Iван Говнов очень любил пятницу.
Не то, чтобы остальные дни недели были чем-то координально хуже, вовсе нет - тут lван был готов вечно поклясться всеми юзаными тампонами ватной пропаганды.
Она сочилась сквозь щели в подоконнике, текла неудобоваримыми ручейками по трёхдневной щетине встреченных во дворе, ватоугодных зомбожителей, хлестала упругим брансдбойтом смрадно самофорсящихся украино-сирий, канализируясь в этих ваших интернетах.
Все дни текли одинаковой серой карамелью, завуалированные тряпьём творчески безрезультативных, порожняковых тепловозов художественной осмысленной лени.
Пятница не берёт своё начало в конце преднамеренно провокационного, едва сдерживающего предвкушательную перистальтику, пусть и в меру, но уже сравнительно развращенного четверга.
Пятница не заканчивается и в субботу, ибо пятница вечна, и течение дней никак не отражается в облачной дымке вечно зелёных стволов, хотевших плевать на возможный приход чернеющей в сумерках зимы.
Пятница вечна.
Да будет пятница.