Бонжур с Эйфелевой Башни
Париж. Несколько дней тому назад Эйфелевой башне исполнилось 125 лет. После поездок в Париж я рассказывала о чем угодно - о цветочном рынке, выставках, вертикальном озеленении, прогулках по кварталу Марэ, но ни разу не упоминала об Эйфелевой башне. Просто показать фотографии не хотелось, потому что мне не встречался ни один рассказ о Париже без главной достопримечательности. И я ждала, когда представится случай хоть что-то добавить о Башне.
Официальное открытие состоялось 31 марта 1889 года, а потом все ждали, когда откроется Всемирная Выставка, устроенная в память о столетнем юбилее Французской революции. Лишь после начала выставки на Эйфелеву башню был открыт доступ публике.
«- Ну, Господи благослови ! Сейчас полезем в поднебесье - сказал Николай Иванович, взял жену под руку и направился прямо к Эйфелевой башне.
У кассы, где продают билеты для поднятия на Эйфелеву башню, - хвост.
- Вот живут-то ! Куда ни сунься - везде очереди жди… весь Париж в хвостах.
- На башню лезть, так хвост-то даже и лучше. Всегда одуматься можно, пока тут стоишь, - отвечала Глафира Семеновна
- Что ты ! Что ты ! Ни за что на свете ! Продвигайся, продвигайся…
Билеты взяты. Публика стремится подъемной машине. Здесь опять очередь.
Подъемной машины еще не было. Она была наверху.
Три раза поднималась и опускалась карета, пока супругам пришла очередь занять в ней места.
Дверцы кареты задвинулись. Глафира Семеновна перекрестилась и слегка зажмурилась.
- Эка дура, эка дура ! Ну с чего ты, ведь и я с тобой… Полетим вниз, так уж вместе.
Сидевший рядом с ней длинноногий англичанин в клетчатом пальто тотчас полез в висевшую у него через плечо кожаную сумку, вынул оттуда флакон со спиртом и, бормоча что-то по-английски, совал ей флакон в нос.
- Нюхай, нюхай … Чего ж ты. Да скажи мерси.
- Не надо, не надо. Сами на испуг повели, а потом лечить хотите.
- Нюхни, а то невежливо будет.
- Не стану я нюхать.
- Эх какая ! Ну тогда я понюхаю, а то, ей-ей невежливо.
Николай Иванович взял в руку флакон понюхал и со словом «мерси» возвратил.
Англичанин пробормотал ему что-то в ответ по-английски.
В таком духе, решительно не понимая друг друга, они обменялись еще несколькими фразами. Наконец карета остановилась, и кондуктор открыл дверцу.
- Батюшки ! Да здесь целый город ! Вон ресторан, а вон и еще…
- Тебе только рестораны и замечать
- Да ведь не выколоть же, душечка, себе глаза. Фу, сколько народу ! Даже и к решетке-то не пробраться, чтобы посмотреть вниз.
Кое-как наши герои протискались к решетке…
- Фу, высь какая ! Люди-то, люди-то, как букашки, внизу шевелятся, Дома-то, дома-то ! Как из карт. Батюшки ! Вдаль - то как далеко видно. Знаешь что, Глаша, я думаю, что ежели в подзорную тубу смотреть, то отсюда и наша Нева будет видна.
Батюшки ! Еще ресторан.
- Да уж не подговаривайся, не подговаривайся. Знаю я, чего ты хочешь.
- А что же, это само собой. Забрались на такую высоту, так уж нельзя же не выпить. Чем же нам тогда похвастать в Петербурге, ежели на такой высоте не выпить ? А тогда прямо будем говорить: в поднебесье пили. Ах, да… Вон там, кстати, и открытые письма с Эйфелевой башни пишут… Да вон они продаются. Напирай, напирай на публику. Сейчас купим. Ты и маменьке своей отсюда писульку напишешь: дескать, любезная маменька, бонжур с Эйфелевой башни и же ву при вашего родительского благословения. А мон мари шлет вам поклон.
Эльзас-лотарингская пивная, уставленная множеством маленьких столиков, была переполнена публикой. За одним из столов Николай Иванович заметил англичанина, подавшего Глафире Семеновне флакон со спиртом. Перед англичанином лежала целая стопа карточек для открытых писем, штук в сто.
Николай Иванович и Глафира Семеновна поместились за столиком невдалеке от него.
- Дё бьер… - скомандовал Николай Иванович подошедшей к столу женщине. - Дё, - прибавил он, показал ей два пальца, улыбнулся и проговорил : Ах ты, рогатая ! Признавайся: многих ли сегодня забодала ? Глаша ! Переведи по-французски.
Через минуту она явилась с двумя стаканами и поставила их на стол…
Николай Иванович взял в руку карандаш и написал:
«Ваше Превосходительство, Алексей Петрович ! Находясь на Эйфелевой башне, с глубоким чувством вспомнил об вас и повергаю к стопам вашего превосходительства мой низкий поклон, как славянин славянину, и пью за ваше здоровье в тирольском ресторане…»
Написав первое письмо он тотчас прочел его жене.
Ну, теперь Михаилу Федорычу Трынкину… То-то жена его расцарапается от зависти, прочитав это письмо ! Ведь она раззвонила всем знакомым, что едет с мужем за границу.
Было написано и второе письмо: «Милостивый государь, Михаил Федорыч ! Вознесшись на самую вершину Эйфелевой башни с супругой и находясь в поднебесье, куда даже птицы не залетают, я и жена шлем вам поклон с этой необъятной высоты»
- Какие такие облака на башню натыкаются ? Что ты врешь ? - удивленно спросила та.
- Пущай. Ну что за важность ! Главное мне, чтоб Ольгу-то Тарасьевну раздразнить.
Ну, теперь кому ? .. Теперь напишу Скалкину.
«Из дальних французских стран, среди бушующей бури на Эйфелевой башне, посылаю тебе свой поклон… Мы сидим около флага и пьем шампанское, которое здесь дешевле пареной репы».
- Да чего же ты врешь-то все ?
-Душечка, да нешто он может узнать, что я вру ? Пущай… Так лучше… Зависти будет больше.
Кому бы еще написать ? - задумался Николай Иванович.
- Непременно напишу Тереньтевым, что орел хотел шляпку с тебя сорвать, но я убил его зонтиком.
Удаляясь от пивной, супруги опустили написанные письма в Россию в почтовый ящик, и Николай Иванович сказал жене:
- Ну, теперь на второй этаж башни.»
Лейкин «Наши за границей»
