Трудно быть цезарем
Дион Кассий:
«Все это стало очень беспокоить Цезаря, так же, как и то, что в спорах между ветеранами и сенаторами и классом землевладельцев в целом - а эти споры росли в огромном количестве, так как борьба шла за огромную награду, - он не мог примкнуть ни к одной стороне без опасности. Для него невозможно было, конечно, угодить обеим, поскольку одна сторона желала разжечь бунт, другая - сохранить порядок, одна сторона стремилась захватить чужую собственность, другая - удержать свою. И каждый раз, отдавая предпочтение интересам той или иной партии - в зависимости от того, что находил необходимым, - он навлекал на себя ненависть другой; и встречал не столько благодарность за дарованные милости, сколько ненависть за отказ сделать уступки. Ибо один класс принимал как должное все, что ему давали, и не расценивал это как благодеяние, в то время как другой был возмущен тем, что у них отнимали их собственность. И в результате он продолжал оскорблять или одну группу, или другую и подвергался упрекам то за что, что он друг народа, то за то, что он друг армии. Таким образом, он не добился никакого успеха и узнал по собственному опыту, что оружием не превратить враждебное отношение в дружеское, с помощью оружия можно лишь истребить непокорных, но нельзя вынудить их любить того, кого они не желают любить. Вслед за этим он неохотно уступил и не только стал воздерживаться от лишения сенаторов их собственности (раньше он считал возможным отбирать у них имущество, спрашивая: «Из какого еще источника мы должны тогда выплатить ветеранам их награду?» - как будто они поручили ему вести войну или давать огромные обещания солдатам), но также и не захватывал и иной частной собственности».
Август, о котором идет здесь речь, как-то предался заочной дискуссии с Александром Великим (к которому вообще относился с таким почтением, что долгие годы пользовался печатью с его изображением). Соответствующее высказывание императора приводит Плутарх: «Услышав, что Александр в тридцать два года, покорив почти весь мир, тревожился, что же ему делать дальше, он подивился, что Александр предпочитал великие завоевания разумному управлению тем, что есть». Ну и действительно, стабилизировать режим после распада Республики было сильно нетривиальной задачей, по трудности сопоставимой с покорением Азии. Решать ее приходилось в остроконкурентной обстановке: претендентов на роль демиурга хватало - римский мир той поры еще не страдал манией человеческой нищеты, которая в некоем другом хорошо известном нам мире выражается коронной фразой: «Если не он, то кто?»
Августу удалось умереть своей смертью, что нечасто случалось с римскими принцепсами. Ну, собственно, отсюда и дидактическая актуальность его опыта, в том числе того, о котором говорит Дион Кассий.
