Весна
Весна.
Говорят, если сову долго будить по утрам, из нее станет жаворонок. Врут.
За всю жизнь я так и не научилась вставать рано с удовольствием, зависла на середине, как дятел. Мое идеальное расписание сна - с трех до десяти - никто не в силах мне предоставить с тех пор, как я перестала работать на Калифорнию.
Поэтому в выходные я иду спать в четыре. Или в пять. А встаю при этом - как минимум один из двух дней - в семь, потому что у меня тренировка.
Ездить дважды в неделю без выходных не получается. Грядущий развод Хьюлетт-Пакард добавляет головной боли всем желающим. Так что в субботу или в воскресенье, душераздирающе зевая, я выключаю будильник и бреду делать себе чай и завтрак: физические нагрузки на пустой желудок - неудачная идея.
Ранним утром я еду по полупустому городу, за аэропортом сворачиваю на неширокую дорогу, прорезающую золотые сурепковые поля. Это так красиво - разлитый желтый крон в намытом, новорожденном изумрудно-зеленом - что я просыпаюсь. Дорога петляет к местечку Тухомнержице, где на горе стоит старый замок с костелом, построенный иезуитами триста лет назад. Под горой круто вверх бежит узенькая асфальтовая тропа - я переключаюсь на первую, чтобы влезть. Наверху - конюшня, выбеги, ездовые площади.
В Праге весна, пахнет разогретой землей, свежестью, травой и всем, что цветет. Над конюшней брызжет белой пеной полудикая яблоня. Из кустов то и дело раздаются возмущенные вопли фазанов. Один как-то приземлился посреди манежа - хотел что-то рассмотреть, а на манеже - четыре лошади. Фазан такой подставы не ожидал и спешно ретировался. Но забыл взлететь - улепетывал на коротких ножках, поразительно похожий на кофейник-переросток, треща и ругаясь через плечо. Девчонки плетут венки из одуванчиков (одуванчики по-чешски - пампелишки, отличное слово), снимают их, чтобы надеть шлемы, а после езды венки идут на закусь трудовым зверям. Лошадь, жующая пампелишки - очень трогательное зрелище.
После часа муштры я мокрая как мышь, а Митя сухой. Обычно мы довольны - последнее время дела пошли получше. Иногда мы отпускаем Минку с конца тренировки - у нее другие часы в других местах - и дошагиваем неспешно. Я бросаю стремена, вытягиваю ноги, Митяй норовит остановиться и пошакалить, вывернув шею назад. В небе над нами зависает, раскинув крылья, пустельга - катается на теплых струях. Фазаны нервничают, хоть цыплят еще и нет. Пустельга парит, спускаясь кругами все ниже, у самой земли вдруг кричит остро и резким ударом крыльев поднимает себя вертикально вверх. Я знаю, что она вот-вот закричит, и тогда беру коня в легкий шенкель - на случай, если испугается.
Потом мы расседлываемся, чистимся, идем сперва на траву, а потом - в загон, где бегает шестеро около-Минкиных лошадей: Митя, четыре кобылы и поник Луизка. Луизка выглядит как нарисованная Диснеем, рыжая с золотой гривой и длиннющими золотыми ресницами. С виду принцесса, нутром - Рони, дочь разбойника, и из-за нее приходится держать ток в ограде - иначе она убегает, по-пластунски проползая под лентами, и ее приходится ловить. Мы рвем траву и кормим с рук лошадей в загоне - там трава вытоптана. Приходится отвлекать больших, чтобы и мелкой досталось.
Оставив коня, наобнимавшись, я ухожу вниз к машине, бросаю в багажник жилет и шлем - и еду домой, по все еще полупустой Праге: по весне в выходные полгорода сдергивает куда-нибудь. Мы нынче неплохо скачем, Митька разбегается, как локомотив, и пока едешь домой - нет-нет, и вспомнишь, как лупит в лицо ветер и льется под коленями живая мускульная ртуть - аааах, держись, ковбой.
Это моя седьмая весна в Праге. Когда мы только переехали, много кто твердил нам - вот, подождите, оботретесь, перестанете восторгаться, запоете по-другому. Не знаю, где пролегает черта; пока каждый год счастье весны, кажется, становится только острее, а четвероногий мой крокодил не дает пропустить утра - солнечные или пасмурные, душные и ароматные. Крокодил ржет, когда видит мою машину, если я не прихожу БЫСТРО. Крокодил сует мне лбину под мышку и требует почесать. Крокодил лижет мне руку и кусает аккуратно пальцы. За дверьми пахнет лошадьми и зеленью, беснуется плодовый цвет, бродят независимые и нежные кошки, скрежещут фазаны, высоко вскрикивает пустельга, поднимается солнце, впереди лето; дома балкон выходит на стену деревьев, которые зеленеют день ото дня у нас на глазах, и гнезда в ветвях напротив уже не разглядеть.
