Вахтанг Кикабидзе: «Наш род правил Грузией тысячу лет»
Потомок грузинских царей трижды оставался на второй год, а потом - поступил без экзаменов на факультет… английского языка. Знаменитый певец и актер рассказал о своей молодости, любимом фильме и будущей книге в эксклюзивном интервью «Республике»
Татьяна Дугиль
В холле симферопольской турбазы «Таврия» он возник перед глазами неожиданно - пожилой, уставший, худощавый человек в простом, даже скромном спортивном костюме:
- Здравствуйте! Это вы меня ждете? - голос был низкий, глуховатый, неспешный, малоэмоциональный - где ты, темпераментный Мимино?
Устроились на небольшом диванчике в холле - и собеседник с удовольствием затянулся весьма крепкой сигаретой:
- Все, я готов!
«Отец от любви к маме отравился острым перцем»
- Вахтанг Константинович, вы - дворянского происхождения…
- Не просто дворянского - надо брать выше! - скупо улыбнулся он и начал рассказывать: - С IX века на грузинском троне царствовала династия Багратиони. - На них,
в XIX веке, грузинское царство и закончилось. Моя мама - певица Манана Константиновна Багратиони-Давиташвили - из этого рода…
В 1936-37 годах наш род разгромили: кого расстреляли, кого выселили. Моя тетя, старшая сестра мамы, где-то в Сибири была в ссылке. До сих пор ходит в Тбилиси такая байка. Собралась как-то за столом поэты. Кто-то поднял тост: «За Берия!». А мой дядя, муж маминой сестры, известный поэт и писатель, один из группы символистского течения «Голубые роги», сказал: «Я за этого негодяя пить не буду!» Его отец к тому времени уже несколько лет сидел. Ночью дядю арестовали. Кто-то донес, настучал. А через два дня - и супругу его забрали… Вернулась из ссылки постаревшая, хромая женщина. А ведь с нее в свое время художник Ладо Гудиашвили писал царицу Тамару. Помните, еще открытки такие были?
Жить тогда было трудно, квартир не было, ютились в каких-то каморках. Мое детство прошло в бывшей кухне, на цементном полу. Из-за этого всю жизнь болят ноги - простудил.
Мой дед - Константин Багратиони - все время говорил: «Пока Тамара из ссылки не вернется, не беспокойтесь - я не умру!» Так и случилось. В тот вечер, когда она пришла, мне было, наверное, уже лет девять. Ночью, таясь (мы ведь считались «семьей врага народа»!), пришли в гости друзья. Дед их встретил, потом пошел к себе в комнату. Мама сказала: «Ну, теперь спокойно будет спать!» Утром смотрим - к девяти часам дед не выходит, к десяти… Вошли к нему - а он, оказывается, во сне и скончался…
Брат деда лежал на тот момент в больнице. В семье решили ему не говорить, что Константин умер. Но, видно, кто-то из посторонних проговорился - он из больницы сбежал, но пришел проститься. Я помню: такой красавец, вроде бы крепкий… Увидел деда, упал на пол - и тоже скончался. Обоих хоронили.
- А отец ваш был журналистом, верно?
- Да. Я часто, как байку, рассказываю вашим коллегам историю знакомства мамы с отцом. Они встретились на каком-то празднике у общих друзей. Мама - тоненькая, очень красивая. Была как раз весна, на столе - уже много разной зелени. «Смотрю, - говорит она, - сидит напротив красивый молодой человек. И начал за мной ухаживать!» В конце концов, он так и спросил прямо: «Что я должен сделать, чтобы вы обратили на меня внимание?!» А перед мамой на тарелке среди овощей - много зеленого перца, стручкового, жгучего. Ну, она, молоденькая, возьми да и скажи: «Вот если вы пять перцев сразу сможете съесть…» Он тут же схватил эти перцы - и в рот! Конечно, ему стало плохо. Вызвали машину «скорой помощи». А пока врачи приехали, мама салфетку намочила, и время от времени клала горе-поклоннику на лоб. Когда домой пришла, оказалось, что «сарафанное радио» уже сработало. Дед чуть ли не с порога начал спрашивать: «Манана, кто это там за тобой ухаживал?» «Молодой журналист Константин Кикабидзе!» - отвечает мама. И тут же все рассказала: и про перцы, и про то, как парню плохо стало. Дед уточняет: «Ты, когда примочки прикладывала, до него дотрагивалась?» «Да!» - отвечает мама. «Раз ты до него дотронулась, значит - ты должна и замуж за него идти!» - заключил дед.
