Входящий дверью есть пастырь овцам…
А если пастырь - барыга, а овцы - наркоманы?
В последнее время вопрос отношений двух замечательных (и иногда даже пересекающихся) категорий веры и религии стал настолько острым, что блогеры всерьез обсуждают, носит ли патриарх часы, должны ли церковники прощать Pussy Riot и так далее. Я знаю ответы на эти вопросы.
Когда-то давным-давно в детстве меня учили, что вера - это самое абстрактное понятие в мире. Верить можно во что угодно. Но приземленнее религии нет ничего под луной. Вера - принятие в силу внутреннего непреложного убеждения, без доказательств, любой фигни, вроде зеленых человечков и бородатого дядьки на небе. Религия - это вера в сверхъестественное, осложненная определенными обрядами, вроде необходимости расшибать лоб и отдавать деньги патриарху на часы. Таким образом, мы можем сделать вывод, что есть такая категория людей, которая не верит в сверхъестественное и не соблюдает обряды, предписанные различными культами. Есть категория людей, которые верят во что-то сверхъестественное (все равно, во что), но не соблюдают обрядовую сторону веры: не ходят в церкви, не оплачивают священникам тачки. И есть определенная категория людей, которые верят и религиозно неистовствуют (в различной степени неистовства). Следовательно, истинная вера, детская непосредственная, чистая и добрая с прощениями, смирениями и прочими евангельскими штучками, а также с самой главной заповедью о том, что люди должны любить друг друга (в первую очередь), может не иметь никакого отношения к религии, церкви и священникам. Скажу больше, скорее всего так и есть. Скорее всего, патриарх живет в роскоши и не стесняется этого, погряз во лжи, разврате и ненависти. Именно поэтому он носит неприлично дорогие часы. Именно поэтому не снискать несчастным Pussy Riot прощения. Церковь никогда никого не любила и не прощала. Это противно ее природе, стяжательской и лживой. Таково мое личное выстраданное мнение. Ждать от церковников правды наивно. Единственное, что вы можете сделать в качестве протеста, это не позволять себя зомбировать да оградить от этого своих детей. Вы уж постарайтесь не стать покорными стриженными овечками.
Вы никогда не узнаете о добрых делах хорошего человека. О них трубит, ими кичится только дрянь, вроде политиков, церковников и иже с ними. Вы никогда не почувствуете себя неуютно в доме хорошего человека - в нем вас всегда накормят и напоят, ни разу не плюнув в душу (уж тем более не залезут в нее с ногами). В церкви же часто бывает неуютно - на вас шикают, вам делают замечания, грубят и хамят, требуют платы и мзды, вымогают душевные излияния. Конечно, неадекватные люди есть везде и всюду, точно также как и адекватные. Конечно, приписывать священникам только плохое было бы несправедливо. Но давайте вспомним все то, что нам известно о фанатизме, узости мышления и вреде догматов, а потом посмотрим на религиозные культы, смыкающие возле нас свои тюремные стены. О, в этом материале я говорю отнюдь не только о православии. Надеюсь, вы это поняли. Вера, сама по себе, не способна принести вреда. Каждый из нас верит во что-то, пусть это даже приметы, существование Святого Грааля или гномов. Если умудриться при этом оставить свой разум чистым (что довольно трудно, кстати сказать), цены нет такой отдушине - играм в ковбоев и пришельцев, джедаев, эльфов, братство кольца и прочее. Но если в вопросах веры безумие стало вашей путеводной нитью, прямая дорога вам не в церковь (какою бы она не была), а в больницу к специальному врачу.
У меня всегда был свободный доступ к любым книгам в доме, и я очень рано стала читать библию. Это была толстая черная книга без картинок с непонятными словами и странным делением на главы. Сначала я читала по порядку, но с первого раза одолеть «Бытие» и «Числа», а потом продраться сквозь «Исход» и «Левит» (книги, необходимые, наверное, только самим евреям) было сложно. А потому я перевернула книгу и стала читать с конца. Евангелия - это благая весть о новом чуде, о новой заповеди, о мессии. Написаны они совсем другим языком и совсем с другою целью. А потому даже мне, двенадцатилетнему ребенку, было интересно. История распятого плотника поразила меня. Это будет выглядеть глупо, но сцены страстей несчастного еврея заставляли меня плакать и тогда, двенадцать лет назад, и сейчас заставляют. Моя вера была и остается смесью жалости и любопытства, и я до сих пор ношу на шее крестик, в котором меня крестили.
