Петербургский фаланстер
Социалисты-утописты искали путь коренной переделки человека, лишённого каких-либо индивидуалистических инстинктов. Легче всего это казалось сделать в неких новых формах жилья, которые Фурье называл фаланстерами. Здесь люди должны были приучаться к коллективизму, освободившись от тягот домашнего труда, от семейных уз и вообще от всего мелкого и частного, что могло затормозить процесс формирования «нового человека».
Хорошо известны советские эксперименты в этой области после революции, но в России, в частности в Петербурге, существовали и более ранние опыты создания такого совместного жилья будущего.
Идея приобрела особую популярность после появления романа Чернышевского «Что делать», главы которого, а именно четвертый сон Веры Павловны, рассказывают об обитателях фаланстера. Мысль о совместном, коммунальном проживании показалась привлекательной молодым художникам во главе с И. Н. Крамским. Они сняли сообща квартиру, сначала на 17-й линии Васильевского острова, а потом на Вознесенском проспекте. В этом совместном жилище, по словам И. Е. Репина, «каждый чувствовал себя в кругу самых близких, доброжелательных, честных людей… в этом общежитии выигрывалась масса времени, так бесполезно растрачиваемого жизнью в одиночку. Что мог иметь каждый из этих бедных художников один, сам по себе? Какую-нибудь затхлую, плохо меблированную комнату с озлобленной на весь мир хозяйкой. Скверный обед в кухмистерской, разводитель катаров желудка, желчного настроения и ненависти ко всему… А здесь, в артели, соединившись в одну семью, эти самые люди жили в наилучших условиях света, тепла и образовательных пособий».
В 1863 г. в Петербурге, в доме на Знаменской улице (ныне ул. Восстания), появилась так называемая Знаменская коммуна - детище литератора В. А. Слепцова. По его замыслу, это был первый шаг к осуществлению идей Ф. Фурье. «Удастся нам ужиться и расширить это дело - сейчас же появятся подражатели, - размышлял Слепцов. - Такие коммуны распространятся, укоренятся, и тогда мы ли, последующие ли поколения будем развивать дело дальше до настоящего фаланстера».
Распорядок дня в петербургском фаланстере был строгий: с утра - «добывание хлеба насущного, в пять часов - обед, за чаем - обмен впечатлениями, вечером все работали или читали в своих комнатах. Все вместе собирались по приемным дням, когда коммуну навещали гости». Создатель Знаменской коммуны старался найти для членов своего коллектива (а это были в основном женщины) работу. Ему удалось организовать женскую издательскую артель. Занимался Слепцов и просвещением женщин: в коммуне периодически устраивались лекции, концерты, спектакли. Ему же приходилось вести хозяйство.
Однако скоро выяснилось, что коммунарки, нередко дворянки и дочери богатых родителей, пренебрегали низменными, хозяйственными заботами. Одна из участниц женского движения 1860-х годов, замешанного на утопическом социализме, считала, что коммуна развалилась, так как «женщины того времени обнаруживали отвращение к хозяйству и простому труду, перед которым они в теории поклонялись».
Несмотря на короткое существование коммуны - чуть больше года, слухи о ней распространились не только в столице, но и в провинции. С. В. Ковалевская вспоминала: «Главным пугалом родителей и наставников в палибинском околотке была какая-то мифическая коммуна, которая, по слухам завелась где-то в Петербурге. В ней - так, по крайней мере, уверяли - вербовали всех молодых девушек, желающих покинуть родительский дом. Молодые люди жили в ней при полнейшем коммунизме. Прислуги в ней не полагалось, и благороднейшие девицы-дворянки собственноручно мыли полы и чистили самовары».
Что-то в слухах было правдой, что-то выдумкой, но неблагоустроенность быта, попытки уравнять расходы и потребности всех членов привели к тому, что первый русский фаланстер, по выражению А. И. Герцена, превратился в «казарму отчаянья человечества». Еще более ужасной выглядел фаланстер в Эртелевом переулке (ныне улица Чехова), описанный Н. И. Свешниковым: «Коммуна занимала маленькую комнатку, и ее членами состояли В[оскресенски]й, С[ергиевски]й, С[оболев], князь Ч[ерекезов] и В[олков], и тут же пребывали две нигилистки, К[оведяева]В[оронцова] и Т[имофеева], и все они спали вповалку… подойдя к столу, [я] увидал такую массу грязи, что мне, хотя и непривыкшему к комфорту и порядку, и то показалось чересчур неприятно».
