Уютная деревенька Беллапаис с руинами великолепного готического одноименного аббатства расположилась близ городка Гирне, ранее называемого Кирения, у подножия горной гряды Бешпармак. Говорят, что из Гирне можно легко доехать до деревеньки на такси, но мы решили отправиться к аббатству пешком, вооруженные только плохенькой распечаткой карты местности, обогреваемые ласковым кипрским солнышком и незримо сопровождаемые классиком английской литературы - Лоренсом Дарреллом (старшим братом известного писателя-натуралиста Джеральда Даррелла), чья книга "Горькие лимоны" стала настоящим путеводителем для нас. Даррелл переехал на Кипр в 1952 году, чтобы иметь возможность заниматься литературой в этих благодатных местах. И именно ему я хочу дать слово, чтобы вы, как и мы тогда, смогли взглянуть на Северный Кипр его глазами...
История аббатства Беллапаис изложена подробно на различных русурсах и я не хочу повторять строчки и абзацы кочующие со странички на страничку, но в качестве вступления все-таки несколько слов. Название аббатства, как и самой деревни Беллапаис, происходит от французского названия монастыря Abbaye de la Paix - Аббатство Мира. Основано оно было монахами августинцами переселившимися на Кипр из Иерусалима в 1187 году. В 1198 году здесь началось строительство августинской обители Святой Марии Горной, а 1205 году обитель была передана ордену премонстрантов.
С середины XIII века, после обретения обителью Животворящего Креста по завещанию рыцаря Роджера Норманда, аббатство начинает стремительно развиваться и богатеть, обласканное вниманием и деньгами не только паломников, но и местных королей из династии Лузиньянов. Короли и сами часто избирают аббатство своей резиденцией, епископ же получает право носить меч и золотые шпоры. Закат наступает с приходом на Кипр генуэзцев в 1373 году, которые разграбили обитель подчистую. После этого началась совсем другая история, падение благосостояния и морального облика, монахи в открытыю жили с любовницами, а в послушники принимали только собственных детей.
После завоевания острова турками-османами в 1570-1571 аббатство было отдано Кипрской православной церкви, при которой пришло в полное запустение, греки-киприоты содержали в постройках домашний скот, а по назначению использовали только церковь. Какие то первые шаги по сохранению исторического памятника были предприняты уже только британцами, да и те по началу использовали аббатство в военных целях, в трапезной, например, у англичан был тир...
Сейчас территория облагорожена, проводятся различные мероприятия, проходит ежегодный музыкальный фестиваль, вокруг имеются симпатичные кофейни и ресторанчики, сувенирные лавки. Но перейдем к чудесным строкам с описанием этих благословенных мест из книги Лоренса Даррелла "Горькие лимоны"...
"Киренский хребет принадлежит иному миру - миру пейзажной гравюры шестнадцатого века. Он тянется на сотню миль, но самая высокая его вершина едва переваливает за три тысячи футов над уровнем моря. Он точно повторяет изгибы береговой линии, и его роскошные предгорья изобилуют быстрыми ручьями и утопающими в зелени деревушками.
Это кряж готический par excellent, поскольку он буквально усеян замками, которые крестоносцы выстроили на головокружительной высоте, чтобы контролировать дороги, идущие через горные перевалы. Сами их названия напоминают о готической Европе: Буффавенто, Хиларион, Беллапаис. Апельсины и кипарисы, тутовые и рожковые деревья- эти старожилы здешних мест заставляют конфузиться пришельцев из арабского мира, светло-зеленые растрепанные кроны пальм и большие шероховатые блюда банановых листьев…"
2. Подходим к деревеньке.
"Та тишина, то чувство тихого цветущего блаженства, что разлито над деревней, исходит не только от Дерева Безделья, но и от аббатства; от него буквально веет всепроникающим ощущением покоя - вплоть до самых отдаленных закутков. Поскольку все дома в деревне фасадами выходят строго на север, трудно сыскать такое окно, в котором словно в раме, не виднелся кусочек аббатства, какой-нибудь фронтон или серая арка, и эти мертвые каменные стены были такими же прямыми и бесхитростными, какими их создатели стремились стать при жизни.
