Ленинград 1946 г. Кобулети 1961 г.
В послевоенном Ленинграде живёт обаятельная студентка, будущий инженер холодильных установок Циля Рубежова. Поклонники липнут к ней, как мухи, и она тоже не оставляет их без внимания, поощряя соревновательность. Как побочный продукт производства любовного мёда остаются записочки и стихи, которые Циля заботливо раскладывает по ячейкам-конвертикам.
Веня Гольфанович, один из главных воздыхателей милой Цили Григорьевны, слагает чуть не каждый божий день такие вирши:
Или, неделей ранее:
Мне никого не надо
Я одну только тебя люблю
Ни Тамары, ни Розы, ни Софы
Жизнь свою лишь тебе отдаю
Однако малый жанр оказывается явно недостаточен для устранения соперников и Веня привлекает весь свой стихотворный талант на создание элегии:
«Фото»
на письменном столе
в орнаменте из позолоты
стоит твой маленький портрет
и смотришь с него ты без заботы.
Да, о любви в о время
Мало еще ты знала
но мальчиков от себя
Никогда не отгоняла
В год тот роковой бывала
У станка вахтерского ты стояла
на проходивших из под лобика смотрела
И между звонками книжечки читала
Я познакомился с тобою первый
К себе домой меня ты позвала
Но я не был такой уж смелый
За это наказала меня судьба
Генадий как узнал твой адрес
Он сразу прибежал в твой дом
Умело голову тебе вскружил
И скоро сделался любим
Я знакомился с тобой чтоб
дружит красива
Он же чтоб желания удовлетворить
Но твой характер оказался -
твёрдая сила
А от чувств своих он не хочет отступить
но стоит победу ему полную одержать
Он снова будет тебе изменять
Новых девочек хорошеньких искать
Твое нежное сердце терзать
Сейчас ты встала в заколдованный тупик
И лишь выход из него помоему такой
Покончить с соблазнителем сразу вмиг
И гнать таких, как он, поганою метлой
Твой смех тогда будет снова звенеть
И жить тебе станет веселей
И снова ты с фото будешь смотреть
С прежней улыбкой своей.
Веня. ноябрь 46 г
Надо, сказать, что Генадий (или Геня, а вообще-то Евгений Гершман) объективно имеет лучшие исходные позиции перед студентом Веней.
Он постарше - фронтовик, вернувшийся на учёбу, - а кроме того, его стихотворная палитра богаче и изысканнее Вениной. В поэзии он не стесняется откровенной эротичности и грубой чувственности.
Или ещё вариант:
Чтобы удерживать благосклонность Цили, пока он отъезжает по делам в Москву из Ленинграда, Гена решается взяться за большую эпическую форму:
«С тобой и без тебя»
Я много поизъездивал
Я многое повидывал
Я видел жизнь разную
Счастливую, несчастную
Я видел много страшного
Коварного опасного
Я видел много рук, голов
Костей, обсохших черепов
Я видел виселиц леса
Я видел там и немца-пса
Я видел это - не забыл
Но помню я не только то
Ведь кроме горя кое-что
Получше жизнь украсит
Яркой краской разукрасит...
Далее Геня вспоминает сто городов, которые он прошёл, и в каждом «есть одна она, которая меня ждала». Но сердце его отдано единственной Циле: «Её под счёт не подвожу, её люблю, одну, одну...«
Скажем сразу, что эта громкая патетика помогла ему слабо, и к очередному его приезду Циля уже гуляет по театрам с Наумом, а за Наумом пристроился Рафаил, а за ним - Шурик Бернштам, который нашёл иной путь к сердцу любвеобильной Цецилии:
Но и Шурика сменяет »кисик« Боря Иофик, а следом Ося Минкин и т.д. и т.п.
Ося хотя и продолжает стихотворную традицию, но уже знает, что Цилю не удержишь, и попытка заранее обречена.
»Знаю, знаю«.
