Сом
Давным-давно, на фронте, тогда еще совсем молодой Егор воевал против фашистов в войсках связи. За свои мелкие острые зубы и способность перетирать ими вражеские телефонные кабели любой толщины, он получил погоняло «Сом». Чаще всего его отправляли на передовую в компании с разведчиками из диверсионного батальона. Команда у них с первого дня образовалась отчаянная. Егор любил экспериментировать с грибами и перед боем выпаивал разведчикам отвар паутинников и мухоморов, отчего последние кидались на врага без всякого страха и сожаления. Егора же тянуло к науке вообще и к электричеству в частности. Он злился, когда ток кусал его за голые пальцы и кусал провода в ответ. Работать кусачками Егор не любил, предпочитая держать руки свободными для ближнего боя.
Их группа уходила глубоко в тыл противника, отыскивала там линии связи и устраивала засады на вражеские патрули. Егор душил попавшихся под руки немцев, одновременно хватал ртом телефонный кабель, прокусывал оболочку, и, ощупывая языком электрические сигналы морзянки, искал в закатывающихся немецких очах подтверждение вражеской военной тайны. С каждым заданием отряд уходил все дальше и дальше на запад.
Немцы, крайне обеспокоенные деятельностью диверсантов, объявили их врагами Германии номер один и начали широкомасштабную облаву. В течение нескольких лет они были вынуждены скрываться в смоленских болотах, а когда вышли к людям, оказалось, что война уже закончилась.
Егор, привыкший к суровым условиям существования в лесу, совершенно одичал за годы противостояния с фашистами и не захотел возвращаться домой. Вместо этого, он отстроил себе на берегу реки избушку и стал жить простым егерем, изредка наведываясь в деревню для снятия сексуального стресса и восполнения продовольственных запасов. За лето и осень он отращивал себе солидную жировую прослойку, а зимой бродил по заснеженному лесу и пугал волков своими худыми, обтянутыми прозрачной кожей ребрами.
Среди местных Егор слыл отчаянным смельчаком - как-то раз он с вечера парился в бане сразу с четырьмя свиноподобными доярками из колхоза и продержался там до первых петухов. Только с того дня поседел он до самых корней волос, да сделался замкнутым и неразговорчивым. Он бы и вовсе перебрался от людей в лес, коли бы не регулярные боли в пояснице, отдававшие пронзительным звоном по всему телу. Приходилось ползти в деревню и обменивать собранные беличьи шкурки на стакан лекарства.
Со временем белка в тех краях почти перевелась, спирт подорожал, и больная спина стала мерещиться егерю даже во снах. Чудилось ему, будто хребет с наступлением ночи выходит из его тела, принимает душ, закуривает, наводит марафет и эффектно извиваясь, ползет на дискотеку. Под утро он возвращался к своему хозяину всегда нетрезвый, а однажды даже здорово погрызенный собаками. Егерь каждое утро пробуждался от смертельного холода в своей хате, так как хребет, возвращаясь с гулянок, никогда не закрывал за собой входную дверь. Решив покончить с этими похождениями, Егор пробовал обмотать себя скотчем и даже спать в металлической бочке. Однако ничего не помогало - хребет каждую ночь оказывался на свободе, и на утро Егору приходилось за ним убирать груды окурков и использованных презервативов.
В довершение всех невзгод, до него дошли слухи о том, что его приемная дочь Зинка попортила всех мужиков на деревне от мала до велика, отчего поставила под угрозу выполнение пятилетнего плана по сбору яровых. Егор конечно не одобрял все эти паскудства, мучался от невеселых дум, да страдал от болей в спине.
Здоровый некогда мужик, день ото дня превращался в дряхлую развалину.
В сезон к егерю в лес приезжали охотники, рассаживались по номерам и в ожидании гона начинали травить всякие байки, приукрашивая правду изрядной долей вымысла. Глядя прямо в мутные егерские очи, они рассказали, как его Зинка почти год ходила по деревне с перекошенным пузом, а затем разрешилась диковинным хвостатым младенцем.
Егор как-то пропустил «хвост» мимо ушей, очевидно подразумевая другое русское слово, и даже выпустил на свет скупую мужскую слезу. Он очень давно и безуспешно хотел внука, которого собирался вырастить и определить учиться на массажиста в районный центр. Он почему-то не думал об отце ребенка, а все больше размышлял о том, как сможет нянчиться с дитятей, менять ему берестяные подгузники и хвастаться самой большой в мире коллекцией беличьих черепушек.
