(no subject)
"Очень возможно, что Айседора Дункан так и делает. Может быть, она в кабинете обедает, а кроликов режет в ванной !" - шумел профессор Преображенский.
Именно так и вышло: парадонтолог принимает в бильярдной, кабинет главного врача томно раскинулся в будуаре, ортопеды занимают спальню, а зуботехническая лаборатория находится в бывшей ванной комнате.
Происходит все это в доме инженера Чаева. Вот здесь:
1908 г.
С тех пор дом успел состариться, недавно был отреставрирован, но, увы, безвозвратно утратил украшение - женскую фигуру над полукруглым окном.
Снаружи дом - образец модерна, жизнеутверждающего, но все же модерна северного. Внутри же начинаются такие игры с пространством, что ощущение, будто оказался внутри гравюры Эшера.
Встречает гостя высокий цилиндрический холл, наверху завершающийся зеркалом
зеркало, умножая пространство, путает бедного посетителя окончательно - кажется, что потолка нет
А вот дальше начинается лестница.
Лестница - вещь сугубо утилитарная. Парадными лестницами Петербург не удивишь, классицизм предлагает их немало. Но эти лестницы строго симметричные, располагавшиеся только по центру. А здесь из холла вырывается диагональная лестница, которая становится и самым парадным, и самым объемным интерьером.
Лестница идет от одного скругленного угла (вход) к другому (зимний сад)
там разворачивается и движется в обратном направлении. По пути она расширяется, становится светлей, обретает широкие мраморные перила и неожиданные треугольные пространства-балконы
Лестница, по диагонали перечеркивающая дом, диктует его внутреннее устройство, заставляя особняк "подстраиваться" и повторять ее очертания.
Придуманная архитектором Апышковым диагональ беспрецедентна. Единственный аналог можно отыскать в творчестве московского авангардиста Константина Мельникова, который именно так выстроил советский павильон на Парижской выставке 1925 года.
Из холла второго этажа видно металлическую служебную винтовую лестницу - но не спрятанную, а специально выставленную напоказ, как деталь интерьера.
Чтобы посетителю не казалось, что он наконец разобрался, где тут верх, а где низ, игры с зеркалами продолжаются. Ими оформлены острые углы, неожиданно сопровождающие обманчиво классическую полукруглую залу
Дом дает возможность снаружи догадываться о расположении в нем помещений. На архитекторском жаргоне это называется «планировка изнутри наружу». Делалось так не для достижения большого удобства - это уж как получится, - а чтобы уйти от надоевших осевых симметричных построений. В больших доходных домах этого достичь, как правило, не удавалось, и вся новизна модерна сводилась в них к декадентским затейливым деталям. В частных особняках архитекторы получали большую свободу, пускай и ценой выпадения такой постройки из градостроительного контекста: многие из этих вилл полностью или частично скрыты от любопытных глаз за деревьями частных садов. Когда после открытия Троицкого моста стала стремительно осваиваться Петроградская сторона, усадебный характер еще какое-то время сохранялся, особенно на окраинах. Именно там, в первую очередь на Каменном острове, можно найти самые смелые эксперименты петербургского модерна. Наступавшие доходные дома положили конец такого рода застройке, и вскоре авторы нетривиальных решений уступили скучной практичности.
Дом имел всего двух владельцев. Оба были весьма примечательными людьми.
Первый - инженер, директор Общества железнодорожных ветвей путей сообщения Сергей Чаев.
Профессия эта, новая по тем временам, была чрезвычайно престижна; "хочу быть путейцем" в ту пору звучало как для советского ребенка "хочу быть космонавтом". Попадали в эту отрасль люди по-настоящему талантливые.
Чаев совмещал управление с непосредственной инженерной деятельностью, был автором проекта электрифицированной линии Бахчисарай-Ялта и многих других.
Доходы его были высоки, и Чаев много отдавал на благотворительность. Занимался детьми-сиротами, в 1912 году был избран почётным членом Петроградского совета детских приютов.
После 1917 года Чаев оказался в стане генерала Деникина, став в его правительстве министром путей сообщения. Спроектировал рокадную ветвь от Чонгарского полуострова к Перекопскому перешейку. Но строительные работы развернуть не успели.
Судьба была к нему благосклонна, и в 1920 году уцелевший в крови и грязи гражданской войны Чаев перебрался в Медон, близ Парижа. Этот пригород был Меккой для русских эмигрантов первой волны. В том же году там выстроили крупнейший православный храм, паствой которого до сих пор является добрая половина города. Построен собор Воскресения Христова целиком на средства инженера С. Чаева.
В 1912 году миллионер Соловьев купил у Чаева этот особняк для своей жены, примы-балерины Мариинского театра Веры Трефиловой.
Ее подруга балерина Матильда Кшесинская восторженно писала о Трефиловой: "... когда мы ее увидели в Монте-Карло в "Лебедином озере", то все были поражены ее стильным выходом, классическим поклоном и поразительным умением держать себя на сцене, во всем была видна наша школа: благородство в движениях, изящество поз - одним словом, тот класс, которого здесь давно не видали и отвыкли видеть. Она была исключительно хороша в этом балете, и он по справедливости считался ее лучшим. После нее все, которые выступали в "Лебедином озере", не могли даже с ней сравниться".
Приобретение Соловьева было неслучайно: он знал о любви жены к цветам и зелени. Он угадал - балерина обожала зимний сад, который занимал весь двухэтажный стеклянный фонарь
Зимний сад, разумеется, обращен во внутренний двор. На этой фотографии виден выход из зимнего сада
Сейчас закончен ремонт фасада, особняк обрел истошный кобальтовый и рыжий колер, вряд ли аутентичный, но весьма бодрый.
