Легенде - 125 лет
ЦВЕТ «НЕЗАБВЕННЫЙ ЗАКАТ»
Неразгаданная тайна легендарной преподавательницы УрГУ
На сайте факультета журналистики Уральского госуниверситета им. А.М. Горького недавно обнаружил статью «125 лет легенде факультета Агнии Даниловой». И портрет бабушки Аги - или бабы Аги (так мы звали Агнию Ивановну Данилову, будучи студентами). О, боже, мы слушали ее лекции еще в начале 70-х - а она, подумать только, родилась в 1888 году! С 1912 до декабря 1916 года училась в Москве на славяно-русском отделении Высших женских курсов. Учебу прерывала, уйдя сестрой милосердия (1914-1916) на I Мировую войну.
У нас на факультете журналистики из уст в уста ходила легенда, что на той войне у Агнии Ивановны убили жениха, и она не вышла замуж. Впрочем, преданий было много. Я же расскажу лишь про одну загадку, о которой доподлинно знаю сам, а не из чьих-то уст.
Начну, пожалуй, с маленького отрывка из начатого когда-то по свежей памяти документального рассказа о бабе Аге... Этот рассказ я так и не дописал - не знаю, почему… Но спустя годы он оказался самой подробной «стенограммой» про лекции Агнии Ивановны Даниловой:
«Мальцы, курившие на лестнице перед лекцией, шмыгнули в аудиторию:
- Эй, первый курс, прекращай базар! Бабушка Ага топает…
- Тихо! Все садимся, - надрывается староста курса. - Тс-с, бабушка! По местам…
Дверь распахнулась, и бабушка Ага - Агния Ивановна Данилова, твердо ступая в неизменных войлочных ботиках, вошла в аудиторию. Гул сник, десятки глаз и скрытых улыбок любовно проводили на кафедру ее не согнутую годами фигуру в долгополом черном сарафане, сохранившую былую осанку, высоко поднятую голову с пучком седеньких волос на затылке.
За кафедрой бабушка надела толстые очки, знакомой полуулыбкой на добром лице поприветствовала притихший курс. Но сегодня полуулыбка была почти страдальческой: это увидели все. Агния Ивановна постояла на кафедре с полузакрытыми глазами, положив руку на грудь с одним из тех чуть чопорных, старомодных то ли бантов, то ли галстуков, которые она меняла с великой регулярностью, - и всё не могла отдышаться.
- Лестница… крутая, - только и выдохнула она, видно, стыдясь минутной слабости, - …торопилась я…
И, наконец, восстановив дыхание и разложив свои бумаги, сказала:
- Работать! - вполголоса для себя, а в аудиторию громко, хорошо поставленным голосом: - Кто мне скажет, сколько времени? Так, опоздала я на лекцию на семь минут… Я прошу меня простить…
И прервав рукой бесчисленные «Да ничего!», «Ерунда, наверстаем» и даже чье-то залихватское «Прощаем!» с задних столов, продолжила таким тоном, словно это был ее святой долг дать детальный отчет сидящим перед ней мальчикам и девочкам:
- На лестнице сейчас повстречала профессора М***. Знаете его? Очень, очень способный молодой человек, хоть и не лингвист. Он недавно докторскую диссертацию защитил, а я его с тех пор не видела. Ну, посудите - не могла же я пройти мимо и не поздравить его, хоть и мало с ним знакома. Вот и задержалась. А он мне говорит: «Спасибо, Агния Ивановна, от Вас особенно приятно слышать поздравление». Ему, наверно, лестно, что я ученица еще профессора Дмитрия Николаевича Ушакова и тех старых профессоров, что учили нас до революции на Высших женских курсах! Только в наше время профессора были не такие - как одеты, как одеты! В накрахмаленных воротниках всегда ходили. А у М*** под пиджаком… эта…ну, как ее - без рукавов? Ах, «бобочка»! Вот. А тут его другие позвали, такие же молодые. «Эй, Вася, - кричат, - иди сюда!» Он и побежал, а сам через ступеньки прыгает. И удивительно мне: профессор - и Вася?.. А когда я училась, еще до революции, даже студенты друг друга называли «коллега», а если девушку - то «товарищ»…
Слово «коллега» бабу Ага произнесла с артистическим прононсом, делая сильный нажим на «О».
Мы улыбались. Мы знали, как сильно нам повезло с бабой Агой. Подумать только, ученица того профессора Ушакова, у которого классический четырехтомный «Толковый словарь русского языка» его имени, а тома тяжелей гантели…»
Этот отрывок из недописанного рассказа хорошо передает атмосферу лекций Агнии Ивановны Даниловой на журфаке - лекций, поражавших молодых журналистов, ребят в основном из уральских и пермских городов и райцентров, наших девчонок.
- Агния Ивановна, - тянул руку кто-то, улучшив момент. - А Вы с Маяковским встречались?
- С Володей Маяковским? - задумчиво переспрашивала она, понимая, видно, что эту информацию нам «слили» старшие курсы, и мы не отстанем. - Да, мы в молодости ходили на вечера футуристов…
- Это где Маяковский выступал в знаменитой желтой кофте?
