Коммерческое ликование
Россиянин - существо социально и психологически недоразвитое. Больше всего он боится остаться наедине с самим собой и понять, что нужно ему, лично ему, и для чего он живёт, или, как говорил блаженный Августин, обращаясь к Богу: «Вынь меня из-за спины моей». «Спина» россиянина - это набор бессмысленных ритуалов и псевдоценностей, якобы разделяемых сообща, хотя общество разделено настолько, что на самом деле ничто никого не объединяет, а в семье - особенно.
Любой «фальшивый праздник, коммерческое ликование под руководством телевидения» (Бернадетт Пиказо) для него, несомненно, предпочтительней любой неприглядной, но подлинности.
Без абсурдных в своей бессмысленности ритуалов россиянин - как голый. Он строгает салаты и зырит «Огоньки» с опостылевшими глянцевыми старухами не потому, что ему это нравится и приносит хоть каплю веселья, а только потому, что так «делают все». Кто - «все»? Как индивидуалист, никому не нужная молекула, болтающаяся в социуме, может равняться на «всех», которые ему никто? И, тем не менее, он равняется, чтобы занять себя хоть чем-нибудь, потому что если он выйдет из-за собственной спины, то это будет для него такой ужас, такой ужас, и предстоянию перед самим собой он, несомненно, предпочтёт пожизненный ад любого коллективного гадюшника, любого совместного абсурда, похищающего и разрушающего жизнь.
Любой «фальшивый праздник, коммерческое ликование под руководством телевидения» (Бернадетт Пиказо) для него, несомненно, предпочтительней любой неприглядной, но подлинности.
Без абсурдных в своей бессмысленности ритуалов россиянин - как голый. Он строгает салаты и зырит «Огоньки» с опостылевшими глянцевыми старухами не потому, что ему это нравится и приносит хоть каплю веселья, а только потому, что так «делают все». Кто - «все»? Как индивидуалист, никому не нужная молекула, болтающаяся в социуме, может равняться на «всех», которые ему никто? И, тем не менее, он равняется, чтобы занять себя хоть чем-нибудь, потому что если он выйдет из-за собственной спины, то это будет для него такой ужас, такой ужас, и предстоянию перед самим собой он, несомненно, предпочтёт пожизненный ад любого коллективного гадюшника, любого совместного абсурда, похищающего и разрушающего жизнь.