Так называется рецензия Льва Аннинского на новый роман "Евстигней" Бориса Евсеева.
"Борис Евсеев восстанавливает утраченную фактуру - жизнь капельмейстера давным-давно прошедших времен - частью по обрезкам и оговоркам малодоступных архивов, частью же - по собственному острому воображению, каковым славится с тех пор, как оставил профессию музыканта и стал писать книги, иногда ставящие в тупик, иногда на дыбы традиционную литературную критику.
Он и в биографии Фомина ярок. Именно как рассказчик, не только как знаток. Он воспроизводит с тщательностью, иногда доходящей до щегольства, великосветские и темно-бытовые жаргоны русского общества XVIII века. Он окружает фигуру своего главного героя фигурами с ним соприкасавшихся и высвеченных в памяти культуры. Но главное и самое существенное для меня - сквозной мелодический строй. Новейшая материя жизни, тайная мелодия мысли: начиная с той сцены, когда капитан лейб-гвардии Измайловского полка узрел пропущенного к нему солдата, возжелавшего пристроить своего пасынка в Воспитательное училище при Академии. Все! Струна натянута, гамма просчитана… А судьбу мальца определит первый же чертежный набросок. В геометры его! А что в ответ? Коленца, какие откалывают ноты, нанизанные на линейки. Извороты мелодий, не гаснущие в памяти, занятия музыкой, завершение обучения в Академии художеств, получение диплома, поездка на казенный кошт в Италию, в Болонью, научиться подводить под родное многоголосье систематический базис. Обучиться соединенью аккордов и генерал-басу. Обучиться укреплять и укрощать все то, что клубится в музыкальном подсознании.
Возвратившись европейски подкованным, Евстигней Фомин, которому спущен с трона императрицын сценариус придворной оперы под названием «Василий Боеслаевич», начинает сшивать в целое лоскуты высочайшей фантазии и… забывается. Проваливается справщик со своим вариантом оперы. «Не опера, а лошадиное ржанье». Фальшь! Нет, рождающаяся русская опера должна упасть совсем в другие пелены. Ямщики на подставе - вот настоящие акушеры русской оперы. Лошадиное ржанье - вот сквозной мотив, музыкальный фон, тайный голос времени. А если понадобится мифологический Орфей, - сгодится и он…
Что мешает изумительно одаренному профессионалу стать общепризнанным родоначальником русской оперы? Так ведь аплодисменты - не вовремя. Задача не по жанру. Сказано же: справщик! Сшиватель номеров, компоновщик - не композитор.
Борис Евсеев опоясал свой роман о Фомине прологом и эпилогом, которые оповестили нас о возврате великого предтечи в общественное сознание: отнес Евсеев эту пробу духа к лету 2009 года. - В маленький московский театрик набиваются зрители новой эпохи. В начале спектакля бочком выступает на сцену «человек в джинсовой паре. Дойдя до середины, он останавливается, отводит в сторону полусогнутый локоть, сдергивает с шевелящегося горба мешковину»…
Серо-коричневая, хищная, с белым горлышком птица, для которой на одном из театральных выступов загодя выложили кровавый кус мяса, слетает с руки, устремляется к растворенному окну и вырывается наружу. Не пугайтесь: скандал - самореклама нового века. Евсеев, впрочем, увязывает этот рекламный аттракцион с лирической драмой века поза-позапрошлого: соколик, вырвавшись из театра, устремляется не в поля, а в аллеи Ваганьковского кладбища, туда, где покоится тайная любовь Фомина, Алымушка. Сердечный сюжет Евстигнеевой жизни таким образом замыкается. Но мысль моя, окольцованная прологом-эпилогом, размыкается в сферы куда более широкие, если вспомнить, что Россия - это не только мысль, но и… мелодия мысли. А мелодия мысли здесь - именно Россия.
Лев Аннинский, «Книжное обозрение», № 18, июль 2010
http://books.vremya.ru/main/1547-taynaya-melodiya-rossii.html