Говорят, если сову долго будить по утрам, из нее станет жаворонок. Врут.
За всю жизнь я так и не научилась вставать рано с удовольствием, зависла на середине, как дятел. Мое идеальное расписание сна - с трех до десяти - никто не в силах мне предоставить с тех пор, как я перестала работать на Калифорнию.
Поэтому в выходные я иду спать в четыре. Или в пять. А встаю при этом - как минимум один из двух дней - в семь, потому что у меня тренировка.
Ездить дважды в неделю без выходных не получается. Грядущий развод Хьюлетт-Пакард добавляет головной боли всем желающим. Так что в субботу или в воскресенье, душераздирающе зевая, я выключаю будильник и бреду делать себе чай и завтрак: физические нагрузки на пустой желудок - неудачная идея.
Ранним утром я еду по полупустому городу, за аэропортом сворачиваю на неширокую дорогу, прорезающую золотые сурепковые поля. Это так красиво - разлитый желтый крон в намытом, новорожденном изумрудно-зеленом - что я просыпаюсь. Дорога петляет к местечку Тухомнержице, где на горе стоит старый замок с костелом, построенный иезуитами триста лет назад. Под горой круто вверх бежит узенькая асфальтовая тропа - я переключаюсь на первую, чтобы влезть. Наверху - конюшня, выбеги, ездовые площади.
В Праге весна, пахнет разогретой землей, свежестью, травой и всем, что цветет. Над конюшней брызжет белой пеной полудикая яблоня. Из кустов то и дело раздаются возмущенные вопли фазанов. Один как-то приземлился посреди манежа - хотел что-то рассмотреть, а на манеже - четыре лошади. Фазан такой подставы не ожидал и спешно ретировался. Но забыл взлететь - улепетывал на коротких ножках, поразительно похожий на кофейник-переросток, треща и ругаясь через плечо. Девчонки плетут венки из одуванчиков (одуванчики по-чешски - пампелишки, отличное слово), снимают их, чтобы надеть шлемы, а после езды венки идут на закусь трудовым зверям. Лошадь, жующая пампелишки - очень трогательное зрелище.
После часа муштры я мокрая как мышь, а Митя сухой. Обычно мы довольны - последнее время дела пошли получше. Иногда мы отпускаем Минку с конца тренировки - у нее другие часы в других местах - и дошагиваем неспешно. Я бросаю стремена, вытягиваю ноги, Митяй норовит остановиться и пошакалить, вывернув шею назад. В небе над нами зависает, раскинув крылья, пустельга - катается на теплых струях. Фазаны нервничают, хоть цыплят еще и нет. Пустельга парит, спускаясь кругами все ниже, у самой земли вдруг кричит остро и резким ударом крыльев поднимает себя вертикально вверх. Я знаю, что она вот-вот закричит, и тогда беру коня в легкий шенкель - на случай, если испугается.
Потом мы расседлываемся, чистимся, идем сперва на траву, а потом - в загон, где бегает шестеро около-Минкиных лошадей: Митя, четыре кобылы и поник Луизка. Луизка выглядит как нарисованная Диснеем, рыжая с золотой гривой и длиннющими золотыми ресницами. С виду принцесса, нутром - Рони, дочь разбойника, и из-за нее приходится держать ток в ограде - иначе она убегает, по-пластунски проползая под лентами, и ее приходится ловить. Мы рвем траву и кормим с рук лошадей в загоне - там трава вытоптана. Приходится отвлекать больших, чтобы и мелкой досталось.
Оставив коня, наобнимавшись, я ухожу вниз к машине, бросаю в багажник жилет и шлем - и еду домой, по все еще полупустой Праге: по весне в выходные полгорода сдергивает куда-нибудь. Мы нынче неплохо скачем, Митька разбегается, как локомотив, и пока едешь домой - нет-нет, и вспомнишь, как лупит в лицо ветер и льется под коленями живая мускульная ртуть - аааах, держись, ковбой.
Это моя седьмая весна в Праге. Когда мы только переехали, много кто твердил нам - вот, подождите, оботретесь, перестанете восторгаться, запоете по-другому. Не знаю, где пролегает черта; пока каждый год счастье весны, кажется, становится только острее, а четвероногий мой крокодил не дает пропустить утра - солнечные или пасмурные, душные и ароматные. Крокодил ржет, когда видит мою машину, если я не прихожу БЫСТРО. Крокодил сует мне лбину под мышку и требует почесать. Крокодил лижет мне руку и кусает аккуратно пальцы. За дверьми пахнет лошадьми и зеленью, беснуется плодовый цвет, бродят независимые и нежные кошки, скрежещут фазаны, высоко вскрикивает пустельга, поднимается солнце, впереди лето; дома балкон выходит на стену деревьев, которые зеленеют день ото дня у нас на глазах, и гнезда в ветвях напротив уже не разглядеть.