Мельтеми.
К концу июля на остров накинулся особенно сильный Мельтеми.
Этот летний ветер Эгейского моря, задувающий с Балкан в сторону Северной Африки, вносит свою «лепту» в жизнь обитателей Кикладских островов и отдыхающих там беспечных туристов. Оставленные вечером на балконах пачки сигарет и зажигалки ночью бесследно исчезают. Небрежно брошенные шляпы или шарфы потом можно долго и безуспешно искать по всей округе, а на пляже стоит очень крепко подумать, прежде чем раскрыть большой зонт или поставить палатку, предварительно не закрепив их понадежнее. Отдыхающие в это время года нередко обгорают до состояния вареного краба, обманувшись сильным и прохладным ветром, после чего расползаются и прячутся под навесами небольших ресторанчиков при деревенских отелях, разбросанных по всему берегу острова. Местные же жители, прежде чем сервировать стол на улице, обязательно накрывают его плотной скатертью, которую разглаживают, не оставляя ни единой складки, и прихватывают огромными прищепками со всех сторон, чтобы и ее не сорвало ветром.
Мельтеми не утихал сутками, дул непрерывно, ровно и мощно, постепенно оттягивая на себя лавры детей Эоса и Астреи. В отеле Николаса Власероса, располагавшегося на самой окраинной точке острова - поселке Аясис, трудились его жена Марианна, сын с дочкой и три наемные девушки из разных уже совсем обнищавших стран, для которых даже небогатая Греция казалась вполне достаточной для достойного заработка. За домами в предгорьях располагались виноградники и оливковые рощи, росли фруктовые деревья. Традиционные белоснежные одноэтажные здания-бунгало с синими крышами были со всех сторон укрыты покрывалом ярко красных цветов бугенвиллии. Ворота отеля находились буквально в нескольких метрах от скалистого берега с небольшим столиком и скамейками на нем, слева от которых притаились две небольшие лагуны, полные мелкого золотистого песка, справа же вдаль уходил длинный песчаный пляж.
Когда сумерки начинали сгущаться, сын Николаса, Прокопий, спускался в лагуну, натягивал на себя гидрокостюм, надевал маску, ласты и акваланг и, вооружившись подводным ружьем, скрывался в море. Примерно в это же время из небольших домиков, разбросанных на территории отеля, начинали выходить гости, стягиваясь на залитую электрическим светом террасу ресторана, где негромко играла греческая музыка, щедро приправленная звуками бузуки. Когда в ресторан съезжались многочисленные друзья и соседи Николаса, становилось довольно шумно. Это случалось нередко, ведь ресторан славился своей кухней на всю округу. Наемный персонал вечерами трудился на кухне, а сам Николас в расстегнутой рубашке с короткими рукавами, шортах и сандалиях обычно сидел за столиком у входа, коротая с братом время за партией в тавли и потягивая мутный анисовый «уззо» разбавленный водой из высоких и тонких рюмок. Марианна и дочь Джорджия выступали в роли официанток, разнося еду и напитки посетителям, а мужчины за игрой бурно обсуждали политику и погоду, временами отвлекаясь на реплики гостей.
Так продолжалось, пока не приехали эти русские. Русские вообще не часто попадали на остров, а в самый отдаленный его поселок Аясис и подавно почти не заглядывали. Николас даже не помещал российский «триколор» над воротами отеля среди прочих развевающихся там флагов со всего света, вывешенных для того, чтобы любой иностранец мог потешиться, разыскав среди этого множества свой, родной лоскуток разноцветной ткани.
Впрочем, русским было не до поисков отсутствующего триколора. Они оказались довольно странной и непоседливой парой. Парень, в первый же день, наотрез отказался от неоднократно предложенного хозяином уззо, чем сильно озадачил пожилого грека (что за времена настали, если русские уже не пьют водку). Девушка не курила и совершенно не сгорала на солнце. Она немного походила на дочь самого Николаса и вообще выглядела как уроженка Пелопоннеса, а не как жительница далекой заснеженной России.