А крестили меня забавно. Семья у меня смешанная. Одна половина родственников - мусульмане. Другая - крещенные православные христиане. Но мама и папа никогда не ругались из-за этого, хотя читали разные священные книги. На одной полке в книжном шкафу стояли коран и библия. Мы с братом с самого раннего детства считали, что так и должно быть. Это нормально, и вероисповедание (принадлежность к определенному религиозному культу) абсолютно не важно. Мама говорила: «Бог один. И у меня и у папы он одинаковый, просто люди привыкли делить и делиться и любят заниматься ерундой». Так и повторяла нам, когда мы спрашивали, а кем будем мы. Люди любят заниматься ерундой. Все бабушки и дедушки повторяли нам то же самое, поэтому и я и Сережка были избавлены от религиозных войн местечкового плана. Но потом нашей мамы не стало. Папа поссорился с тещей. Мы стали ездить в православную до одури Вологду. У матери нашего папы, бабушки Вали, был диабет, болезнь Паркинсона, постепенно отказывали почки. Ее мучения довольно трудно представить, но могу с уверенностью сказать, что в конце у нее почти не было хороших дней, бабушка почти не играла со мною в куклы. Это был индикатор. Если бабушка в хорошем настроении и чувствует себя хорошо, мы играем. Если же нет, но бабушка в состоянии выходить, мы идем в церковь. Страх страшной боли и предощущение смерти творили странные вещи с моей бабушкой. Трудно признавать это, но ее ум временами туманился. В один из таких плохих моментов бабушка с дедушкой сговорились, нашли нас на детской площадке и потащили в страшный храм без купола. Он стоит недалеко от нашего дома, по дороге на вокзал (купол ему уже присобачили, но до этого он лет десять стоял без него). Во дворе ходили слухи, что в церкви этой водятся привидения и всякие чудовища, именно поэтому она без купола. Помню, что плакала и просила меня никуда не вести. Бабушка кричала, что я дурочка. Так или иначе, но мы с братом оказались в темном помещении. Рядом цепочкой стояли другие детишки. Мимо прохаживался, как офицер на параде, пьяный в дубину поп. От него разило винищем, он тыкал в нас пальцем и нес околесицу. Родственнички, мамаши и бабушки, подобострастно сопели позади. И вот священник останавливается возле меня, бурчит: «Как зовут?». Я честно признаюсь в своем отнюдь не православном имени. «Дурацкое имя!» - говорит поп и идет дальше. После мы вытерпели ритуал. Помню только, что меня толкали, когда надо было кланяться, а я при поклоне показывала попу язык. Мне он показался мерзким стариком. Впрочем, таким он и был. Все крещение священник провел, будучи изрядно пьян. Имени во Христе мне не дали (в свидетельстве - прочерк). При мне осталось мое дурацкое имя и серебряный крестик. А еще стойкое ощущение абсурдности и бессмысленности церемонии, церкви и духовенства. Как же мне было стыдно за того пьяного попа перед бабушкой, которая почему-то, при всем своем уме и при всей своей доброте, «занималась всякой ерундой».
Карл Маркс в свое время писал, что религия - опиум для народа. Довольно известная фраза. Ее кричал не только Остап Бендер. В 1920-1930-е годы в Советском Союзе фраза эта звучала из каждого громкоговорителя, глядела с каждого плаката или газетного листка. Опиум в те времена был чуть ли не единственным анестетиком, притуплял или вовсе убирал боль. Но он, как известно, вызывает быстрое привыкание. Артур Конан Дойл описывал в книгах про Шерлока Холмса целые кварталы в Лондоне, напичканные опиумными домами, где люди валялись в грязи в ожидании очередной трубки, подносимой китайцем, поселялись в этих домам, и потом умирали там же. Одним из немногих положительных нововведений большевиков, по моему мнению, был материалистический атеизм, очистивший умы советских людей, помогший дать многим образование. Коммунисты избавляли людей от наркоты. Синдром отмены затянулся на долгие годы и закончился срывом в наше с вами время, когда толпы наркоманов снова получили неограниченный доступ к опиуму. Так начинается рабство ума.