- Желтая кофта его вовсе не желтой была, а в полоску! - оторвавшись от бумаг, Агния Ивановна снимала очки. - Я ведь эту блузу Маяковского-футуриста сама видела: там одна полоска была широкая желтая, а другая - узкая и черная… Это перед войной, в 1914 году, он выступал в Москве в этой кофте… А в чем же я в тот день была? Ах, да - в сиреневой блузке. У меня тогда аж три блузки было… Так вот Володя выступал в самом конце программы. А мы, курсистки-филологички, набившись в зал, ждали его выхода. Разумеется, когда Володя вышел со стихами на сцену, то читал их великолепно! Но мы же филологи, нам его поэзия слух режет! Все курсистки и молодые люди из интеллигентов тут стали освистывать Володю. А я свистеть не умела! Так я ногами топала!
… Представить себе деликатнейшую бабу Агу топающей ногами было трудно… Мы улыбались во все рты. Впрочем, эти рассказы были своеобразным десертом, которым она награждала нас за труд на лекциях. При всей внешней мягкости Агния Ивановна умела вбить в наши дубовые головы многое из того, что потом пригодилось в журналистской работе:
- Обратите внимание, как пишет классик: «Третий день в избе стоял истошный рёв…» Тут каждое слово имеет свой порядок: у писателя «третий день» не случайно оказался в начале предложения впереди других слов. Посмотрите, как теряются акценты, если сказать, что в избе стоял истошный рёв третий день…
…Однажды она принесла в аудиторию книгу; мы с другом-однокурсником Борей Минеевым, всегда садившиеся за первый стол возле кафедры, чуть не вывихнули шеи, чтобы прочесть ее название. Но тщетно, Агния Ивановна предусмотрительно вложила книжку в тетрадь:
- В прошлый раз мы с вами разбирали устаревшие слова, и я говорила, что писатели порой для воссоздания колорита эпохи употребляют их в своих произведениях, - голос бабы Аги звучал, как торжественный колокол. - И вот я принесла вам замечательную книжку. Я прочту…
Она взяла ее в руки, полистала и начала:
«Князь Роман, княж Борисов, сын Буйносов, а по-домашнему - Роман Борисович, в одном исподнем сидел на краю постели, кряхтя, почесывался - и грудь и под мышками. По старой привычке лез в бороду, но отдергивал руку: брито, колко, противно... Уа-ха-ха-ха-а-а... - позевывал, глядя на небольшое оконце. Светало, - мутно и скучно.
В прежние года в этот час Роман Борисович уж вдевал бы в рукава кунью шубу, с честью надвигал до бровей бобровую шапку, - шествовал бы с высокой тростью по скрипучим переходам на крыльцо… Все минуло! .. Дико и вспомнить: были когда-то покой и честь... Вон висит на тесовой стене - где бы ничему не висеть - голландская, ради адского соблазна писанная, паскудная девка с задранным подолом. Царь велел в опочивальне повесить не то на смех, не то в наказание. Терпи...»
- Не узнали автора? - оторвавшись на миг от текста, спросила первый курс баба Ага. - Это Алексей Николаевич Толстой, его «Петр Первый», один из лучших романов для стилистического разбора…
И снова полились толстовские слова:
«Княгиня Авдотья и три княжны сидели в конце стола на голландских складных стульях. Парчовая скатерть в этом месте была отогнута, чтобы не замарать. Княгиня - в русском, темного бархата, просторном летнике, на голове - иноземный чепец. Княжны - в немецких робах со шлепами [шлейфами]: Наталья - в персиковом, Ольга - в зеленом, полосатом, старшая - Антонида в робе цвета "незабвенный закат". У всех волосы взбиты, посыпаны мукой, щеки кругло нарумянены, брови подведены, ладони - красные…»
Сидел завороженный этой музыкой журналистский курс, парни, молодые мужички, девушки-студентки… Агния Ивановна вдруг подняла глаза от книги, сняла очки и, чуть прищурясь, обратилась к нам:
- Вот тут Толстой написал: «цвет «незабвенный закат»… Что это за цвет? Кто из вас знает?
- Да как на закате, - предположил кто-то из нас…
- Так ведь закат бывает разный…
Она отложила книгу:
- Я тайну вам открою: с тех пор, как я прочла эти строки Алексея Толстого, мне не дает покоя эта загадка: что же за цвет-то такой незабвенный? У кого я только не спрашивала! Но никто не знает… И ведь однажды я могла узнать прямо у автора. Я расскажу. Мне путевку на юг в санаторий дали, а Алексей Николаевич Толстой тоже приехал туда отдохнуть. Там в парке был замечательный терренкур, и чтобы не толкаться со всеми отдыхающими, я рано вставала и до завтрака ходила по его дорожкам. Но Алексей Николаевич Толстой вставал еще раньше меня - я обычно встречала его в парке уже возвращавшимся с прогулки. На второй или третий раз как человек воспитанный он начал здороваться со мной. Мы раскланивались так каждое утро! О, как тянуло меня остановить его в этом парке и спросить: «Что за цвет «незабвенный закат» был у княжны Антониды?». Но сами понимаете: я не могла подойти к нему с этим вопросом. Для него ведь писательство - тяжелая работа, труд. Зачем же я буду его на отдыхе о работе спрашивать?
- Вы так и не заговорили с ним? - тихо спросил кто-то с последних столов аудитории, но все услышали…
- Только один раз мы разговаривались. Не по моей инициативе… Сердце меня утром прихватило на одной из дорожек парка, я присела на скамью - и он идет. Увидел, что мне нехорошо, подсел ко мне: «Что с Вами?» - «Да нет, ничего! Уже отпустило…» - «Может Вас довести до корпуса?» - «Нет-нет, я сама дойду…». Мы пообщались всего несколько минут, и знали бы вы, как мне хотелось спросить Алексея Толстого про цвет «незабвенный закат»! Но я постеснялась и не спросила, а назавтра он из санатория съехал. А потом умер. Наверное, и я помру, так и не узнав, что же за загадочный цвет именуется «незабвенным закатом»…
…После этой лекции у студентов-журналистов царило оживление. Спорили, правильно ли было не спрашивать, а кто говорил, что спросил бы обязательно.