«Петь я начал в подъезде...»
- Замечательно! Вахтанг Константинович, а вы помните, когда запели?
- Запел я довольно поздно. Я очень хотел… рисовать! - тон вдруг стал заговорщицкий, доверительный. - Сильно тянуло меня к этому. Рисовал на чистых листах в книгах, на обертках. Жили-то трудно, купить бумагу нормальную не на что было.
У меня и сейчас много друзей-художников, люблю смотреть, как они работают. Прибегаю, когда есть свободное время, в мастерские, слежу. И они выползают с похмелья - и вдруг начинают творить! Понимаете? И такие они счастливые! А потом сидят на стульях на улице, продают картины - и никто их не покупает, к сожалению. Наверное, нужно умереть, чтобы тебя оценили: вот этот был хороший художник, а тот - плохой…
А запел я случайно - в старших классах. Тогда все пацаны пели в подъездах. Везде это было: гитара, мальчики стараются для девочек. У нас тоже был такой старенький дом с хорошей акустикой в подъезде. И один из ребят постарше мне как-то сказал: «Пойдем со мной в институт - на репетицию самодеятельного эстрадного оркестра, попробуй спой там!» Я с тем парнем пошел и впервые увидел микрофон - квадратный такой, огромный. И так захотелось его подержать! С тех пор меня на улице никто не видел - я все время бегал на различные репетиции. Перепел во всех вузах, кроме ветеринарного - у них не было самодеятельности… Ходил в студенческий оркестр, играл на барабанах… Годам к двадцати меня уже знали как исполнителя среди студенчества.
В школе я учился очень плохо. С математикой не ладил настолько, что первый раз меня оставили на второй год в третьем классе, потом - в шестом, потом - в восьмом. Мама всегда плакала, расстраивалась. А мой преподаватель русского языка Нина Газелевна меня любила очень за то, что я любил читать. И маму успокаивала: «Манана, не переживайте, он будет актером!»
«Голос Кикабидзе отдает загнивающим Западом»
- А вот - почему так? Многие артисты, певцы, люди явно широко образованные, признаются, что плохо учились в школе…
- …Ну, мозги, наверное, по-другому устроены у тех, кто предназначен для искусства, - я так сейчас думаю! А тогда - сам не понимал, почему такое с науками.
Зато я помню хорошо… У нас большой такой был двор. И там мы все, разных национальностей, вместе росли. Так вот, когда были плохие погоды, и нам некуда было идти, мы забирались на чердак, и я там рассказывал ребятам истории - с музыкой, со стрельбой. Как будто фильм посмотрел и пересказываю. Тогда и не думал даже, что буду писать настоящие сценарии…
А в 1959 году у одного моего товарища подоспел выпускной вечер в инязе… И вот он приходит: «Если можешь, спой у нас!» Кто-то мне одолжил костюм. Две песни мы с институтским оркестром исполнили. А на вечере был ректор. Стал спрашивать: «Он не хочет к нам поступить?» Вот так я попал в институт! - короткий хрипловатый смешок словно предупредил, что юмор - только начинается. - Когда мне сказали: «Вот английский факультет, пойдешь?» - я опешил: «Вы что, с ума сошли?!» Но дали мне педагога. Я три месяца с ним позанимался, и он мне сказал: «У вас есть талант, вы отлично воспринимаете язык!». И была страшная жара, помню, я пришел на экзамен по истории. Знал, что все равно должны зачислить, но, как человек порядочный, на экзамен явился. Захожу в аудиторию, а там - человек 30 девочек отвечать готовятся! И преподаватель сидит - такой, с красным носом, видно, с похмелья был… «Иди, - говорит, - отсюда, и через два часа приходи, три бутылки пива с собой принеси, холодного!»