В последнее время вопрос отношений двух замечательных (и иногда даже пересекающихся) категорий веры и религии стал настолько острым, что блогеры всерьез обсуждают, носит ли патриарх часы, должны ли церковники прощать Pussy Riot и так далее. Я знаю ответы на эти вопросы.
Когда-то давным-давно в детстве меня учили, что вера - это самое абстрактное понятие в мире. Верить можно во что угодно. Но приземленнее религии нет ничего под луной. Вера - принятие в силу внутреннего непреложного убеждения, без доказательств, любой фигни, вроде зеленых человечков и бородатого дядьки на небе. Религия - это вера в сверхъестественное, осложненная определенными обрядами, вроде необходимости расшибать лоб и отдавать деньги патриарху на часы. Таким образом, мы можем сделать вывод, что есть такая категория людей, которая не верит в сверхъестественное и не соблюдает обряды, предписанные различными культами. Есть категория людей, которые верят во что-то сверхъестественное (все равно, во что), но не соблюдают обрядовую сторону веры: не ходят в церкви, не оплачивают священникам тачки. И есть определенная категория людей, которые верят и религиозно неистовствуют (в различной степени неистовства). Следовательно, истинная вера, детская непосредственная, чистая и добрая с прощениями, смирениями и прочими евангельскими штучками, а также с самой главной заповедью о том, что люди должны любить друг друга (в первую очередь), может не иметь никакого отношения к религии, церкви и священникам. Скажу больше, скорее всего так и есть. Скорее всего, патриарх живет в роскоши и не стесняется этого, погряз во лжи, разврате и ненависти. Именно поэтому он носит неприлично дорогие часы. Именно поэтому не снискать несчастным Pussy Riot прощения. Церковь никогда никого не любила и не прощала. Это противно ее природе, стяжательской и лживой. Таково мое личное выстраданное мнение. Ждать от церковников правды наивно. Единственное, что вы можете сделать в качестве протеста, это не позволять себя зомбировать да оградить от этого своих детей. Вы уж постарайтесь не стать покорными стриженными овечками.
Вы никогда не узнаете о добрых делах хорошего человека. О них трубит, ими кичится только дрянь, вроде политиков, церковников и иже с ними. Вы никогда не почувствуете себя неуютно в доме хорошего человека - в нем вас всегда накормят и напоят, ни разу не плюнув в душу (уж тем более не залезут в нее с ногами). В церкви же часто бывает неуютно - на вас шикают, вам делают замечания, грубят и хамят, требуют платы и мзды, вымогают душевные излияния. Конечно, неадекватные люди есть везде и всюду, точно также как и адекватные. Конечно, приписывать священникам только плохое было бы несправедливо. Но давайте вспомним все то, что нам известно о фанатизме, узости мышления и вреде догматов, а потом посмотрим на религиозные культы, смыкающие возле нас свои тюремные стены. О, в этом материале я говорю отнюдь не только о православии. Надеюсь, вы это поняли. Вера, сама по себе, не способна принести вреда. Каждый из нас верит во что-то, пусть это даже приметы, существование Святого Грааля или гномов. Если умудриться при этом оставить свой разум чистым (что довольно трудно, кстати сказать), цены нет такой отдушине - играм в ковбоев и пришельцев, джедаев, эльфов, братство кольца и прочее. Но если в вопросах веры безумие стало вашей путеводной нитью, прямая дорога вам не в церковь (какою бы она не была), а в больницу к специальному врачу.
У меня всегда был свободный доступ к любым книгам в доме, и я очень рано стала читать библию. Это была толстая черная книга без картинок с непонятными словами и странным делением на главы. Сначала я читала по порядку, но с первого раза одолеть «Бытие» и «Числа», а потом продраться сквозь «Исход» и «Левит» (книги, необходимые, наверное, только самим евреям) было сложно. А потому я перевернула книгу и стала читать с конца. Евангелия - это благая весть о новом чуде, о новой заповеди, о мессии. Написаны они совсем другим языком и совсем с другою целью. А потому даже мне, двенадцатилетнему ребенку, было интересно. История распятого плотника поразила меня. Это будет выглядеть глупо, но сцены страстей несчастного еврея заставляли меня плакать и тогда, двенадцать лет назад, и сейчас заставляют. Моя вера была и остается смесью жалости и любопытства, и я до сих пор ношу на шее крестик, в котором меня крестили.
