Интересный рассказ отца
Сегодня в ЖЖ я увиделфотографии 93-го года, а в комментариях было написано "В замкадъе и сейчас такого можно наснимать" и ответ "Я так далеко в замкадъе не выезжаю" и тд и тп.
У меня создалось брезгливое чувство, будто бы у людей этих Москва на всю голову.
Потом вспомнился диалог Акунина с ещё одним писателем, про Мы и Они, о том что есть Мы - светлые людэны-декабристы и Они - тёмный народ-быдло, который не видит себя частью Мировой цивилизации и одержим устаревшими предрассудками о том что например Лондон нам не друг.
Потом вспомнилось как вчера, у бабули по тарелке я увидел русский Пятый канал, по которому шла какая-то странная передача, где за монструозным столом сидела троица.
Передача называлась неизвестно как но внизу на столе была надпись "Причуды тоталитарного сознания" и центральная фигура очень уж походила на ту защитницу Химкинского леса, что пела "Богородица Путина прогониии и и и".
Они обсуждали что-то ужасное что сейчас происходит с народным сознанием, но что именно я так и не услышал.
Что-то связанное с восприятием победы в Великой Отечественной войне.
И упомянули со всей искренностью, о том что до 65-го День Победы не праздновали и как ужсно поступили с ветеранами после войны и о ужасной истории:
"После войны было много калек и инвалидов, которые ходили по улицам. Правительству это так мозолило глаза, что в один день всех несчастных собрали и распихали по богодельням на краю мира."
Ах ах какой ужас, а сейчас ужасное происходит с мнением людей о войне...
Дальше я пошел возиться с чем-то важным по огороду, так что не знаю да и не горю желанием узнать что-же именно чудовищного твориться.
Я вспомнил рассказы образцовой интеллигентки Головневой, о том что в 70-тые, когда она была молода, война для неё и окружения была так далеко, далеко-далеко.
И соответствующе воспринималась.
На что отец рассказал мне любопытную историю из семейного прошлого.
Когда Донбасс оккупировали немцы, они объявили мол "Вас всех сюда согнали насильно, теперь вы свободны, возвращайтесь все откуда пришли, чтоб через две недели никого здесь не было".
Семейство погрузило скромные пожитки в тележку, запрягло в неё 14-ти летнего племянника и отправилсь в Чаплынку.
Но потом в Чаплынке начался голод и чтобы как-то выжить, моего деда по отцу отправили обратно в училище.
Денег не было и его посадили зайцем. Но добравшись до училища он обнаружил что туда берут только с 15-ти лет.
Тогда без еды и одежды он несколько недель жил на крыльце училища и директору ничего не оставалось как дописать ему годик в документы и принять на учебу.
Это был большой успех по тому как в училище можно было жить, питаться, учиться и выдавали одежду.
В степи в те годы стоял камень. Это была могила неизвестного солдата, которого нашли еще во время оккупации и похоронили на месте, привалив камнем.
Дед ходил к камню, как на могилу отца и жаловался на свои проблемы и трудности. Ему становилось легче. Сейчас никто не знает где это место.
Когда дед и бабка поженились, им дали комнату в бараке. Дед сколотил из найденной древесины стол и кровать, за что их семью считали зажиточной.
В семидесятые у них уже была квартира, заставленная мебелью и с телевизором.
Люди начали обрастать.
Руин войны уже не было и в гимнастёрках на улицах не ходили, но даже без сажаний на колени и пропаганды, у таких как мой отец война была в памяти. Она была близко.
А для таких как интеллигентка - преподаватель французского с широким кругозором и модными взглядами, война была далеко-далеко. Как в прошлом веке.
И всё-таки может я и пишу с ошибками но памятники войны портят мне настроение так, будто война была лет 10 назад.
А мои друганы скорее лишний раз упрекнут тоталитарное прошлое за изнасилованных немок и разборки с УПА, чем расспросят бабушку чем она занималась в 60-тые.
У меня создалось брезгливое чувство, будто бы у людей этих Москва на всю голову.
Потом вспомнился диалог Акунина с ещё одним писателем, про Мы и Они, о том что есть Мы - светлые людэны-декабристы и Они - тёмный народ-быдло, который не видит себя частью Мировой цивилизации и одержим устаревшими предрассудками о том что например Лондон нам не друг.
Потом вспомнилось как вчера, у бабули по тарелке я увидел русский Пятый канал, по которому шла какая-то странная передача, где за монструозным столом сидела троица.
Передача называлась неизвестно как но внизу на столе была надпись "Причуды тоталитарного сознания" и центральная фигура очень уж походила на ту защитницу Химкинского леса, что пела "Богородица Путина прогониии и и и".
Они обсуждали что-то ужасное что сейчас происходит с народным сознанием, но что именно я так и не услышал.
Что-то связанное с восприятием победы в Великой Отечественной войне.
И упомянули со всей искренностью, о том что до 65-го День Победы не праздновали и как ужсно поступили с ветеранами после войны и о ужасной истории:
"После войны было много калек и инвалидов, которые ходили по улицам. Правительству это так мозолило глаза, что в один день всех несчастных собрали и распихали по богодельням на краю мира."
Ах ах какой ужас, а сейчас ужасное происходит с мнением людей о войне...
Дальше я пошел возиться с чем-то важным по огороду, так что не знаю да и не горю желанием узнать что-же именно чудовищного твориться.
Я вспомнил рассказы образцовой интеллигентки Головневой, о том что в 70-тые, когда она была молода, война для неё и окружения была так далеко, далеко-далеко.
И соответствующе воспринималась.
На что отец рассказал мне любопытную историю из семейного прошлого.
Когда Донбасс оккупировали немцы, они объявили мол "Вас всех сюда согнали насильно, теперь вы свободны, возвращайтесь все откуда пришли, чтоб через две недели никого здесь не было".
Семейство погрузило скромные пожитки в тележку, запрягло в неё 14-ти летнего племянника и отправилсь в Чаплынку.
Но потом в Чаплынке начался голод и чтобы как-то выжить, моего деда по отцу отправили обратно в училище.
Денег не было и его посадили зайцем. Но добравшись до училища он обнаружил что туда берут только с 15-ти лет.
Тогда без еды и одежды он несколько недель жил на крыльце училища и директору ничего не оставалось как дописать ему годик в документы и принять на учебу.
Это был большой успех по тому как в училище можно было жить, питаться, учиться и выдавали одежду.
В степи в те годы стоял камень. Это была могила неизвестного солдата, которого нашли еще во время оккупации и похоронили на месте, привалив камнем.
Дед ходил к камню, как на могилу отца и жаловался на свои проблемы и трудности. Ему становилось легче. Сейчас никто не знает где это место.
Когда дед и бабка поженились, им дали комнату в бараке. Дед сколотил из найденной древесины стол и кровать, за что их семью считали зажиточной.
В семидесятые у них уже была квартира, заставленная мебелью и с телевизором.
Люди начали обрастать.
Руин войны уже не было и в гимнастёрках на улицах не ходили, но даже без сажаний на колени и пропаганды, у таких как мой отец война была в памяти. Она была близко.
А для таких как интеллигентка - преподаватель французского с широким кругозором и модными взглядами, война была далеко-далеко. Как в прошлом веке.
И всё-таки может я и пишу с ошибками но памятники войны портят мне настроение так, будто война была лет 10 назад.
А мои друганы скорее лишний раз упрекнут тоталитарное прошлое за изнасилованных немок и разборки с УПА, чем расспросят бабушку чем она занималась в 60-тые.