Когда я вернулся, последние девочки уже уходили. Я подождал, пока за последней дверь закроется, вытащил пиво, перед педагогом поставил. Он смущенно так глаза поднял: «Это я вчера на юбилее был…» «Да, - отвечаю, - самого вчера на именины приглашали!» Он пива хлебнул, повеселел. А видно: голодный, кушать хочет - с похмелья ведь, да три часа на экзамене отсидел! Стал расспрашивать: «И что у вас на столах было?» «Шашлык был, - послушно перечисляю я, - то было, это…» «А поросенок был?» - вдруг уточняет он. «Да!» - говорю. «С хреном?!» А я знал на тот момент, что «хрен» - плохое слово! Слышал же: «Иди ты на хрен!» или «Ни хрена!» Я как покраснел! «Нет, - отвечаю, - без хрена. Ему, наверное, перед тем, как к столу подавать, отрезали…». Вы вот смеетесь - так и историк. Он как начал хохотать! А потом спросил: «Скажи-ка мне, что самое большое сделал для России Петр I?» «Картошку завез!» - отвечаю. «Молодец! - говорит он. - Четыре. Хватит тебе?» - «Да ради Бога!» Он четверку и поставил…
- И как пошла учеба в институте?
- Не очень. Прихожу первого сентября в аудиторию - там девочки по-английски говорят, я ничего не понимаю. И целый день вечера жду, чтобы на репетицию отправиться. А в мозгах - одна филармония сидит! «Не-е, - думаю, - надо из института уходить!» И вот повели меня в филармонию - проверяться. А тогда были худсоветы. И хорошо, что они были, потому что нынешняя попса, которая непонятными путями на сцену попадает, - это просто смешно! Ну, ладно…
Я почему-то был уверен, что мое появление всех в филармонии очень обрадует, что объятия распахнут: «Наконец-то он к нам пришел!» А с худсовета меня… выгнали с вердиктом: «Хриплый голос Кикабидзе отдает загнивающим Западом!» Я вернулся домой - мертвый: из института ушел, эти меня не взяли…
А вечером позвонил администратор филармонии. Он тоже, оказывается, был на прослушивании. И предложил: под другим именем (чтобы не узнало руководство филармонии!) он втихаря возьмет меня на гастроли в Ростов‑на-Дону. Я к маме за советом: «Что мне делать?» И она, профессиональная певица, тут же подсказала выход: «Взять мою фамилию! Лучше фамилии нету!» И я поехал на гастроли как Вахтанг Багратиони. Первый и последний раз выступил под этим именем, и заработал самый плохой отзыв в прессе. В ростовской газете написали: «На сцену вышел худой молодой человек и начал орать хриплым голосом в микрофон» - и так далее, большая такая статья. Хрипотца тогда считалась чем-то крамольным. А потом по всему Советскому Союзу прошел фильм «Поет Ив Монтан». Меня разыскали, притащили в филармонию, надели водолазку, как у Монтана, и я начал работать. И с тех пор, с 1959 года, я - уже официально на профессиональной сцене. Такой динозавр…
«„Мимино“ - это не комедия»
- Ваша самая известная роль - Валико Мизандари в фильме «Мимино». Картина эта для вас - знаковая? Если да, - почему? Если нет, какой из фильмов ближе из тех, в которых вы снимались?
- Ну, «Мимино» для меня - намного ниже, чем картина «Не горюй».
«Не горюй!» - шедевр! Когда отмечали столетие мирового кинематографа, отобрали сто лучших картин века, и фильм «Не горюй!» вошел в эту сотню.
А «Мимино» - массовый фильм.
- Простой…
- Но в этом его прелесть. Сейчас картина стала очень востребованной. Почему, знаете? Она не коммерческая, это философский фильм. История, простая, искренняя. В чем ее смысл? Человек должен быть на своем месте, там, где он нужен. Хорошо жить все хотят, но кто-то же должен на вертолете летать, везти эту козу. Сосед соседа должен встречать, помогать. Я вообще не считаю, что это комедия. Это серьезная картина. Люди над ней сперва хохочут, потом задумываются. В этом талант Георгия Данелия.
- А свою книгу «Лицо кавказской национальности» вы закончили?
