Воспоминания о ГУЛАГЕ. Ахтиямов Я.А. Наперекор ударам судьбы.
Что думали они, знавшие, любившие меня до того страшного часа, мои товарищи и друзья? Конечно же, они, как и я, были в шоке, без мыслей и воли, и теперь в страхе дрожали за свою жизнь, готовые выполнить беспрекословно любое указание этих бесцеремонных церберов НКВД, даже убить меня...
Немного опомнившись, я заставил трудиться свой мозг, отрабатывая разные возможности выхода из ситуации. Рассудок не находил причины ареста, призывал к выдержке, терпению, покорности, возможному торжеству справедливости.
Однако опыт говорил другое: ты сам молчал, когда судили товарищей по работе, иногда даже голосуя за их исключение. Где они?
При виде следователя первым моим вопросом, естественно, был: - "За что меня арестовали, в чем моя вина?" Каменное лицо следователя осветила саркастическая улыбка, и он гнусно произнес: "Просидишь - узнаешь, мы невинных не берем!" Мои жалкие оправдательные доводы, что инженер, передовик, - стахановец, что обо мне печатали статьи в газете, были выслушаны с издевкой. Должно быть, все это было для него не ново."Сначала мы с тебя спустим штаны и отведем в камеру, -цинично сказал он - А там эти сказки постарайся забыть."
..И те же железные лапы втолкнули меня в камеру. Загремели за спиной запоры, и я стал одним из них. Обитатели подземелья расступились, давая мне место и рассматривая меня: что со мной, кто я? Первая, казалась бы очевидная мысль, как молния, мелькнула в моей голове: это все те, кого называют "враги народа, шпионы, диверсанты", а я - нет. Я человек, попавший сюда по недоразумению, по ошибке, они чужды мне, нужно остерегаться их. И тут же, недолго думая, гордо заявил: "вы - враги народа, не смейте подходить ко мне, не хочу с вами говорить и слушать вас не хочу!"...Не снимая пальто и шляпу, сел на бетонный пол, лицом к стене.
Позднее, вспоминая все это, мне было мучительно стыдно за себя, насколько надо было быть заактированным, загипнотизированным теми советскими стереотипами, чтобы верить в ту пропагандистскую чушь, которую нес я тогда в камере. Но ведь не один же я такой был, большая часть стапятидесятимиллионого советского народа оперировала теми же коммунистическими штампами. Но тогда в камере никто не возмутился. Лишь один сочувственный возглас услышал я: " Совсем одурел парень!"