Межа как основа права и правой политики
Межа - важнейшее понятие. Его очень не хватает обществоведам. Поэтому их рассуждения о собственности, о том, кому принадлежат ценные ресурсы, испорчены плеоназмами: частная собственность, право собственности, право на ресурс. Плеоназмы говорят о плохом понимании предмета и сами затрудняют взаимопонимание, что приводит к политическим крайностям: социализму, анархизму, демократии.
Межа разделяет ценные ресурсы. Межа указывает на того, кому этот ресурс принадлежит. Межа, разделяя ресурсы, превращает их в права. Кто преступает межу - тот преступник, правонарушитель. Кто следует меже - тот правый, справедливый человек.
Межа смягчает, цивилизует конкуренцию. Даже животные метят ресурс, признают ресурс чужим и не покушаются на чужое. Размежевание лежит и в основе нашего права. Но об этом мало кто догадывается отчасти из-за того, что межу принято называть нелепой тавтологией «частная собственность». Социалисты даже не понимают, что уничтожая «частную собственность», они уничтожают право, что всегда «неожиданно» приводят к взрыву насилия.
Без межи трудно отличить добровольное общение от принуждения. С межой - легко. Если межа изменяется с согласия всех, чьи ресурсы, чьи права затрагивает изменение, то это добровольное общение. Если хотя бы один участник общения не согласен с изменением, то это принуждение несогласного участника.
Дары и торговля - это добровольное изменение межи, когда каждая сторона видит в таком изменении свой интерес и согласна с таким изменением. Добровольное общение обогащает, радует всех его участников.
Дары могут быть бескорыстными. Даритель изменяет межу в пользу одаряемого и не ждёт встречного изменения межи в свою пользу. Интерес дарителя в радости одаряемого. И хотя ресурсы, имущество, права дарителя при дарении уменьшаются, печаль дарителя от этого уменьшения меньше, чем его радость.
Дары могут быть и корыстными, когда даритель ждёт встречных подарков от одаряемого. Но даже корыстные дары не дают дарителю права требовать встречных «подарков». Требование встречных «подарков» превращает дарение в торговлю, а подарки - в товар.
Торговля, рынок - корыстное общение. Торговцы изменяют межу в пользу партнёра лишь в ожидании того, что и партнёр изменит межу в твою пользу. Торговля движима не радостью партнёра, как в бескорыстных дарах, а своей радостью. Каждый в торговле следит за тем, чтобы получить более ценное имущество в обмен на менее ценное. Взаимовыгодный обмен возможен из-за того, что у каждого своя шкала предпочтения. Во взаимовыгодный обмен с трудом верят те, для кого ценность объективна и для кого справедливый обмен - это равноценный обмен. Для кого ценность субъективна, справедлив любой добровольный обмен, в котором каждая сторона получает более ценное имущество в обмен на менее ценное. Если добровольный обмен кому-то невыгоден, нежеланен, то он не состоится.
Добровольное общение, основанное на согласованном, гармоничном изменении межи - это идеал человеческого общения. К нему надо стремиться, но он вряд ли достижим, потому что многие стремятся к обогащению принуждением, за счет других, а не вместе с другими. Например, проехаться за счёт других можно, нарушив договор. Тебе дали, с условием, что и ты дашь, а ты взял, но не дал, нарушив слово. Проехаться за счёт других можно мошенничеством, воровством, грабежом и убийством тех, кто мешает тебе в преступлении. Но не всякое принуждение преступление. Принуждение преступника может быть правым делом.
К сожалению, почти все современники видят идеал общественного устройства совсем не в добровольном общении, допускающем принуждение лишь к преступникам, которые разрушают добровольность. Коммунисты, например, видят идеал в уничтожении межи. Сторонники социального государства не собираются уничтожать межу, но они не видят ничего страшного, чтобы взять у того, у кого много имущества и отдать тому, у кого его мало. Добровольное общение для них совсем не главное, принуждение может быть оправдано социальными задачами, хотя принуждать справедливо лишь преступников, а принуждение правых - преступление.
Современная политика в той мере, в которой она допускает принуждение правых, является преступной политикой. Но её преступность не проявлена, размыта, потому что мало кто знает о правых, о том, что их принуждают и что их принуждать преступно.
Пока межи не проведены, трудно судить о праве и преступлениях.