Как же все-таки странно, что об этой обители осталось так мало сведений и что ни один святой или отшельник не счел это место подходящим для того, чтобы здесь родилась легенда. Половина домов в деревне построена из каменных блоков, которые выламывали из стен аббатства многие поколения крестьян: из этого материала и сложены стены жилищ, печи и нужники моих нынешних соседей. Коллис прав насчет того, что аббатство - живое. Каждое воскресенье оттуда доносится мелодичный перезвон колоколов, и крестьяне, одевшись в праздничные костюмы, гурьбой идут вниз к службе."
3. Киренейский хребет (вид от аббатства).
4. Беллапаис.
5. Местные дома.
6. Вход в церковь.
"В дружеском молчании мы вошли в широкие ворота наружного барбакана: Коллис, предвкушая мое удивление и то удовольствие, которое я получу, тихо улыбался себе под нос. И в самом деле деревня Беллапаис в это солнечное весеннее утро была похожа на декорацию для «Комуса». Огромные церковные врата были распахнуты настежь, открывая роскошный полумрак интерьера, где сквозь единственное цветное окно свет вино-красными потоками заливал хоругви. Голоса и шаги гулко звучали средь заплесневелых стен. Прежде чем осмотреть иконы на маленьком алтаре, мы остановились и купили по грошовой свече.
- Церковь до сих пор действует, - объяснил мой провожатый, - и вдыхает жизнь в здешние руины. Это вам не просто архитектурный памятник. Это деревенская церковь, моя церковь - а теперь и ваша, раз уж вы решили в наших местах поселиться."
7. Внутреннее пространство.
8. Церковь Панайя Аспрофорусса, первая половина XII века.
9. Изначально католическая была передана православным киприотам в XVI веке турками.
10. Православные иконы.
11. Солея.
12. Иконостас, говорят XVII века.
13.
14.
"Местоположение аббатства не откроется вам во всем своем великолепии, пока вы не войдете через великолепные врата, украшенные мраморными гербами, во внутреннюю обитель и не подойдете к самому краю обрыва, на котором она стоит: массивные окна трапезной служили рамами для усыпанных весенними цветами рощ и искривленных стволов пальм. Мы с Коллисом посмотрели друг на друга и улыбнулись. Он был слишком умен для того, чтобы даром тратить слова: воздать должное открывшемуся перед нами виду обычными языковыми средствами было попросту невозможно."
15.
16. Мраморная античная колонна.
17. Стрельчатые готические аркады.
18.
19. Рефекторий (трапезная). Сейчас здесь проводятся концерты, акустика завораживает.
20.
"Он ничего не стал мне рассказывать, да я и не хотел ничего знать. Мы просто прогуливались в дружеском молчании среди высоких и тонких колонн, смыкавшихся со сводом ажурным готическим плетением с обломанными кое-где гранями, среди резных гербов забытых рыцарей и пылающих яркими красками апельсиновых деревьев, пока не ступили под сень большой монастырской трапезной с высокими сводчатыми потолками, под которыми ласточки налепили гнезд: их негромкая оживленная перебранка казалась отзвуком дыхания, нашего собственного дыхания, уловленного этой необъятной зыбкой тишиной и усиленного ею многократно, без малейшего искажения. Я поймал себя на том, что повторяю, неосознанно и безостановочно - как эхо в морской раковине - две-три строки из «Комуса», который построен так же, как это волшебное место. Вот оно, незримое доказательство существования тех созерцательных сил, что управляют нашей внутренней жизнью"
21.
22.
"И в самом деле, монастырские постройки, утопавшие в отягощенных плодами апельсиновых деревьях и великолепных цветниках, представляли собой классический пример контраста - суровый, погруженный в самосозерцание покой готики в каждой своей линии был оттенен и подчеркнут - как молчание музыкой - средиземноморской роскошью желтых плодов и буйной зеленью листьев."
23.
"Беллапаис, даже в развалинах, была доказательством правоты тех людей, которые пытались, как умели, пускай несовершенно, поймать и зафиксировать ту внутреннюю ткань воображения, что пребывает в мысли, в созерцании, в том самом Мире, что вошел составной частью в исконное название деревни; сам я, в собственных писаниях, тоже всегда пытался удержать и сохранить Abbey de la Paix, искаженное венецианцами в Bella Paise… У меня почти год ушел на то, чтобы научиться правильно писать нынешнее ее название, Bellapaix, максимально близкое - если учесть все привходящие факторы - к исходному."
24. Умывальник монахов из античного саркофага.
25.
26.
27.