- Ребята, да это же готовая новелла! - выкрикнул кто-то из студентов. - Прямо записывай эту историю и в журнале публикуй!
В этот момент было очевидно, что столь ясная мысль пришла не в одну голову… Отрывок из моего неоконченного рассказа тоже был попыткой «новеллы» про бабу Агу и ее встречу с А.Н. Толстым.
Однако время рассказать про невеселый финал этой истории. К тому времени, как мы сдали все экзамены по языку и стилистике, я был на нашем заочном курсе одним из любимых студентов Агнии Ивановны Даниловой. Говорю это с четким осознанием ничтожности таких заявлений: за 50 лет ее преподавания в УрГУ любимчиками Агнии Ивановны могла бы себя назвать не одна тысяча студентов. Ведь преподавала бабушка Ага в Уральском университете с 1920 года, первыми слушателями ее лекций были еще красноармейцы, пришедшие на рабфак с фронтов Гражданской войны. Она даже вспоминала в журнале «Огонек» ((№ 40 (2257) за 3 октября 1970 г. стр. 18-19), как один студент-фронтовик, написавший слово «учиться» без мягкого знака и отказывавшийся у доски признать ошибку, сердито запахнул шинель и предложил рабфаковской группе: «Голоснём, ребята!»
А на смену студентам той поры к старейшему преподавателю УрГУ шли учиться всё новые поколения: журналисты сталинских пятилеток, фронтовики Великой Отечественной войны, газетчики 50-х годов, шестидесятники-дети оттепели, - и многие не без оснований считали себя любимыми студентами Агнии Ивановны. Всё так… Но наш курс журфака был в числе из завершавших ее педагогическую деятельность. Мы были, можно сказать, последние ее птенцы…
Я помню, как мы с однокурсником Борисом Минеевым уже по выходу Агнии Ивановны на пенсию нагло напросились к ней домой. Пришли с тортом и были встречены. Не все детали вспомню сейчас… Чай нам подала сестра бабы Аги со странным именем Бута, ее весь курс знал заочно из-за увеличительного стекла. «Да что ж вы мелкими каракулями курсовые пишете? - сокрушалась иной раз в аудитории баба Ага. - Я как тетрадки ваши дома проверять сажусь, так сразу кричу сестре: «Бута, принеси сильную лупу…»
Чаевничали в спаленке, где запомнилась лишь кровать с высокой спинкой. Смотрели старые альбомы легендарной бабы Аги. «Ну, где я на этом снимке?» - с хитрецой спросила она у нас с Борисом. На фотографии, сделанной перед отправкой сестер милосердия на I Мировую войну, стояли в два ряда молоденькие девушки-курсистки. К нашему удивлению, Агния Ивановна, не отличавшаяся полнотой лица в старости, на давнем снимке оказалась самой крепкой, рослой и жизнерадостной девушкой, чуть не пышкой, стоявшей в верхнем ряду сбоку. Кто бы думал?
- А я вот операцию недавно перенесла, - делилась новостями за чаем Агния Ивановна. - Хирург у меня опухоль вырезал. Но беда - теперь в других местах опухоли стали появляться, уже две новые «горошины» в шее растут. Опять, что ли, придется их вырезать?..
Мы с товарищем похолодели: неужели она не догадывается, что это могут быть метастазы? Но смолчали, боясь думать о таком...
- Заходите ко мне еще, - на прощанье сказала нам баба Ага. - Адрес теперь вы знаете…
Но это был последний наш поход к ней, ведь молодость бежит, не оглядываясь на старость. Учеба летела к диплому. Кипела жизнь. Наш заочный курс на короткие 30-40 дней сессий слетался в Свердловск - и, сдав экзамены, вновь разлетался по своим городам… Мы с Борисом вспомнили про бабу Агу уже после защиты дипломов в Уральском университете и позвонили ей, чтобы придти с тортом и цветами… Но она тихим голосом сказала по телефону, что больна и никого уже больше не принимает…
- Что же раньше-то вы не пришли?! - вздохнула она, прежде чем повесить трубку… Ее упрек и сегодня как ожог по сердцу.
…Я многие годы не имел вестей о ее кончине, живя за сотни километров от Екатеринбурга... И только сейчас из сообщения о 125-летии легенды журфака на сайте УрГУ узнал, что Агния Ивановна Данилова ушла из жизни в июле 1975-го. То есть, похоронили ее спустя месяц после того, как мы - молодые, счастливые, с дипломами на руках - разъехались по стране. Никого из нас не оказалось в Свердловске в то жаркое лето, чтобы проститься, да и никто не сообщил…
Тайну цвета «незабвенный закат» я не знаю и сейчас. А мои записки - это запоздалая дань самому замечательному в моей студенческой жизни человеку - Агние Ивановне Даниловой. Той жизнерадостной курсистке, сестре милосердия, что смотрела на нас со снимка 1914 года. И той преподавательнице, что в 80 с лишним лет с одышкой ползла по ступеням к нам на верхний этаж журфака учить нас мудрости языка… Сейчас от бабы Аги остались лишь любительские фото однокурсников да редкие строки у историков УрГУ. И даже не разгаданный ей цвет «незабвенный закат» растворился в реке Времени. Потому что из нашего курса никто о мучившей её загадке так и не написал ни статьи, ни новеллы. Хотя кто-то из нас всё же должен был это сделать…
Виктор Савельев ,
выпускник Уральского госуниверситета 1975-го года.