Уже в конце XIX в. многим стало ясно, что освободить человека от притупляющих занятий по дому можно и вполне буржуазными способами: развертыванием сети общественных прачечных, пошивочных мастерских, специальных магазинов, системы общественного питания, а вовсе не путем совместного проживания и поочередной стирки ограниченного количества постельных принадлежностей и белья.
Хорошо известны советские эксперименты в этой области после революции, но в России, в частности в Петербурге, существовали и более ранние опыты создания такого совместного жилья будущего.
Идея приобрела особую популярность после появления романа Чернышевского «Что делать», главы которого, а именно четвертый сон Веры Павловны, рассказывают об обитателях фаланстера. Мысль о совместном, коммунальном проживании показалась привлекательной молодым художникам во главе с И. Н. Крамским. Они сняли сообща квартиру, сначала на 17-й линии Васильевского острова, а потом на Вознесенском проспекте. В этом совместном жилище, по словам И. Е. Репина, «каждый чувствовал себя в кругу самых близких, доброжелательных, честных людей… в этом общежитии выигрывалась масса времени, так бесполезно растрачиваемого жизнью в одиночку. Что мог иметь каждый из этих бедных художников один, сам по себе? Какую-нибудь затхлую, плохо меблированную комнату с озлобленной на весь мир хозяйкой. Скверный обед в кухмистерской, разводитель катаров желудка, желчного настроения и ненависти ко всему… А здесь, в артели, соединившись в одну семью, эти самые люди жили в наилучших условиях света, тепла и образовательных пособий».
В 1863 г. в Петербурге, в доме на Знаменской улице (ныне ул. Восстания), появилась так называемая Знаменская коммуна - детище литератора В. А. Слепцова. По его замыслу, это был первый шаг к осуществлению идей Ф. Фурье. «Удастся нам ужиться и расширить это дело - сейчас же появятся подражатели, - размышлял Слепцов. - Такие коммуны распространятся, укоренятся, и тогда мы ли, последующие ли поколения будем развивать дело дальше до настоящего фаланстера».
Распорядок дня в петербургском фаланстере был строгий: с утра - «добывание хлеба насущного, в пять часов - обед, за чаем - обмен впечатлениями, вечером все работали или читали в своих комнатах. Все вместе собирались по приемным дням, когда коммуну навещали гости». Создатель Знаменской коммуны старался найти для членов своего коллектива (а это были в основном женщины) работу. Ему удалось организовать женскую издательскую артель. Занимался Слепцов и просвещением женщин: в коммуне периодически устраивались лекции, концерты, спектакли. Ему же приходилось вести хозяйство.
Однако скоро выяснилось, что коммунарки, нередко дворянки и дочери богатых родителей, пренебрегали низменными, хозяйственными заботами. Одна из участниц женского движения 1860-х годов, замешанного на утопическом социализме, считала, что коммуна развалилась, так как «женщины того времени обнаруживали отвращение к хозяйству и простому труду, перед которым они в теории поклонялись».
Несмотря на короткое существование коммуны - чуть больше года, слухи о ней распространились не только в столице, но и в провинции. С. В. Ковалевская вспоминала: «Главным пугалом родителей и наставников в палибинском околотке была какая-то мифическая коммуна, которая, по слухам завелась где-то в Петербурге. В ней - так, по крайней мере, уверяли - вербовали всех молодых девушек, желающих покинуть родительский дом. Молодые люди жили в ней при полнейшем коммунизме. Прислуги в ней не полагалось, и благороднейшие девицы-дворянки собственноручно мыли полы и чистили самовары».
Что-то в слухах было правдой, что-то выдумкой, но неблагоустроенность быта, попытки уравнять расходы и потребности всех членов привели к тому, что первый русский фаланстер, по выражению А. И. Герцена, превратился в «казарму отчаянья человечества». Еще более ужасной выглядел фаланстер в Эртелевом переулке (ныне улица Чехова), описанный Н. И. Свешниковым: «Коммуна занимала маленькую комнатку, и ее членами состояли В[оскресенски]й, С[ергиевски]й, С[оболев], князь Ч[ерекезов] и В[олков], и тут же пребывали две нигилистки, К[оведяева]В[оронцова] и Т[имофеева], и все они спали вповалку… подойдя к столу, [я] увидал такую массу грязи, что мне, хотя и непривыкшему к комфорту и порядку, и то показалось чересчур неприятно».
Уже в конце XIX в. многим стало ясно, что освободить человека от притупляющих занятий по дому можно и вполне буржуазными способами: развертыванием сети общественных прачечных, пошивочных мастерских, специальных магазинов, системы общественного питания, а вовсе не путем совместного проживания и поочередной стирки ограниченного количества постельных принадлежностей и белья.