Из этих томительных мечтаний егеря вывели историей о том, что срочно вызванные из областного центра ветеринар и батюшка, единодушно признали в младенце Сатану и порекомендовали немедленно утопить его в привезенной банке спирта для всяческих научных исследований. Деревенские, узнав о том, какая лютая участь уготована спирту, в едином негодующем порыве поднялись как один и отбили у доктора драгоценную бутыль. Чтобы не усугублять отношения с начальством, хвостатого корытника у Зинки отобрали, и закинули от греха подальше в самый глубокий омут. От того только круги по воде пошли. Словно пытаясь стереть все воспоминания о загубленном младенце, деревня потом отчаянно бухала всю неделю. После чудовищного денатуратного похмелья, многие действительно обнаружили в своих головах приличные черные дыры.
Узнав о том, что деревенские утопили в реке внука Митеньку, Егор схватился уж было за заныканный с войны карабин чтобы отомстить, да потом вдруг словно выпустил из себя воздух, согнулся и упал лицом во влажный лесной мох и зарыдал от отчаяния. Он несколько дней и ночей бродил по болоту, черпал ладонью красную, словно кровь клюкву и отправлял ее в рот, жмурясь от кислятины.
Частенько он потом сидел на берегу реки, машинально насаживал на крючек червя, машинально забрасывал и смотрел, как вода неспешно тянет за собой поплавок. То ли черви у егеря были плохие, то ли ловил он не в том месте, но рыбу поймать ему никогда не удавалось. Уже в ночь, когда и вода, и поплавок, и даже кусты на том берегу сливались в одну кучу, Егор сматывал удочку и возвращался домой. Там он топил печку заскорузлыми портянками, отчего поблизости гибли все комары, и засыпал в одиночестве под потрескивание угольков.
Так прошло несколько лет.
В один из таких обыденных октябрьских вечеров, когда солнце вот-вот уже собиралось завалиться за горизонт в кроваво-красном закате, Егор заметил одну странность. Дремавший до того поплавок вдруг пришел в движение и прочертил на воде широкую плавную линию. Это было так неожиданно и странно, что у Егора папироса отклеилась с нижней губы и свалилась прямо в открытую ширинку, отчего в ней случился небольшой пожар. Кое-как справившись с огнем, Егор бросился к удочке, подсек, но не ощутил на том конце ровно ничего. Рыба ушла. Вместе с ней ушла и надежда уйти наконец-то от злополучного нуля. Егор от души выматерился, насадил нового червя, внимательно посмотрел на него и смачно плюнул на удачу, отчего червь отчаянно завился на крючке, словно облитый серной кислотой. Снова забросил.
Едва поплавок принимал вертикальное положение, следовала поклевка, поплавок тонул или выпрыгивал из воды и ложился на бок. Сколько не подсекал Егор, зацепить осторожную рыбину все никак не получалось. Вконец измучившись, он сел на берегу, утер ушанкой раскрасневшееся лицо и стал смотреть за поплавком, отбивающим по воде морзянку. Егор машинально начал переводить все эти сигналы в буквы и к своему удивлению обнаружил, что буквы складываются в слова, а слова в предложения.
- Я ТВОЙ ВНУК МИТЯ ЗПТ ПОМОГИ МНЕ ТЧК, расшифровал Егор по дергающемуся поплавку и замер от неожиданности. В чем есть, он сиганул в ледяную воду. Холод спазмом ударил Егора, заставил сжаться и раскрыть глаза. Поначалу он ничего не мог разобрать в мутной черной воде, текущей с торфяников. Он чувствовал, как намокшая одежда медленно увлекает его тело вниз ко дну. И тут он увидел своего внука. Он это сразу понял по таким же зеленым как у него глазам, которые словно подмигивали егерю из глубин реки.
Митя висел в толще воды, запутавшись хвостом за старую браконьерскую сеть, и беспомощно качался на течении из стороны в сторону.
- Уже несколько лет не могу выпутаться, - произнес он и виновато пошевелил плавниками.
- Сейчас внучек, сейчас, - Егор начал суетиться, распутывая китайскую леску, крепко вросшую в кожу внука. - Эка же тебя угораздило! Ну вот, гуляй! - с этими словами он порвал последние нити, удерживающие Митю.
От радости Егор не заметил, что разговаривая, выпустил из легких весь воздух. Он инстинктивно сделал глубокий вдох и тут же захлебнулся.
Митя задумчиво посмотрел на распростертого в воде деда и, покачивая своим огромным сомовьим хвостом, скрылся в глубине.
Начало:
1
2
3