А крестили меня забавно. Семья у меня смешанная. Одна половина родственников - мусульмане. Другая - крещенные православные христиане. Но мама и папа никогда не ругались из-за этого, хотя читали разные священные книги. На одной полке в книжном шкафу стояли коран и библия. Мы с братом с самого раннего детства считали, что так и должно быть. Это нормально, и вероисповедание (принадлежность к определенному религиозному культу) абсолютно не важно. Мама говорила: «Бог один. И у меня и у папы он одинаковый, просто люди привыкли делить и делиться и любят заниматься ерундой». Так и повторяла нам, когда мы спрашивали, а кем будем мы. Люди любят заниматься ерундой. Все бабушки и дедушки повторяли нам то же самое, поэтому и я и Сережка были избавлены от религиозных войн местечкового плана. Но потом нашей мамы не стало. Папа поссорился с тещей. Мы стали ездить в православную до одури Вологду. У матери нашего папы, бабушки Вали, был диабет, болезнь Паркинсона, постепенно отказывали почки. Ее мучения довольно трудно представить, но могу с уверенностью сказать, что в конце у нее почти не было хороших дней, бабушка почти не играла со мною в куклы. Это был индикатор. Если бабушка в хорошем настроении и чувствует себя хорошо, мы играем. Если же нет, но бабушка в состоянии выходить, мы идем в церковь. Страх страшной боли и предощущение смерти творили странные вещи с моей бабушкой. Трудно признавать это, но ее ум временами туманился. В один из таких плохих моментов бабушка с дедушкой сговорились, нашли нас на детской площадке и потащили в страшный храм без купола. Он стоит недалеко от нашего дома, по дороге на вокзал (купол ему уже присобачили, но до этого он лет десять стоял без него). Во дворе ходили слухи, что в церкви этой водятся привидения и всякие чудовища, именно поэтому она без купола. Помню, что плакала и просила меня никуда не вести. Бабушка кричала, что я дурочка. Так или иначе, но мы с братом оказались в темном помещении. Рядом цепочкой стояли другие детишки. Мимо прохаживался, как офицер на параде, пьяный в дубину поп. От него разило винищем, он тыкал в нас пальцем и нес околесицу. Родственнички, мамаши и бабушки, подобострастно сопели позади. И вот священник останавливается возле меня, бурчит: «Как зовут?». Я честно признаюсь в своем отнюдь не православном имени. «Дурацкое имя!» - говорит поп и идет дальше. После мы вытерпели ритуал. Помню только, что меня толкали, когда надо было кланяться, а я при поклоне показывала попу язык. Мне он показался мерзким стариком. Впрочем, таким он и был. Все крещение священник провел, будучи изрядно пьян. Имени во Христе мне не дали (в свидетельстве - прочерк). При мне осталось мое дурацкое имя и серебряный крестик. А еще стойкое ощущение абсурдности и бессмысленности церемонии, церкви и духовенства. Как же мне было стыдно за того пьяного попа перед бабушкой, которая почему-то, при всем своем уме и при всей своей доброте, «занималась всякой ерундой».
Карл Маркс в свое время писал, что религия - опиум для народа. Довольно известная фраза. Ее кричал не только Остап Бендер. В 1920-1930-е годы в Советском Союзе фраза эта звучала из каждого громкоговорителя, глядела с каждого плаката или газетного листка. Опиум в те времена был чуть ли не единственным анестетиком, притуплял или вовсе убирал боль. Но он, как известно, вызывает быстрое привыкание. Артур Конан Дойл описывал в книгах про Шерлока Холмса целые кварталы в Лондоне, напичканные опиумными домами, где люди валялись в грязи в ожидании очередной трубки, подносимой китайцем, поселялись в этих домам, и потом умирали там же. Одним из немногих положительных нововведений большевиков, по моему мнению, был материалистический атеизм, очистивший умы советских людей, помогший дать многим образование. Коммунисты избавляли людей от наркоты. Синдром отмены затянулся на долгие годы и закончился срывом в наше с вами время, когда толпы наркоманов снова получили неограниченный доступ к опиуму. Так начинается рабство ума.