Священный союз
Поощрение предательства в лагере потенциального противника - внешнеполитический инструмент, который применяется достаточно часто с разной мерой соотношения успеха и издержек. Последние иногда зашкаливают. Можно вспомнить, как революция, чьи главари были предусмотрительно доставлены немцами в Россию в 1917 г., через какое-то время начала просачиваться через линию фронта назад в Германию (где и своей социал-демократии хватало), заражая войска капитулянтскими настроениями.
А можно для контраста упомянуть полулегендарный эпизод античной истории, рассказанный Плутархом: римский сенат «сдал» царю Пирру его лекаря, который вступил с переговоры с римлянами, обещая отравить самого опасного и на тот момент непобедимого на поле боя врага будущей мировой империи. В данном случае римляне оценили издержки как неприемлемые. Победа над противником при помощи предательства была способна поставить под сомнение уверенность в том, что по отношению к любой политической или военной силе, имеющейся в мире, римляне стоят выше, то есть они заведомо сильнее: уверенность, которую лидеры римской имперской общины культивировали и внутри города, и за его пределами. Мощь этой общины была в первую очередь духовной, «виртуальной»: по сути, она заключалась в самосознании силы более высокого уровня - вышестоящей силы, духовно расположенной «над» в иерархии космического порядка. Римляне наносили удар сверху, превосходя врага своей организованностью, но не «снизу», разлагая его. «Разделяй и властвуй» - не римская формула вообще. Римской практике соответствует другое: римляне отделяли амбициозного врага от его потенциальных союзников, сами вступали с ними в альянс и побеждали противника, объединив вокруг себя коалицию. Но они не пытались извне «разложить» его изнутри.
Сегодняшним изречением («Межгосударственные отношения гораздо важнее, чем дрязги вокруг деятельности спецслужб») Путин уронил себя в глазах «патриотов», но заявил метафизическое «да» своей власти. Он придал ей более высокий надвременный характер. Американцы на это уже мало способны, они лгут и виляют, постоянно перечеркивая правила, которые декларируют, и растрачивают понапрасну наследие Запада. Но это их дело, если они считают, что могут позволить себе эту беспринципность. А мы не можем позволить её ни себе, ни им.
Проблема заключается в том, что от предательства гораздо больше страдала и страдает Россия, чем США. Это у нас оно - самая заразная и прилипчивая болезнь. Вот та причина, по которой следовало сказать ему «нет» даже в облике Сноудена. Его лучше даже не пускать на порог. Мы не особо выиграем и чисто прагматически, коллекционируя у себя подобных беглецов. Россия пока не та страна, которую люди, готовые бросить вызов своему правительству на Западе, способны рассматривать как конкурентоспособное и привлекательное место проживания. И если в мире будет известно, что, идя тропой Сноудена-Ассанжа можно рассчитывать в качестве убежища лишь на Москву или Сочи, это не умножит количество желающих. Надеяться вызвать обвал системы безопасности и разведки США, таким образом, не приходится. Но вот романтизировать предательство и негативно переосмыслить собственные властные позиции невзначай может получиться.
Лучше продемонстрировать более глубокое и высокое понимание власти и протянуть руку поверх океана - в данном вопросе, где есть только Власть и только Вызов ей. Солидарность против этого вызова не исключает конкуренции и борьбы в частностях.
Вот коллективный «Игорь Иванович» с присущей ему то ли брутальной ограниченностью, то ли ограниченной брутальностью, в упор не понимает этого нюанса. Видя всегда деревья, но не лес, он вполне олицетворяет тот типаж, который «своего не упустит»: стащит, если есть возможность, и особо не задумается о последствиях; коли можно насолить американцам чавесом, чавес будет у нас солью земли, если сноуденом, то сноудена в тираж запустим. Аргументы в данном случае излишни: улица латиноамериканского революционера таки пополнила недавно список напоминаний прогрессивным современным москвичам, пока ещё недостаточно решительным, что разбитый лоб - лучшее украшение Голиафа, особенно, если за лбом всё равно ничего нет.
То, о чём я сейчас говорю, конечно, лишь интерпретация путинского высказывания, которым, по-видимому, готовится почва для отправки креативного американца восвояси. Это одна из возможных интерпретаций. Не самая худшая для «национального лидера». Но могут быть и другие.