В один из первых дней своего пребывания в отеле русские совершили абсолютно бессмысленный (с точки зрения местного жителя) и не поддающийся никакой логике поступок: в самый разгар дня ушли пешком из Аясиса в столицу Наксоса, Хору, за автомобилем. Они прошли двадцать с лишним километров под палящим солнцем, питаясь по пути ворованным
виноградом и покупая на автозаправках воду с шоколадом. А ведь достаточно было, сделав один звонок, съездить туда на такси или, на худой конец, дождаться автобуса! Этого Николас никак не мог понять. Через пару дней эти сумасшедшие отправились ночью покорять вершину острова - пик горы Зевс километровой высоты - и не дошли до самого верха лишь пару десятков метров из-за боязни переломать в темноте ноги.
Николас слушал их рассказы про коз, пасущихся на отвесных скалах, шевелил усами, хмурил брови и рассеянно кивал, одновременно выражая внимание к собеседникам, неодобрение их действиями и легкое недоверие. Не то чтобы он не верил русским, но мотивы их легкомысленных поступков были совершенно вне его понимания. Как-то, в один из последующих вечеров русские попросили доску для игры в тавли. В ресторане имелось несколько наборов, и Николас позволил взять один из них. Парень с девушкой расставили шашки вдоль бортов, кинули кости и принялись с азартом играть в странную и слегка занудную игру, называя ее «нарды». Еще через пару дней брат Николаса вечером не приехал, и русские пересели к хозяину, попросив обучить их игре в тавли. Хозяин согласился в обмен на обучение русской забаве. Так и повелось. Как только на остров опускалась темнота, русская парочка возвращалась из очередной загадочной поездки по острову, подсаживались к Николасу, и они по очереди играли то в нарды, то в тавли, временами ожесточенно споря о правилах и со временем все чаще проигрывая хозяину.
В один из вечеров все было как обычно. Солнце потихоньку клонилось к закату: в сторону видневшегося в отдалении острова Пороса. Мельтеми задувал с такой силой, что казалось, будто в воздухе даже витает запах дыма от полыхающих за двести километров от острова окрестностей Афин. Николас сидел с высоким бокалом уззо и непрерывно курил, русская девушка морщила носик и бросала кости (сегодня она выигрывала чаще), а парень с бокалом сока о чем-то крепко задумался.
К воротам отеля подъехал мотоцикл, с которого вывалились три молодых и очень пьяных немца с гитарой, потребовав себе бутылку водки и столик. Жена Николаса проводила гостей до свободного места и вынесла выпивку. Немцы сначала было притихли, но затем достали гитару и хором затянули что-то знакомое. За соседними столиками ужинали несколько пар. В ресторане гремела посудой черная как смоль негритянка из Найроби, а официантка из Грузии начала мыть полы. Ветер особенно сильно рванул занавески, на кухне что-то громко звякнуло и русский, встрепенувшись, повернулся к хозяину.
- Скажи, Николас, - на довольно дрянном английском поинтересовался парень, - Ты часто ездишь заграницу?
Теперь задумался уже Николас. Он потянулся к блюду, оторвал крупную ягоду от грозди винограда, выращенного в его саду на задворках отеля. Прожевал. Затем сделал небольшой глоток уззо, подбирая малознакомые английские слова. И неспешно ответил:
- Я не ездил заграницу.
Русский изумился:
- Как, совсем? Этого не может быть!
- Я, конечно, бывал в Афинах, - сказал Николас, - и еще кое-где в Греции бывал. Но я - это Наксос. Мне не нужна заграница. Я плохо знаю английский и еще хуже другие языки. Я по-русски знаю несколько слов: водка, товарищ, Путин. Других языков не знаю. Я - Наксос.
- Но почему ты не ездишь никуда? Ведь ты живешь в самом центре. Тут Турция рядом, Италия, Испания. Африка недалеко.
Русский, похоже, не понимал его. Николас глубоко вздохнул и слегка повел рукой, как бы предлагая посмотреть по сторонам.
Садилось солнце. За отелем высились горы. В предгорьях, извиваясь, поднимались вверх гравийные дорожки с выложенными из камней стенами, ограждающими поля. Звенели колокольцами овечьи стада. Справа вдаль уходил пляж. На море переливалась всеми оттенками красного дорожка света. На столе - доска с тавли, пачка сигарет и пепельница. Рядом бокал уззо.