г. Москва.
ВМЕСТО СПРАВКИ (публикации по теме):
125 лет Агнии Даниловой
Юбилей легендарного преподавателя двух департаментов ИГНИ
В январе 2013 года исполняется 125 лет со дня рождения Агнии Ивановны Даниловой, известного преподавателя филологического факультета и факультета журналистики. В 1912-1916 годах училась в Москве на славяно-русском отделении Высших женских курсов по специальности «Филология и словесность», в том числе у таких известных ученых, как С.А. Чаплыгин (директор курсов), П.Н. Сакулин и М.Н. Розанов, и причисляла себя к научным школам А.А. Потебни и А.Н. Веселовского. По окончании обучения вернулась на Урал.
С 1939 года, с момента открытия историко-филологического факультета, работала на кафедре русского языка и общего языкознания, где читала лекции по введению в языкознание, старославянскому языку, языку памятников древнерусской письменности и современному русскому языку; неоднократно возглавляла предметную комиссию на вступительных экзаменах. С апреля 1948 года преподавала русский язык и для иностранных студентов. В 1951 году была награждена медалью «За трудовую доблесть».
В 1964 году перешла на кафедру русского языка и стилистики на факультете журналистики, где и работала до выхода на пенсию в 1972 году. Не стало Агнии Ивановны Даниловой в июле 1975 года.
Источник:
http://igni.urfu.ru/glavnaja/novosti/novosti/article/125-let-agnii-danilovoi/
Рафаиль Исхаков.
Ономастикон
«Биобиблиографический справочник факультета журналистики Уральского государственного университета»:
Данилова Агния Ивановна (01.1888, с. Казаковское Челябинской обл. - 1975, Свердловск) В 1941 - 1972 гг. - преподаватель, старший преподаватель (1939), и.о. доцента (1945) кафедры русского языка и общего языкознания филологического факультета (1939 - 1963), старший преподаватель кафедры русского языка и стилистики факультета журналистики (1963 - 13.05. 1972). Уволена 1 сентября 1971 в связи с выходом на пенсию.
Из семьи священника, отец умер в 1893. Окончила Екатеринбургское женское училище (1904), работала в школах учительницей математики (с 1904).
В годы I Мировой войны - сестра милосердия (1914 - 1916).
Выпускница славяно-русского отделения историко-филологического факультета Московских высших женских курсов по специальности «филология и словесность» (1912 - 1917). Получила Диплом первой степени. Училась у С.А. Чаплыгина (директор курсов), П.Н. Сакулина и Розанова, причисляла себя к научным школам Ал. А. Потебни и А.Н. Веселовского. Обучение совмещала с уроками в частных школах Москвы, в благотворительном обществе для оплаты обучения.
Преподавала русский язык и литературу в с. Покровское Екатеринбургского уезда (1917 - 1918), Первом уральском рабфаке при Уральском университете (1920 - 1930) Окончила Московские курсы повышения квалификации (1930 - 1931). Работала председателем предметной комиссии Московского архитектурно-строительного института (1930 - 1931), преподавателем русского языка рабфака при Уральском университете (1931 - 1936). Преподаватель старославянского языка в Свердловском педагогическом институте (1934 - 1935). Методист заочного отделения Уральского индустриального института (1933 - 1941) Читала лекции по курсам «Старославянский язык» и «Современный русский язык». Работала над текстом «Конструкция сложного предложения в языке 1-го Летописного свода» как темой диссертацией, сдавала кандидатский минимум.
В 1935 переведена на должность машинистки как «социально чуждый элемент».
С 1939 преподавала на кафедре русского языка и общего языкознания, исполняла обязанности доцента (1945), исполняла обязанности заведующего кафедрой русского языка (1954, 1959). Преподавала русский язык у иностранных студентов. Окончила двухгодичный вечерний Университет марксизма-ленинизма (1946 - 1948). Награждена медалью «За трудовую доблесть» (1951).
Соч.: Методическая разработка курса русского языка для заочных техникумов. Свердловск, 1940; Лит.: Сталинец. 1946, 5 декабря; 1954, 2 сентября; 1954, 13 октября; 27 октября; Уральский университет 1965, 11 марта; Уральский университет. 1972, 11 сентября; Уральский университет 1995, Вечерний Свердловск, 1967, 28 апреля; Уральский рабочий. 1970, 9 октября; Очерки по истории Уральского университета, Свердловск, 1967; Уральскому университету - 70 лет. Свердловск, 1990; Шандра В.А. Студенты в гимнастерке и кителе // Известия Уральского университета, 2000, № 16; Исхаков Р.Л., Ситникова М.В. Прикосновение к харизме. Екатеринбург, 2006; Ист.: Архив УрГУ, 1972, связка 21;
Источник: http://www.raf-iskhak.narod.ru/d.htm
ФОТОТЕКА:
Два любительских снимка к ее 125-летию (сделанных в 1969-1970 гг. в аудитории журфака УрГУ), это лишь немногое, чем мы можем почтить память легенды факультета журналистики Агнии Ивановны Даниловой.
Агния Ивановна Данилова ведет занятия по стилистике русского языка
В аудитории журфака УрГУ - будущие журналисты. Иных уж, к сожалению, тоже нет...