...Случалось, увлеченный скромным видом
Я не раз, не два валился в грязь,
Но всегда надежда мне служила гидом
И целительную заменяла мазь
Но...меня не любишь ты - я знаю.
Оттого на сердце мутное пятно
И когда рукой тебя я обнимаю
Мне душой твоей владеть не суждено
Через несколько лет Циля всё-таки выходит замуж за некоего Арановича и сменяет фамилию. Архив семьи Рубежовых достался нам изрядно разрозненным и потрепанным, поэтому в Цилиных бумажках образовался перерыв в несколько лет.
Санаторий "Кобулети". 1968 г. Аджария, Грузия. Автор: Д. Смирнов
В следующий раз мы встречаем её уже в 1961 году, в санатории в Кобулети. Ещё в поезде она умудряется охмурить москвича Игоря, который быстро начинает заполнять своими письмами очередной отдел Цилиного хранилища. Параллельно с рижанином Зигисом, совершенно ошалевшим от чувств. Извиняясь за то, »что плохо знает русского языка«, директор знаменитого завода ВЭФ Сигурд Крастинь совсем растаял:
»...Ты говорила, что я настоящий мужчина, а мне теперь слёзы в глазах. Я вообще не знаю, что со мной творится. Поверь мне - я в жизни не знал чувство, которые испытываю теперь. Мне кажется, что приближается что-то прекрасное, такое чего нельзя сразу понять. Но я верю, что вдвоём мы эту тайну раскроем».
Циле уже 35, но между тех писем мы находим открытку и письмецо от молодого грузинского аспиранта Отари:
» В мыслях ты сейчас рядом , я чувствую тебя совсем близко, целую твои глазки, лобик с маленьким шрамиком, маленький носик, волосы, чувствую дыхание твоих губ... пусть волны ласкают тебя, пусть солнце тебя греет, но знай - во всём, что тебе приятно есть частица меня...«
Циля по-прежнему в своём репертуаре. Дальше её путь лежит в Батуми, и вот как напутствует её подруга Ирена:
»Циля милая, как ты там? Вообще-то надо было выслать тебе моральный кодекс. Это моя ошибка. Поэтому слушай меня. Смотри, если обзавелась чайными плантациями, то в основном налегай на чай. Если станешь дегустировать грузинские вина, то украдут тебя. Факт.«
Также тревожится о Циле и ежедневно строчит письма некий Виктор:
... сделай вот что: ведь вода есть в Кобулетти? есть! грязь тоже, верно? так ради меня выпачкай хотя бы мизинец своей ножки и поставь отпечаток и без слов пошли мне, вот и будет привет мне. Ты ведь знаешь, для меня нет разницы в любой из всех частей из твоего божественного и такого родного мне тела. А вода для того, чтобы помыть потом ногу. Договорились?
Ещё раз прошу, напиши правду о своих финансах, я ни о чём так сильно не тревожусь...
Закрой глазки. Представляешь, что делает твой Виктор.
P.S. Это седьмое письмо. Сегодня авиабандеролью я высылаю тебе конфет."
Мы не обладаем фото Цили, и можем лишь предполагать, в чём секрет её мастерства. Вспоминаются незабвенные Лиля Брик и Мура Будберг, также умевшие »жить счастлива« (по выражению Вени Гольфановича) и держать при себе на коротком поводке и поэтов, и чекистов, а также законных мужей.
Думается, Циля с её талантами обаять мужчин и получать их откровенные письменные признания легко могла бы стать бесценным агентом спецслужб, эдакой »медовой ловушкой«, если бы попала в их поле зрения.
Любопытно, что сестра Цили, выросшая с ней вместе в одной квартире, доктор Ася Соломоновна - полная её противоположность. Однолюбка, предпочитающая всю жизнь страдать от неверного жениха, нежели искать других.
Позвольте на этом, дорогие читатели, завершить этот познавательный литературно-поэтический вечер.
До новых встреч.
Кавказская Ривьера. 40-е гг.