовых масштабах, в отличие от СССР, где память о бойне конца 30-х довлела над любыми прочими мыслями. Физическое уничтожение, медленное или быстрое, применяется на Западе в исключительнейших случаях. С другой стороны, в позднем СССР тоже сажали далеко не сразу, сначала лишали карьеры, потом работы и уж затем… Однако надо признать, что из любящих объятий советской Родины было несколько труднее выбраться наружу, чем из США. Помимо беспроблемной эмиграции, в США можно до последнего играть на противоречиях различных политических сил и в зазоре между ними чувствовать себя относительно свободно. Пространство для выражения собственных взглядов там все-таки шире, чем в СССР, где приходилось публично думать по-марксистски или никак, а отклонения легко было пересчитать по пальцам (Аверинцев, Лотман, Шафаревич и т. д.).
Истинное в подобных сравнениях - не тождественность социальной практики, а идентичность тоталитарного человека как пред-условия соответствующей практики. Пример США последних лет показывает, в какой мере тоталитарный человек предшествует сложившемуся и оформившемуся тоталитарному обществу. Последнего ещё нет во всей красе, оно только вылупляется, а приготовившийся к наступлению будущего индивид, пионер, так сказать, тоталитаризма, уже блистает, причём для совершенства картины неважно, какие именно идеи исповедуются им с тоталитарным рвением. Американский опыт свидетельствует, что можно быть деревянно-тоталитарным либералом - идиотом, напролом продвигающим однажды усвоенную либеральную догматику в жизнь. Кажется, что либерализм при этом так же обессмысливается, как христианство в лапах инквизиции или марксизм-ленинизм, истинствующий посредством оперов НКВД. Но на самом деле скорее всего имеет место другое: в идеологии
раскрывается левое - второе - дно, о чём мы тут не раз говорили. Скрытый в ней заряд самоликвидации доставлен к цели и начинает работать.
Если человек ментально, внутренне, созрел, то в ожидании общей трансформации в чаемом направлении он воспользуется любым подручным материалом, чтобы заранее поупражняться, готовясь к будущему. Либерализм, так либерализм. Национализм
тоже сгодится, явствует из прозвучавших признаний.
Ситуация, когда технические люди, отрёкшиеся от себя люди-объекты, адаптированные для управления извне, приспособленные для манипулирования и гордящиеся с этим (а именно, торжественно возводящие манипулируемость в принцип, в универсальную теорию - все конспирологии как раз об этом), уже в наличии, но манипуляционная надстройка только в стадии формирования - это именно то, что мы с изумлением наблюдаем со стороны в настоящем, в то же время оглядываясь на свои сталинские десятилетия и недоумеваем: перед глазами вроде что-то до боли знакомое, но как будто иное. Этот неформальный тоталитаризм, тоталитаризм души, тоталитаризм «по призванию» постепенно заявляет свои права, расправляя совиные крылья и институциализируясь. «Люди будущего»,
«человекоботы», умножаясь в мире, с разных сторон сигнализируют о себе. Вестники из тёмного будущего требуют реорганизации настоящего в соответствии с собственными вкусами. И постепенно добиваются своего. Куклы шествуют по миру в пытливых
поисках кукловода. Я же всегда говорил, что рабству предшествует типовой строитель рабства, относительно свободно выковывающий себе цепи. Люблю коллекционировать конкретные экземпляры подтверждения этой мысли - наблюдать, как на микроуровне зарождается макроуровень.
«Продукт политтехнологий, типовое изделие нацбилдинга» свидетельствует собственной персоной, насколько удобен национализм, особенно в лево-русском исполнении, в качестве подсобного материала для старых новых веяний. Проникнутый идеологией тотальной манипулируемости, мыслью о подставном характере любых элементов объективной реальности (всё вокруг в мире лишь декорация для страданий несчастных обитателей Руси, угнетаемых ненавидимо- невидимыми хозяевами), русский национализм своими левыми фундаментальными презумпциями в корне опровергает надежды, ранее почему-то возлагавшиеся на него. Страдальческий путь афроруссиян лежит куда-то
вот туда. Точно не в Европу, по крайней мере не в старую, знакомую Европу, разве что в ту, какую-то другую, куда устремляются, подминая её под себя, прочие мигранты. Имя
недавно ушедшего литератора неспроста всплывает в этом примечательном диалоге. Выструганные им буратины приходят опровергнуть папу Крылова. «Основатель», говорят, «националистического дискурса»... А поскребешь, и прибавляют: я ж не гуманитарий какой-нибудь лясы точить, слова, слова, слова переливать… Адепт основателя дискурса ведь не знает, как переводится термин «дискурс» и что он означает. И слегка упускает, что папа Крылов-то был гуманитарий до мозга костей. Слова ценил, которые всего в начале. В конце породил, правда, нечто деревянно-прикладное. Вероятно, что-то со словами было не так. Переливал, но не из пустого в порожнее, а наоборот, да и плеснул мимо.
Нет, говорит Буратино, на Западе никакого «духа самоотрицания». Это, по его мнению, всё просто политтехнологии. То есть, в частности: сами американцы, немцы и французы поголовно ненавидят мигрантов и негров, но методами политтехнологий их мягко вынуждают вымучивать им улыбку. Они и вымучивают. Вопреки себе и своему существу, но при этом никакого самоотрицания! Никакого самоотречения и измены себе! Ничего личного, только политбизнес!
Так всегда: стихия, которую недооцениваешь, мстит. Слова подводят. Заводят на другую сторону и разоблачают. Весь этот кейс любопытен, потому что содержит более общую диспозицию: иллюстрирует, как люди, оттопыривающие губу по поводу западных безобразий, интерпретируют их таким образом, что незаметно солидаризируются с ними, хотя мнят противоположное. Едва они изрекают: «Се - политтехнологии», как вопрос решен. Не в их пользу. Тот, кто всюду видит политтехнологии, обнаруживает их в собственной голове. Он сам - их априорная жертва. Программа, гласящая: мы, добрые политтехнологи, противопоставим тем злым политтехнологам свои политтехнологии, мы их прогоним и заново научим людей быть счастливыми, устаревает в тот самый момент, когда оказывается сформулированной. Устаревает ввиду своей бессмысленности, ввиду бессмысленности веры в политтехнологии как таковой. Правый человек-господин, человек-цель говорит, что делать. Левый человек-холоп, человек-средство (я имею в виду не столько социальные, сколько человеческие, смысловые статусы, типы людей, восходящие к типам правого или левого фундаментального самоопределения) - озабочен тем, как сделать, как исполнить. Левый
бессубъектный мир, чье описание давно известно («одни рабы и никаких господ»), с необходимостью будет ультра-технологичным. И ультра-бессмысленным. Этот мир разворачивается у нас на глазах.
Триумф технологической воли - вот что сидит у его адептов в сознании. Доминирует тезис «люди - попки, но мы в них вложим, и они нам выдадут». Начинают всегда с себя. Технологиями бредит жертва ускоренного производственного цикла, «горячим пирожком» сошедшая с конвейера. Берут парнишку попроще с нежесткими (межпозвонковыми) дисками, записывают в память трафареты нескольких типовых высказываний и выпускают на просторы тырнета, чтобы ходил всюду и бросался грудью на русских, рассказывая им, какие они несчастные, всеми обиженные, «и папа Крылов - пророк сего». Он честно, то есть в данном случае тупо, выполняет заложенную в него программу, несётся дискурсом в массы. И в меня заодно :)
Но зачем? Кому нужен триумф роботов?