Неразгаданная тайна легендарной преподавательницы УрГУ
На сайте факультета журналистики Уральского госуниверситета им. А.М. Горького недавно обнаружил статью «125 лет легенде факультета Агнии Даниловой». И портрет бабушки Аги - или бабы Аги (так мы звали Агнию Ивановну Данилову, будучи студентами). О, боже, мы слушали ее лекции еще в начале 70-х - а она, подумать только, родилась в 1888 году! С 1912 до декабря 1916 года училась в Москве на славяно-русском отделении Высших женских курсов. Учебу прерывала, уйдя сестрой милосердия (1914-1916) на I Мировую войну.
У нас на факультете журналистики из уст в уста ходила легенда, что на той войне у Агнии Ивановны убили жениха, и она не вышла замуж. Впрочем, преданий было много. Я же расскажу лишь про одну загадку, о которой доподлинно знаю сам, а не из чьих-то уст.
Начну, пожалуй, с маленького отрывка из начатого когда-то по свежей памяти документального рассказа о бабе Аге... Этот рассказ я так и не дописал - не знаю, почему… Но спустя годы он оказался самой подробной «стенограммой» про лекции Агнии Ивановны Даниловой:
«Мальцы, курившие на лестнице перед лекцией, шмыгнули в аудиторию:
- Эй, первый курс, прекращай базар! Бабушка Ага топает…
- Тихо! Все садимся, - надрывается староста курса. - Тс-с, бабушка! По местам…
Дверь распахнулась, и бабушка Ага - Агния Ивановна Данилова, твердо ступая в неизменных войлочных ботиках, вошла в аудиторию. Гул сник, десятки глаз и скрытых улыбок любовно проводили на кафедру ее не согнутую годами фигуру в долгополом черном сарафане, сохранившую былую осанку, высоко поднятую голову с пучком седеньких волос на затылке.
За кафедрой бабушка надела толстые очки, знакомой полуулыбкой на добром лице поприветствовала притихший курс. Но сегодня полуулыбка была почти страдальческой: это увидели все. Агния Ивановна постояла на кафедре с полузакрытыми глазами, положив руку на грудь с одним из тех чуть чопорных, старомодных то ли бантов, то ли галстуков, которые она меняла с великой регулярностью, - и всё не могла отдышаться.
- Лестница… крутая, - только и выдохнула она, видно, стыдясь минутной слабости, - …торопилась я…
И, наконец, восстановив дыхание и разложив свои бумаги, сказала:
- Работать! - вполголоса для себя, а в аудиторию громко, хорошо поставленным голосом: - Кто мне скажет, сколько времени? Так, опоздала я на лекцию на семь минут… Я прошу меня простить…
И прервав рукой бесчисленные «Да ничего!», «Ерунда, наверстаем» и даже чье-то залихватское «Прощаем!» с задних столов, продолжила таким тоном, словно это был ее святой долг дать детальный отчет сидящим перед ней мальчикам и девочкам:
- На лестнице сейчас повстречала профессора М***. Знаете его? Очень, очень способный молодой человек, хоть и не лингвист. Он недавно докторскую диссертацию защитил, а я его с тех пор не видела. Ну, посудите - не могла же я пройти мимо и не поздравить его, хоть и мало с ним знакома. Вот и задержалась. А он мне говорит: «Спасибо, Агния Ивановна, от Вас особенно приятно слышать поздравление». Ему, наверно, лестно, что я ученица еще профессора Дмитрия Николаевича Ушакова и тех старых профессоров, что учили нас до революции на Высших женских курсах! Только в наше время профессора были не такие - как одеты, как одеты! В накрахмаленных воротниках всегда ходили. А у М*** под пиджаком… эта…ну, как ее - без рукавов? Ах, «бобочка»! Вот. А тут его другие позвали, такие же молодые. «Эй, Вася, - кричат, - иди сюда!» Он и побежал, а сам через ступеньки прыгает. И удивительно мне: профессор - и Вася?.. А когда я училась, еще до революции, даже студенты друг друга называли «коллега», а если девушку - то «товарищ»…
Слово «коллега» бабу Ага произнесла с артистическим прононсом, делая сильный нажим на «О».
Мы улыбались. Мы знали, как сильно нам повезло с бабой Агой. Подумать только, ученица того профессора Ушакова, у которого классический четырехтомный «Толковый словарь русского языка» его имени, а тома тяжелей гантели…»
Этот отрывок из недописанного рассказа хорошо передает атмосферу лекций Агнии Ивановны Даниловой на журфаке - лекций, поражавших молодых журналистов, ребят в основном из уральских и пермских городов и райцентров, наших девчонок.
- Агния Ивановна, - тянул руку кто-то, улучшив момент. - А Вы с Маяковским встречались?
- С Володей Маяковским? - задумчиво переспрашивала она, понимая, видно, что эту информацию нам «слили» старшие курсы, и мы не отстанем. - Да, мы в молодости ходили на вечера футуристов…
- Это где Маяковский выступал в знаменитой желтой кофте?
- Желтая кофта его вовсе не желтой была, а в полоску! - оторвавшись от бумаг, Агния Ивановна снимала очки. - Я ведь эту блузу Маяковского-футуриста сама видела: там одна полоска была широкая желтая, а другая - узкая и черная… Это перед войной, в 1914 году, он выступал в Москве в этой кофте… А в чем же я в тот день была? Ах, да - в сиреневой блузке. У меня тогда аж три блузки было… Так вот Володя выступал в самом конце программы. А мы, курсистки-филологички, набившись в зал, ждали его выхода. Разумеется, когда Володя вышел со стихами на сцену, то читал их великолепно! Но мы же филологи, нам его поэзия слух режет! Все курсистки и молодые люди из интеллигентов тут стали освистывать Володю. А я свистеть не умела! Так я ногами топала!