Непрерывно и ровно дул ветер, открывая смуглую грудь Николаса с ортодоксальным крестом под рубашкой. На кухне работницы звенели посудой. Брат огромным ножом резал мясо в подсобке. К своей лагуне шел Прокопий с гидрокостюмом и подводным ружьем.
- Я - Наксос, - снова произнес грек, нажимая на слова и касаясь пальцем своей груди, - Наксос - это я. Понимаешь?
Парень повел глазами вокруг, переглянулся с подругой, достал сигарету и промолчал. А Николас потянулся к доске, забрал кости и продолжил партию с так похожей на его Джорджию русской девушкой.
Позже, когда немцы выпили свою водку и укатили спать на пляж, а ресторан почти опустел, русские сидели на берегу моря, наблюдая как солнце стремительно уходит под воду. Из ресторана еще доносились звуки бузуки, но его уже перекрывал звон цикад.
- Ты знаешь, а ведь что-то есть в его словах, - неожиданно нарушил стрекот цикад парень.
- Ты про Николаса? - уточнила девушка по привычке внимательно разглядывая уголки губ парня, чтобы увидеть его эмоции. - И что же тебе понравилось?
- Ну вот это, все, - слегка сбивчиво ответил он. - Жить вот так в одном месте, нигде не бывая. Свой отель у моря на небольшом острове - на краю земли. Аясис этот - совсем ведь «задница» мира. Тут даже дороги дальше нет, одни горы и море. Джипы дальше не ездят, страшно. А у него тут сын, дочь, жена - все рядом. Сад свой. В море рыба. Бараны эти вокруг, козы. Ему ведь действительно не нужно знать никаких языков. Он - это действительно Наксос. А Наксос - это он. Я даже завидую ему немного. Мне бы, пожалуй, хотелось так пожить. Самобытно. Много ли тут изменилось за столько веков, прошедших от прежней Греции? Ну, машины появились, электричество. Но в целом-то? Мы вон по началу думали, что эта их музыка национальная играет для туристов. А на самом деле это у них так везде. Они просто любят свою музыку. Как если бы мы частушки слушали в автомобиле и русскую народную песню по утрам напевали. Что-то тут есть национальное, патриархальное. Почти древнее. Заманивающее и притягивающее.
- Глупый, - ответила девушка. - Да ты бы умер от скуки через несколько дней, а через неделю возненавидел бы этот остров. Ты только представь себе: все время сидеть на одном месте. Музыка одна и та же. Острова этого всего-то пятьдесят километров. Да, хозяйство, виноградники. Это безусловно прекрасная жизнь. Спокойная, устоявшаяся. Но я бы, наверное, так жить не смогла. И ты бы не смог. Не здесь точно.
- Да-да, - рассеянно ответил парень. Ему не хотелось признавать правоту девушки, но она наверняка уже считала эмоции с его лица, - Ты права. Мы бы умерли со скуки.
И они снова замолчали.
Солнце скрылось за морем, фантастически расцветив небо. Цикады звенели так, что казалось, будто их стрекот заполнил все пространство вокруг. На остров опустилась темная средиземноморская ночь. Русские ушли домой в свой номер, и, пока подруга умывалась, парень еще долго курил на балконе и смотрел на усыпавшие небесный свод звезды. Он мял сигарету в руках вспоминая что-то из греческой мифологии и пытался угадать созвездия. В голове наигрывали балканские мотивы. Перед глазами вставали горы, деревни, узкие серпантины, шумные по вечерам таверны.
Очень скоро парня окликнули и он ушел в номер.
Наутро, пожилой грек поднялся засветло, чтобы проследить за уборкой в отеле и ударить по рукам с поставщиками продуктов, русские же снова укатили в горы на западное побережье, где облака переваливали через хребет и пушистым одеялом сползали по склонам в долину.
А ночью пока все спали старинный друг старого Николаса, озорной северный Мельтеми, снова стащил с балкона пачку российских сигарет.
© AndrewRene 2019
