В начале был "Лир король", театр Эрмитаж
Мой первый спектакль этого театра. Все опасения и ожидания подтвердились.
Очень смешанная техника. Начиная с одесского и японского колорита и кончая апелляцией ко Льву нашему Николаичу. Который, как известно, Шекспира не жаловал. Отсюда же все плюсы и минусы. Очень яркие, выразительные сцены с персонажами второго плана. Макабрические старшие сестры (Дарья Белоусова и Ирина Богданова) были куда выразительней крошки-скромницы Корделии, а их мужья очень достойно им соответствовали. Пройдоха Освальд (Дмитрий Жаров) завораживал своей гротескной, въедливой пластикой, шут в исполнении шведского тромбониста Элиаса Файнгерша сверкал своим инструментом, извлекая из него мелодии и звуки как из целого, так и из разобранного на части. Голосистый и разухабистый Алексей Шулин в роли Кента весь первый акт оставался центральной фигурой, и в его тени терялся не только во всю комикующий Глостер (Александр Пожаров), но и главный герой. Михаил Филиппов вообще оказался странным Лиром. Мне он напоминал, скорее, каких-то персонажей Горького или Леонида Андреева - Россия, начало 20 века. И только в финале, в замечательной сцене "воссоединения" с Корделией, повеяло классической мировой литературой. Но уже было поздно. Спектакль к тому времени состоялся в виде какого-то тяни-толкая, распавшись на сцены, эпизоды, образы и не прибавив для меня ничего неожиданного к традиционному толкованию-пониманию что шекспировской трагедии, что вечных вопросов жизни и смерти.
Очень смешанная техника. Начиная с одесского и японского колорита и кончая апелляцией ко Льву нашему Николаичу. Который, как известно, Шекспира не жаловал. Отсюда же все плюсы и минусы. Очень яркие, выразительные сцены с персонажами второго плана. Макабрические старшие сестры (Дарья Белоусова и Ирина Богданова) были куда выразительней крошки-скромницы Корделии, а их мужья очень достойно им соответствовали. Пройдоха Освальд (Дмитрий Жаров) завораживал своей гротескной, въедливой пластикой, шут в исполнении шведского тромбониста Элиаса Файнгерша сверкал своим инструментом, извлекая из него мелодии и звуки как из целого, так и из разобранного на части. Голосистый и разухабистый Алексей Шулин в роли Кента весь первый акт оставался центральной фигурой, и в его тени терялся не только во всю комикующий Глостер (Александр Пожаров), но и главный герой. Михаил Филиппов вообще оказался странным Лиром. Мне он напоминал, скорее, каких-то персонажей Горького или Леонида Андреева - Россия, начало 20 века. И только в финале, в замечательной сцене "воссоединения" с Корделией, повеяло классической мировой литературой. Но уже было поздно. Спектакль к тому времени состоялся в виде какого-то тяни-толкая, распавшись на сцены, эпизоды, образы и не прибавив для меня ничего неожиданного к традиционному толкованию-пониманию что шекспировской трагедии, что вечных вопросов жизни и смерти.