… Представить себе деликатнейшую бабу Агу топающей ногами было трудно… Мы улыбались во все рты. Впрочем, эти рассказы были своеобразным десертом, которым она награждала нас за труд на лекциях. При всей внешней мягкости Агния Ивановна умела вбить в наши дубовые головы многое из того, что потом пригодилось в журналистской работе:
- Обратите внимание, как пишет классик: «Третий день в избе стоял истошный рёв…» Тут каждое слово имеет свой порядок: у писателя «третий день» не случайно оказался в начале предложения впереди других слов. Посмотрите, как теряются акценты, если сказать, что в избе стоял истошный рёв третий день…
…Однажды она принесла в аудиторию книгу; мы с другом-однокурсником Борей Минеевым, всегда садившиеся за первый стол возле кафедры, чуть не вывихнули шеи, чтобы прочесть ее название. Но тщетно, Агния Ивановна предусмотрительно вложила книжку в тетрадь:
- В прошлый раз мы с вами разбирали устаревшие слова, и я говорила, что писатели порой для воссоздания колорита эпохи употребляют их в своих произведениях, - голос бабы Аги звучал, как торжественный колокол. - И вот я принесла вам замечательную книжку. Я прочту…
Она взяла ее в руки, полистала и начала:
«Князь Роман, княж Борисов, сын Буйносов, а по-домашнему - Роман Борисович, в одном исподнем сидел на краю постели, кряхтя, почесывался - и грудь и под мышками. По старой привычке лез в бороду, но отдергивал руку: брито, колко, противно... Уа-ха-ха-ха-а-а... - позевывал, глядя на небольшое оконце. Светало, - мутно и скучно.
В прежние года в этот час Роман Борисович уж вдевал бы в рукава кунью шубу, с честью надвигал до бровей бобровую шапку, - шествовал бы с высокой тростью по скрипучим переходам на крыльцо… Все минуло! .. Дико и вспомнить: были когда-то покой и честь... Вон висит на тесовой стене - где бы ничему не висеть - голландская, ради адского соблазна писанная, паскудная девка с задранным подолом. Царь велел в опочивальне повесить не то на смех, не то в наказание. Терпи...»
- Не узнали автора? - оторвавшись на миг от текста, спросила первый курс баба Ага. - Это Алексей Николаевич Толстой, его «Петр Первый», один из лучших романов для стилистического разбора…
И снова полились толстовские слова:
«Княгиня Авдотья и три княжны сидели в конце стола на голландских складных стульях. Парчовая скатерть в этом месте была отогнута, чтобы не замарать. Княгиня - в русском, темного бархата, просторном летнике, на голове - иноземный чепец. Княжны - в немецких робах со шлепами [шлейфами]: Наталья - в персиковом, Ольга - в зеленом, полосатом, старшая - Антонида в робе цвета "незабвенный закат". У всех волосы взбиты, посыпаны мукой, щеки кругло нарумянены, брови подведены, ладони - красные…»
Сидел завороженный этой музыкой журналистский курс, парни, молодые мужички, девушки-студентки… Агния Ивановна вдруг подняла глаза от книги, сняла очки и, чуть прищурясь, обратилась к нам:
- Вот тут Толстой написал: «цвет «незабвенный закат»… Что это за цвет? Кто из вас знает?
- Да как на закате, - предположил кто-то из нас…
- Так ведь закат бывает разный…
Она отложила книгу:
- Я тайну вам открою: с тех пор, как я прочла эти строки Алексея Толстого, мне не дает покоя эта загадка: что же за цвет-то такой незабвенный? У кого я только не спрашивала! Но никто не знает… И ведь однажды я могла узнать прямо у автора. Я расскажу. Мне путевку на юг в санаторий дали, а Алексей Николаевич Толстой тоже приехал туда отдохнуть. Там в парке был замечательный терренкур, и чтобы не толкаться со всеми отдыхающими, я рано вставала и до завтрака ходила по его дорожкам. Но Алексей Николаевич Толстой вставал еще раньше меня - я обычно встречала его в парке уже возвращавшимся с прогулки. На второй или третий раз как человек воспитанный он начал здороваться со мной. Мы раскланивались так каждое утро! О, как тянуло меня остановить его в этом парке и спросить: «Что за цвет «незабвенный закат» был у княжны Антониды?». Но сами понимаете: я не могла подойти к нему с этим вопросом. Для него ведь писательство - тяжелая работа, труд. Зачем же я буду его на отдыхе о работе спрашивать?
- Вы так и не заговорили с ним? - тихо спросил кто-то с последних столов аудитории, но все услышали…
- Только один раз мы разговаривались. Не по моей инициативе… Сердце меня утром прихватило на одной из дорожек парка, я присела на скамью - и он идет. Увидел, что мне нехорошо, подсел ко мне: «Что с Вами?» - «Да нет, ничего! Уже отпустило…» - «Может Вас довести до корпуса?» - «Нет-нет, я сама дойду…». Мы пообщались всего несколько минут, и знали бы вы, как мне хотелось спросить Алексея Толстого про цвет «незабвенный закат»! Но я постеснялась и не спросила, а назавтра он из санатория съехал. А потом умер. Наверное, и я помру, так и не узнав, что же за загадочный цвет именуется «незабвенным закатом»…
…После этой лекции у студентов-журналистов царило оживление. Спорили, правильно ли было не спрашивать, а кто говорил, что спросил бы обязательно.
