Взгляд и улыбка
Жила на земле женщина, богатая и красивая, очень красивая. Жила она, кажется, в Англии, в восемнадцатом веке. С определённой долей вероятности можно утверждать, что её жизнь была соткана из событий, которые ничуть не удивили бы нас, если бы мы о них узнали - светские визиты, балы, чтение стихов, рождение детей, меценатство, да что угодно.
Но мы не знаем об этой даме практически ничего, титул и фамилия - герцогиня де Бофор - ни о чём нам не говорят. Есть лишь догадка, версия, предположение - возможно, это дочь адмирала Боскауэна, которая получила титул и фамилию в замужестве и прожила до глубокой старости. Может, так оно и было.
Только одно известно наверняка: в какой-то из дней своей жизни эта женщина - молодая и ослепительно красивая - увенчала маленькой шляпкой со страусовыми перьями свои роскошные волосы, напудренные и зачёсанные вверх, надела на узкое запястье браслет, повязала на шею чёрную ленточку с золотым крестиком и набросила на плечи лёгкий голубой шарф.
Это всё, что нам известно, и вполне вероятно, что больше знать и не надо. Она жила когда-то, она была хороша собой, и ей был ниспослан дар - возможность дарить свою красоту, свой полуулыбку, свой взгляд многим, очень многим поколениям людей, которые будут жить на земле задолго после неё. Людям, которым ничего не скажет её имя, людям, которые будут восхищённо вглядываться в её лицо - точно так же, как вглядывался 50-летний Томас Гейнсборо.
В одесской квартире моего деда-художника, где так уютно тикали старинные часы и сладко пахло книгами и масляными красками, висела копия этого портрета. Дама в голубом едва заметно улыбалась, и, глядя на неё, я не думал о том, кто она и как её зовут. Детское восприятие красоты ещё не требовало подпитки фактами, восторг не нуждался в именах, надо было лишь созерцать образ.
И в самом деле: жила на земле женщина, молодая и красивая, очень красивая - разве этого не достаточно?
Но мы не знаем об этой даме практически ничего, титул и фамилия - герцогиня де Бофор - ни о чём нам не говорят. Есть лишь догадка, версия, предположение - возможно, это дочь адмирала Боскауэна, которая получила титул и фамилию в замужестве и прожила до глубокой старости. Может, так оно и было.
Только одно известно наверняка: в какой-то из дней своей жизни эта женщина - молодая и ослепительно красивая - увенчала маленькой шляпкой со страусовыми перьями свои роскошные волосы, напудренные и зачёсанные вверх, надела на узкое запястье браслет, повязала на шею чёрную ленточку с золотым крестиком и набросила на плечи лёгкий голубой шарф.
Это всё, что нам известно, и вполне вероятно, что больше знать и не надо. Она жила когда-то, она была хороша собой, и ей был ниспослан дар - возможность дарить свою красоту, свой полуулыбку, свой взгляд многим, очень многим поколениям людей, которые будут жить на земле задолго после неё. Людям, которым ничего не скажет её имя, людям, которые будут восхищённо вглядываться в её лицо - точно так же, как вглядывался 50-летний Томас Гейнсборо.
В одесской квартире моего деда-художника, где так уютно тикали старинные часы и сладко пахло книгами и масляными красками, висела копия этого портрета. Дама в голубом едва заметно улыбалась, и, глядя на неё, я не думал о том, кто она и как её зовут. Детское восприятие красоты ещё не требовало подпитки фактами, восторг не нуждался в именах, надо было лишь созерцать образ.
И в самом деле: жила на земле женщина, молодая и красивая, очень красивая - разве этого не достаточно?