(no subject)
Любовь смертна.
И когда она умрет, то начинает разлагаться и гнить и может образовать почву для новой любви. Мертвая любовь живет тогда своей невидимой жизнью в живой, и, в сущности, у любви нет смерти.
А герцогиня шлюха. Я ненавижу ее и потому прекрасно понимаю, она видна мне насквозь со своими похотливыми мыслишками, подлой робостью и примитивной религиозностью, моя ненависть, словно острый инструмент, которым я легко ее вскрываю. Она часто вызывает меня в свои покои и суёт мне под камзол записки, которые я доставляю ее любовникам, сплошь до единого отвратительным. Герцогиня уже немолода, это видно по тому, как обвисли ее груди и как постарели ее руки. Но я храню ее тайну и унесу ее с собой в могилу, хоть ненависть к ее изменам жжёт мне сердце под камзолом.
Пусть во мне всего 62 см роста, но я настоящий человек, мужчина, возможно, побольше многих. Я карлик, но я не шут и я очень силён, я мог бы задушить герцогиню своими руками, или, например, до смерти запороть плетью за ее грехи.
По утрам она долго нежится и лениво потягивается в постели, перебирает драгоценности, которые ей подаёт камеристка, пропуская камни между тонких своих пальцев. Вся жизнь герцогини в любви, и она смотрит с неуловимой своей улыбкой, как любовь утекает между ее пальцев, как эти сверкающие каменья. Тогда она впадает в меланхолию, или просто притворяется, кажется, что на такие сложные чувства она неспособна. Она зовёт меня, чтобы спросить, что подойдёт ей больше и совсем меня не стыдится. Постель пропитана ее запахом, от которого меня тошнит. Я ее ненавижу, я хотел бы видеть, как она горит в адском пламени, не понимаю, как ее вообще можно любить, хотя видно, что когда-то она была хороша.
Она прикладывает большой пылающий рубин между своих ещё красивых грудей и спрашивает, что я думаю. Содрогаясь от ненависти, я все же отвечаю, что камень необыкновенно ей идёт, и она посылает мне благодарный взгляд, словно я разделил ее грусть. Однажды она спросила меня, не люблю ли я ее.
У карликов нет ни семьи, ни отца, ни матери, ни родины, ни родного дома, они рождаются случайно и тайно, то тут, то там, иногда в семье самых распоследних жалких бедняков, лишь бы их род не вымер. Их матери, брезгливо взглянув на своё потомство и содрогнувшись от ужаса, продают их за бесценок в цирк или для забавы богатеев, не подозревая, что перед ними потомки великого рода. На вырученные монеты эти матери покупают себе новое платье и машину дров для своих стариков.
Их карликовые дети сидят по ночам в своих маленьких комнатках, смотрят в узкие окошки в ночь, и им не нужно подзорных труб, чтобы видеть все.
Карлики существуют не для детей, то есть кажется верным, что в виду своего маленького роста карликам место рядом с детьми, но карлики не дети. Карлики взрослее всякого взрослого, так ясно и глубоко они понимают жизнь, которую не кутают в покровы фантазий, ибо в этом для карликов нет необходимости.
Девчонка надоедала своими вечными играми. Каждый день с утра по-раньше она тащилась в комнатку карликов и придумывала новые игры. «Ну почему ты не хочешь играть?» В этот раз он ничего ей не сказал, но она прочитала что-то в его неподвижном кукольном лице, в горящих ясным огнём глазах, что перестала улыбаться и вечно безмятежное ее настроение испортилось. Эти игры, такое дурацкое времяпровождение, когда вещи принимаются не за то, что они есть на самом деле. Обычные люди играют в свои игры до старости, но карлики живут всерьёз.
На другой день, пока девочка спала, он прокрался к ней, взял котёнка, которого она притащила себе в кровать, отсек ему ножом ему голову и выбросил через окно в кучу мусора. Вряд ли он ясно соображал, что делал. То есть это был расчетливый и заранее тщательно продуманный шаг с целью раз и навсегда прекратить эти приставания и игры. Проснувшись, она всюду искала котёнка и не нашла. Но нашли другие и поскольку пошли разговоры о котенке, она узнала о том, что котёнка больше нет и слегла в странном беспамятстве и горячке на месяц, очевидно не в силах перенести сознание того, что любимый зверёк помер. Но зато предложения игр прекратились. Скоро она подросла, и в 11 лет перестала играть совсем, стала девочкой тихой и задумчивой, хотя и милой.
Зрите, ибо я ваш искупитель! Искупитель всех карликов, прибитый гвоздями и распятый на игрушечном кресте на радость и счастье всем обычными людям и замученный ими. Глядите, я ем свою плоть, уродливей которой не было на земле, как она горька от пропитавшей ее невиданной ненависти ко всему живому и неживому в мире. Вот, я пью свою кровь, она жжется как огонь, который больше никому не загасить. Искупитель всех карликов, да пожрет пламя весь этот жестокий мир, в котором знаем мы только страдания!