- Ребята, да это же готовая новелла! - выкрикнул кто-то из студентов. - Прямо записывай эту историю и в журнале публикуй!
В этот момент было очевидно, что столь ясная мысль пришла не в одну голову… Отрывок из моего неоконченного рассказа тоже был попыткой «новеллы» про бабу Агу и ее встречу с А.Н. Толстым.
Однако время рассказать про невеселый финал этой истории. К тому времени, как мы сдали все экзамены по языку и стилистике, я был на нашем заочном курсе одним из любимых студентов Агнии Ивановны Даниловой. Говорю это с четким осознанием ничтожности таких заявлений: за 50 лет ее преподавания в УрГУ любимчиками Агнии Ивановны могла бы себя назвать не одна тысяча студентов. Ведь преподавала бабушка Ага в Уральском университете с 1920 года, первыми слушателями ее лекций были еще красноармейцы, пришедшие на рабфак с фронтов Гражданской войны. Она даже вспоминала в журнале «Огонек» ((№ 40 (2257) за 3 октября 1970 г. стр. 18-19), как один студент-фронтовик, написавший слово «учиться» без мягкого знака и отказывавшийся у доски признать ошибку, сердито запахнул шинель и предложил рабфаковской группе: «Голоснём, ребята!»
А на смену студентам той поры к старейшему преподавателю УрГУ шли учиться всё новые поколения: журналисты сталинских пятилеток, фронтовики Великой Отечественной войны, газетчики 50-х годов, шестидесятники-дети оттепели, - и многие не без оснований считали себя любимыми студентами Агнии Ивановны. Всё так… Но наш курс журфака был в числе из завершавших ее педагогическую деятельность. Мы были, можно сказать, последние ее птенцы…
Я помню, как мы с однокурсником Борисом Минеевым уже по выходу Агнии Ивановны на пенсию нагло напросились к ней домой. Пришли с тортом и были встречены. Не все детали вспомню сейчас… Чай нам подала сестра бабы Аги со странным именем Бута, ее весь курс знал заочно из-за увеличительного стекла. «Да что ж вы мелкими каракулями курсовые пишете? - сокрушалась иной раз в аудитории баба Ага. - Я как тетрадки ваши дома проверять сажусь, так сразу кричу сестре: «Бута, принеси сильную лупу…»
Чаевничали в спаленке, где запомнилась лишь кровать с высокой спинкой. Смотрели старые альбомы легендарной бабы Аги. «Ну, где я на этом снимке?» - с хитрецой спросила она у нас с Борисом. На фотографии, сделанной перед отправкой сестер милосердия на I Мировую войну, стояли в два ряда молоденькие девушки-курсистки. К нашему удивлению, Агния Ивановна, не отличавшаяся полнотой лица в старости, на давнем снимке оказалась самой крепкой, рослой и жизнерадостной девушкой, чуть не пышкой, стоявшей в верхнем ряду сбоку. Кто бы думал?
- А я вот операцию недавно перенесла, - делилась новостями за чаем Агния Ивановна. - Хирург у меня опухоль вырезал. Но беда - теперь в других местах опухоли стали появляться, уже две новые «горошины» в шее растут. Опять, что ли, придется их вырезать?..
Мы с товарищем похолодели: неужели она не догадывается, что это могут быть метастазы? Но смолчали, боясь думать о таком...
- Заходите ко мне еще, - на прощанье сказала нам баба Ага. - Адрес теперь вы знаете…
Но это был последний наш поход к ней, ведь молодость бежит, не оглядываясь на старость. Учеба летела к диплому. Кипела жизнь. Наш заочный курс на короткие 30-40 дней сессий слетался в Свердловск - и, сдав экзамены, вновь разлетался по своим городам… Мы с Борисом вспомнили про бабу Агу уже после защиты дипломов в Уральском университете и позвонили ей, чтобы придти с тортом и цветами… Но она тихим голосом сказала по телефону, что больна и никого уже больше не принимает…
- Что же раньше-то вы не пришли?! - вздохнула она, прежде чем повесить трубку… Ее упрек и сегодня как ожог по сердцу.
…Я многие годы не имел вестей о ее кончине, живя за сотни километров от Екатеринбурга... И только сейчас из сообщения о 125-летии легенды журфака на сайте УрГУ узнал, что Агния Ивановна Данилова ушла из жизни в июле 1975-го. То есть, похоронили ее спустя месяц после того, как мы - молодые, счастливые, с дипломами на руках - разъехались по стране. Никого из нас не оказалось в Свердловске в то жаркое лето, чтобы проститься, да и никто не сообщил…
Тайну цвета «незабвенный закат» я не знаю и сейчас. А мои записки - это запоздалая дань самому замечательному в моей студенческой жизни человеку - Агние Ивановне Даниловой. Той жизнерадостной курсистке, сестре милосердия, что смотрела на нас со снимка 1914 года. И той преподавательнице, что в 80 с лишним лет с одышкой ползла по ступеням к нам на верхний этаж журфака учить нас мудрости языка… Сейчас от бабы Аги остались лишь любительские фото однокурсников да редкие строки у историков УрГУ. И даже не разгаданный ей цвет «незабвенный закат» растворился в реке Времени. Потому что из нашего курса никто о мучившей её загадке так и не написал ни статьи, ни новеллы. Хотя кто-то из нас всё же должен был это сделать…
Виктор Савельев ,
выпускник Уральского госуниверситета 1975-го года.