- Почти. Но название поменял, ведь это выражение очень оскорбительно. Звучит так же неприлично, как «жид», «чучмек» или «хохол». Я долго не мог начать писать, пока не родилась первая фраза книги: «Если с вами беседует лицо кавказской национальности, не считайте его дураком за его акцент и грамматические ошибки, помните, что с вами говорят на вашем языке, прекрасно владея своим родным, который вы вообще не знаете». В книге я вспоминаю своих земляков, разных чудаков, на которых держится жизнь. Кстати, пишу по-русски - по-грузински хуже выходит, медленнее. Очень интересные получились новеллы. А называется книга теперь - «Они».
- Вахтанг Константинович, наверное, каждый из ваших слушателей ассоциирует вас с какой-то определенной песней. А какая из песен дороже всего вашему сердцу?
- Песен очень много - и еще есть несколько чемоданов с нотами, которые я пока не трогаю. Люди приносят - неудобно отказать. Говорю: «Я посмотрю!» и… не получается.
Но в последнее время я понял, что нашел песню, которую мне все время приятно петь. Это песня Окуджавы «Виноградную косточку в теплую землю зарою». Булат ее называл «Грузинская песня». Вчера на концерте тоже ее пел, и весь зал пел вместе со мной…
«Дети - лучшее, что я сделалв жизни»
- Вы довольны своими детьми и внуками?
- Очень даже! - на усталом лице просияла улыбка.
- А чем они занимаются?
- Вот сейчас мой сын приехал сюда, в Крым. И занимается тем, что следит, чтобы я вовремя выпил лекарство. Константин - художник, окончил Академию художеств, три года работал по контракту в Москве в посольстве Грузии. Он - гражданин Канады. Живет в Торонто, - собеседник с затаенной гордостью мельком взглянул на сидящего рядом симпатичного парня с ноутбуком на коленях, прикурил очередную сигарету. - Я недавно был в Израиле, у врачей. Поставили диагноз не очень хороший, связанный с почками. А я - человек не режимный. Постоянно забываю и путаю, когда какое лекарство пить. Вот Костя и вызвался за порядком следить.
Дочка у меня старшая - Марина. Она - актриса Тбилисского академического театра имени Шота Руставели, снимается в кино, преподает в театральном вузе сценическое мастерство. Трое внуков. Не избалованные, нормальные ребята. Не было случая, чтобы кто-то из детей в нашем доме требовал: «Мама-папа, купи мне то или это!» Они знали, как я в детстве рос все время голодным. Отголоски того голода до сих пор остались. Жена шутит и ругает: «Буба, тебя опасно отпускать на рынок! Ты купишь и принесешь в дом все, что там есть!» Но дети росли в здоровой среде. Начитанные, прекрасно говорят по-русски. Честные, порядочные. Наверное, главное, что я хорошее в жизни сделал, - это они!
О Тбилиси
- Я считаю себя, в первую очередь, не певцом, не актером, не режиссером, а… тбилисцем. У нас, в Грузии, есть такая должность. Тбилисцы - это отдельная каста. Их сразу узнаешь, потому что они с детства обучены уважать друзей, соседей. У них есть свой кодекс жизни. Был, во всяком случае. Сейчас вроде начал пропадать, но, слава богу, пока еще держится.
Вот я вам такую историю расскажу. У меня был друг один, он сейчас народный артист, известный танцовщик. А во дворе нашем семья его жила в двухкомнатной полуподвальной квартире. Надумал он жениться. Друзей у него было много, денег не было. В ресторан он друзей пригласить не мог, в квартире они не помещались. А рядом жила тетя Рая - не грузинка, просто тбилисская женщина - полуеврейка, полу… еще кто-то по крови. Очень образованная, вдова генерала, она приехала в Тбилиси из какого-то города. Жила очень бедно: стул, стол, кровать и безумно много книг - все! Во дворе тетю Раю очень любили. Так вот, она жила в четырехкомнатной квартире - и разобрала стенку между своим жильем и соседским, «чтобы мальчик мог пригласить друзей». И свадьбу мы играли в шести комнатах! А потом несколько месяцев эту стенку не могли восстановить - денег не было… Вот такой это город - Тбилиси!