В здании располагается стоматологическая поликлиника. Так что если есть желание осмотреть удивительную лестницу-диагональ, или полечить зубы - такая возможность есть.
Именно так и вышло: парадонтолог принимает в бильярдной, кабинет главного врача томно раскинулся в будуаре, ортопеды занимают спальню, а зуботехническая лаборатория находится в бывшей ванной комнате.
Происходит все это в доме инженера Чаева. Вот здесь:
1908 г.
С тех пор дом успел состариться, недавно был отреставрирован, но, увы, безвозвратно утратил украшение - женскую фигуру над полукруглым окном.
Снаружи дом - образец модерна, жизнеутверждающего, но все же модерна северного. Внутри же начинаются такие игры с пространством, что ощущение, будто оказался внутри гравюры Эшера.
Встречает гостя высокий цилиндрический холл, наверху завершающийся зеркалом
зеркало, умножая пространство, путает бедного посетителя окончательно - кажется, что потолка нет
А вот дальше начинается лестница.
Лестница - вещь сугубо утилитарная. Парадными лестницами Петербург не удивишь, классицизм предлагает их немало. Но эти лестницы строго симметричные, располагавшиеся только по центру. А здесь из холла вырывается диагональная лестница, которая становится и самым парадным, и самым объемным интерьером.
Лестница идет от одного скругленного угла (вход) к другому (зимний сад)
там разворачивается и движется в обратном направлении. По пути она расширяется, становится светлей, обретает широкие мраморные перила и неожиданные треугольные пространства-балконы
Лестница, по диагонали перечеркивающая дом, диктует его внутреннее устройство, заставляя особняк "подстраиваться" и повторять ее очертания.
Придуманная архитектором Апышковым диагональ беспрецедентна. Единственный аналог можно отыскать в творчестве московского авангардиста Константина Мельникова, который именно так выстроил советский павильон на Парижской выставке 1925 года.
Из холла второго этажа видно металлическую служебную винтовую лестницу - но не спрятанную, а специально выставленную напоказ, как деталь интерьера.
Чтобы посетителю не казалось, что он наконец разобрался, где тут верх, а где низ, игры с зеркалами продолжаются. Ими оформлены острые углы, неожиданно сопровождающие обманчиво классическую полукруглую залу
Дом дает возможность снаружи догадываться о расположении в нем помещений. На архитекторском жаргоне это называется «планировка изнутри наружу». Делалось так не для достижения большого удобства - это уж как получится, - а чтобы уйти от надоевших осевых симметричных построений. В больших доходных домах этого достичь, как правило, не удавалось, и вся новизна модерна сводилась в них к декадентским затейливым деталям. В частных особняках архитекторы получали большую свободу, пускай и ценой выпадения такой постройки из градостроительного контекста: многие из этих вилл полностью или частично скрыты от любопытных глаз за деревьями частных садов. Когда после открытия Троицкого моста стала стремительно осваиваться Петроградская сторона, усадебный характер еще какое-то время сохранялся, особенно на окраинах. Именно там, в первую очередь на Каменном острове, можно найти самые смелые эксперименты петербургского модерна. Наступавшие доходные дома положили конец такого рода застройке, и вскоре авторы нетривиальных решений уступили скучной практичности.
Дом имел всего двух владельцев. Оба были весьма примечательными людьми.
Первый - инженер, директор Общества железнодорожных ветвей путей сообщения Сергей Чаев.
Профессия эта, новая по тем временам, была чрезвычайно престижна; "хочу быть путейцем" в ту пору звучало как для советского ребенка "хочу быть космонавтом". Попадали в эту отрасль люди по-настоящему талантливые.
Чаев совмещал управление с непосредственной инженерной деятельностью, был автором проекта электрифицированной линии Бахчисарай-Ялта и многих других.
Доходы его были высоки, и Чаев много отдавал на благотворительность. Занимался детьми-сиротами, в 1912 году был избран почётным членом Петроградского совета детских приютов.
После 1917 года Чаев оказался в стане генерала Деникина, став в его правительстве министром путей сообщения. Спроектировал рокадную ветвь от Чонгарского полуострова к Перекопскому перешейку. Но строительные работы развернуть не успели.
Судьба была к нему благосклонна, и в 1920 году уцелевший в крови и грязи гражданской войны Чаев перебрался в Медон, близ Парижа. Этот пригород был Меккой для русских эмигрантов первой волны. В том же году там выстроили крупнейший православный храм, паствой которого до сих пор является добрая половина города. Построен собор Воскресения Христова целиком на средства инженера С. Чаева.
В 1912 году миллионер Соловьев купил у Чаева этот особняк для своей жены, примы-балерины Мариинского театра Веры Трефиловой.
Ее подруга балерина Матильда Кшесинская восторженно писала о Трефиловой: "... когда мы ее увидели в Монте-Карло в "Лебедином озере", то все были поражены ее стильным выходом, классическим поклоном и поразительным умением держать себя на сцене, во всем была видна наша школа: благородство в движениях, изящество поз - одним словом, тот класс, которого здесь давно не видали и отвыкли видеть. Она была исключительно хороша в этом балете, и он по справедливости считался ее лучшим. После нее все, которые выступали в "Лебедином озере", не могли даже с ней сравниться".
Приобретение Соловьева было неслучайно: он знал о любви жены к цветам и зелени. Он угадал - балерина обожала зимний сад, который занимал весь двухэтажный стеклянный фонарь
Зимний сад, разумеется, обращен во внутренний двор. На этой фотографии виден выход из зимнего сада
Сейчас закончен ремонт фасада, особняк обрел истошный кобальтовый и рыжий колер, вряд ли аутентичный, но весьма бодрый.
В здании располагается стоматологическая поликлиника. Так что если есть желание осмотреть удивительную лестницу-диагональ, или полечить зубы - такая возможность есть.