г. Москва.
ВМЕСТО СПРАВКИ (публикации по теме):
125 лет Агнии Даниловой
Юбилей легендарного преподавателя двух департаментов ИГНИ
В январе 2013 года исполняется 125 лет со дня рождения Агнии Ивановны Даниловой, известного преподавателя филологического факультета и факультета журналистики. В 1912-1916 годах училась в Москве на славяно-русском отделении Высших женских курсов по специальности «Филология и словесность», в том числе у таких известных ученых, как С.А. Чаплыгин (директор курсов), П.Н. Сакулин и М.Н. Розанов, и причисляла себя к научным школам А.А. Потебни и А.Н. Веселовского. По окончании обучения вернулась на Урал.
С 1939 года, с момента открытия историко-филологического факультета, работала на кафедре русского языка и общего языкознания, где читала лекции по введению в языкознание, старославянскому языку, языку памятников древнерусской письменности и современному русскому языку; неоднократно возглавляла предметную комиссию на вступительных экзаменах. С апреля 1948 года преподавала русский язык и для иностранных студентов. В 1951 году была награждена медалью «За трудовую доблесть».
В 1964 году перешла на кафедру русского языка и стилистики на факультете журналистики, где и работала до выхода на пенсию в 1972 году. Не стало Агнии Ивановны Даниловой в июле 1975 года.
Источник:
http://igni.urfu.ru/glavnaja/novosti/novosti/article/125-let-agnii-danilovoi/
Рафаиль Исхаков.
Ономастикон
«Биобиблиографический справочник факультета журналистики Уральского государственного университета»:
Данилова Агния Ивановна (01.1888, с. Казаковское Челябинской обл. - 1975, Свердловск) В 1941 - 1972 гг. - преподаватель, старший преподаватель (1939), и.о. доцента (1945) кафедры русского языка и общего языкознания филологического факультета (1939 - 1963), старший преподаватель кафедры русского языка и стилистики факультета журналистики (1963 - 13.05. 1972). Уволена 1 сентября 1971 в связи с выходом на пенсию.
Из семьи священника, отец умер в 1893. Окончила Екатеринбургское женское училище (1904), работала в школах учительницей математики (с 1904).
В годы I Мировой войны - сестра милосердия (1914 - 1916).
Выпускница славяно-русского отделения историко-филологического факультета Московских высших женских курсов по специальности «филология и словесность» (1912 - 1917). Получила Диплом первой степени. Училась у С.А. Чаплыгина (директор курсов), П.Н. Сакулина и Розанова, причисляла себя к научным школам Ал. А. Потебни и А.Н. Веселовского. Обучение совмещала с уроками в частных школах Москвы, в благотворительном обществе для оплаты обучения.
Преподавала русский язык и литературу в с. Покровское Екатеринбургского уезда (1917 - 1918), Первом уральском рабфаке при Уральском университете (1920 - 1930) Окончила Московские курсы повышения квалификации (1930 - 1931). Работала председателем предметной комиссии Московского архитектурно-строительного института (1930 - 1931), преподавателем русского языка рабфака при Уральском университете (1931 - 1936). Преподаватель старославянского языка в Свердловском педагогическом институте (1934 - 1935). Методист заочного отделения Уральского индустриального института (1933 - 1941) Читала лекции по курсам «Старославянский язык» и «Современный русский язык». Работала над текстом «Конструкция сложного предложения в языке 1-го Летописного свода» как темой диссертацией, сдавала кандидатский минимум.
В 1935 переведена на должность машинистки как «социально чуждый элемент».
С 1939 преподавала на кафедре русского языка и общего языкознания, исполняла обязанности доцента (1945), исполняла обязанности заведующего кафедрой русского языка (1954, 1959). Преподавала русский язык у иностранных студентов. Окончила двухгодичный вечерний Университет марксизма-ленинизма (1946 - 1948). Награждена медалью «За трудовую доблесть» (1951).
Соч.: Методическая разработка курса русского языка для заочных техникумов. Свердловск, 1940; Лит.: Сталинец. 1946, 5 декабря; 1954, 2 сентября; 1954, 13 октября; 27 октября; Уральский университет 1965, 11 марта; Уральский университет. 1972, 11 сентября; Уральский университет 1995, Вечерний Свердловск, 1967, 28 апреля; Уральский рабочий. 1970, 9 октября; Очерки по истории Уральского университета, Свердловск, 1967; Уральскому университету - 70 лет. Свердловск, 1990; Шандра В.А. Студенты в гимнастерке и кителе // Известия Уральского университета, 2000, № 16; Исхаков Р.Л., Ситникова М.В. Прикосновение к харизме. Екатеринбург, 2006; Ист.: Архив УрГУ, 1972, связка 21;
Источник: http://www.raf-iskhak.narod.ru/d.htm
ФОТОТЕКА:
Два любительских снимка к ее 125-летию (сделанных в 1969-1970 гг. в аудитории журфака УрГУ), это лишь немногое, чем мы можем почтить память легенды факультета журналистики Агнии Ивановны Даниловой.
Агния Ивановна Данилова ведет занятия по стилистике русского языка
В аудитории журфака УрГУ - будущие журналисты. Иных уж, к сожалению, тоже нет...