"Впрочем, подобные мысли не посещали меня в то первое весеннее утро, когда я бродил среди пустых монастырских построек, лениво поглаживая розоватые камни древнего аббатства, с удовольствием замечая буйство цвета на любовно выпестованных Коллисом клумбах и, время от времени, - пробившиеся сквозь груду камней, успешно разломав очередную гранитную плиту, соцветья того самого желтого фенхеля, на которые обратила внимание дотошная миссис Льюис, написав с восторгом ботаника-дилетанта: «Это не что иное, как тот самый Прометеев нартек. Более всего он любит селиться на старых развалинах, разрастаясь здесь куда свободнее и гуще, чем на естественных скальных породах."
28.
29.
"В звенящей тишине с равнины легкими волнами набегал ветерок, полный негромких птичьих голосов: сами птицы то и дело взмывали над равниной вверх, чтобы тут же лечь на крыло и упасть вниз, к далекой ярко-синей бухте. Где-то совсем рядом журчала в шлангах родниковая вода, поливая клумбы.
- Если бы кроме этого здесь больше ничего не было, хватило бы с лихвой, - сказал Коллис, - но давайте-ка поднимемся чуть выше.
Он повел меня по осыпающимся ступеням вверх, туда, где веером развернулись крыши галерей и откуда нашему взгляду открылась новая, более широкая панорама, на восток и на запад. Пока мы поднимались, в поле зрения постепенно появилась Кирения и вместе с ней вся длинная, изрезанная заливами и бухтами, похожая на кружево береговая линия. Я уже начал испытывать чувство вины за безрассудную дерзость, заставившую меня поселиться в месте столь фантастическом. Разве можно надеяться, что ты сможешь делать хоть что-то серьезное, если каждый день перед тобой будет разворачиваться этакое великолепие? И эта причудливая смесь готического Севера и очаровательно-нежных Левантинских равнин, которые разбегаются по сторонам от Киренского кряжа, округлого, как лапа льва…"
30.
31.
32. Местный житель.
33. Ириша
perisher_13 34.
"И, конечно, здесь всегда было аббатство, таявшее во тьме после того, как над горизонтом угасал последний чарующий отсвет, были тихие компании картежников и любителей кофе, которые допоздна засиживались под Деревом Безделья. Мы тоже ужинали здесь, при полной луне, погрузив босые ступни в темную траву, и наблюдали, как у извилистого берега перемигиваются огоньками суда, и как огромная бронзовая монета стряхивает с себя закатную дымку, медленно, точно выверенными шажками взбираясь в поднебесье и, словно пришелец из готического романа, зловеще отражается в окне-розе восточного портала аббатства.
Здесь, в полосатой тьме, забрызганной озерцами фосфоресцирующего лунного света, мы гуляли и болтали, и запахи роз, вина и сигар смешивались с более скромным ароматом лаймов или с пахнущими примятым шалфеем дуновениями, долетавшими до нас с горного склона, из-за которого медлительно вздымался навстречу луне Буффавенто, похожий на кулак в кованой рукавице. И время от времени из окружавшего нас молчаливого сумрака возникала призрачная мелодия флейты, кажется, из пяти нот, нитью натянутая между сосен в тихом ночном воздухе."
35.
Но заняться спокойно литературной деятельностью Лоренсу Дарреллу так и не дали, вскоре на острове сумели подняться греческие националистические организации, объединенные идеями энозиса (воссоединения с материковой Грецией), начались массовые террористические акты направленные, против британцев, убийства... Уже в первой серии нападений погибло более ста британцев от рук греков-киприотов... Лимоны действительно стали отдавать горечью, мир закончился...
"Был яркий звонкий день, и вдоль извилистых улиц вовсю цвел миндаль и персики. Завернув за последний угол и притормозив у колокольни аббатства, я увидел, что вся деревня собралась на площади, а под Деревом Безделья сидит знакомая компания лентяев. Народу было, как в воскресенье, никто не вышел нынче на работу. Но как только заглох мотор, я уловил в этой сцене кое-что совершенно необычное. Обросшие густыми бакенбардами пастухи сидели на своих привычных местах, но никто не заказывал кофе; засаленные колоды карт пылились у Дмитрия на полках, и никто к ним не прикасался. Как будто знакомую реальность засняли, поставив густые фильтры и вылущив весь цвет. К мудрой тишине аббатства, всегда готовой отозваться эхом, добавилось еще одно измерение - молчание жителей деревни, глубокое и гулкое."