Что останется?
Когда я недавно болел, у меня случился по телефону интересный разговор с Аленой Спицыной. На вопрос чем я болею, я отшутился:
- А фиг знает. Вроде пневмония. Но на флюорографию надо вот сходить. Три года не делал. Может и тубер. Помру от тубера, - вот смеху то будет.
А она ответила:
- Не фига. Не помрешь. Да и не солидно тебе от туберкулеза умирать. Ты скорее от СПИДа или ножа концы отдашь.
Мы посмеялись, а потом я задумался. О смерти. О ней ведь никогда не поздно подумать. Она же всегда неожиданна. Вопрос я поставил так: "А что после меня останется на земле?"
Ну, на сайте "Самиздата" болванка романа, невостребованного временем. ЖЖ вот повисит, наверное. Хотя, кто его будет читать уже через неделю? Тем более что из всего, что я тут понаписал, осталась еле-еле пятая часть. Остальное я все поубивал безжалостно.
С полтысячи статей останется в разных газетах, журналах, сайтах. Раза в три больше - там же под псевдонимами. И что? Ну, будет лет через 50 какой-нибудь историк читать. Отметит авторскую иронию. Может быть.
Дуня Смирнова, правда, про меня написала в одном из своих рассказов в еще Мостовщикова журнале "Столица". Но я там какой-то дурачок получился. Хотя, будет кто-нибудь писать биографию сценариста Смирновой и меня, может, помянет как ее питерского собутыльника. Мелочь, а приятно.
Вот еще Лев Самойлович Клейн мне благодарность в предисловии к своей "Анатомии Илиады" вынес. Да не одному, а в компании с Игорем Михайловичем Дьяконовым и Александром Иосифовичем Зайцевым. Это тоже хорошо. Какой-нибудь историк науки парой фраз, глядишь, упомянет в биографии Клейна.
И, кстати, о чем же я жалеть буду, испуская дух? По первости думал пожалеть, что за свою непутевую жизнь так и не расшифровал линейное письмо А и этрусский язык. Что не разобрался для себя с хурритским и китайским. Что не написал монографий о царствовании Екатерины II-ой, о фокусниках и боевых искусствах в античные времена.
А потом подумал - разве о таких пустяках можно жалеть? Ведь на земле умирает тело, а душа уходит к Богу. А раз так, то в беседах с Творцом, я эти пробелы быстро заполню. Так о чем же я пожалел бы, сейчас умерев? За что вообще прилично умирать русскому человеку?
На последний вопрос и без меня давно ответил весьма почитаемый мной автор Александр Суворов: "Умирай за дом Богородицы, за Матушку, за Пресветлейший дом". С этим как раз у меня все в порядке. Что такое Святая Русь я понять успел.
Так о чем же жалею я? Как раз о том, что не проливал кровь врагов Матушки ручьями, реками. Не довелось вот, и это язвит мою душу. Ручейки и выбитые зубы не в счет - это такие пустяки, капельки в потоках, ниагарских кровопадах ее крови, которую теряет она от рук врагов.
Оставлю ли я после себя доброе имя, отдав сейчас концы? Вряд ли. Ведь доброе имя в славе Отчей, в славе дома Богородицы, а о какой нафиг славе сейчас можно говорить…
Пожалею ли я, к примеру, что не вписывался в споры ЖЖшные, с разнокалиберными глупцами, недоумками, клеветниками и врагами Матушки из числа соплеменников? Вряд ли. В своем исихазме я давно решил, что одни не ведают, что творят, а с другими и спорить неловко. Стыдно. Стыдно, ибо общаясь и споря с предателями и отступниками, будто сам их смрадом пропитываешься.
Так что же останется после меня на земле? Дети? Их матери? Забудут. Друзья? Забудут. Что?
Ничего.
Впрочем, фиглярство все это. Вывод такой - топос, общее место. Для того, чтобы его сделать, мне и рассуждать то особенно не надо было. Просто вспомнить погибших и ушедших товарищей. Они были разные. Умные и простоватые, веселые и серьезные, восторженные и рациональные. И вот ушли. И нет их уже на земле. И что осталось от них кроме моей угасающей памяти?
Ничего.
Хотя нет.
Вру.
Останется на земле Россия. Святая Русь. Родина-Матушка. Пресветлейший дом. Дом Богородицы. А раз так, раз не увидел я, умирая сам, смерть Матушки собственными глазами, значит и прожил не зря. А Россия, ей что? Она всегда безмолвна. Всегда внешне равнодушна к судьбе одного человека. Потому что вечна, в приливе и отливе счастья уповает на Бога и непоколебима.
К чему же я тогда все это написал? Да к тому, чтобы и вы задумались:
- А что останется после вас?
- А фиг знает. Вроде пневмония. Но на флюорографию надо вот сходить. Три года не делал. Может и тубер. Помру от тубера, - вот смеху то будет.
А она ответила:
- Не фига. Не помрешь. Да и не солидно тебе от туберкулеза умирать. Ты скорее от СПИДа или ножа концы отдашь.
Мы посмеялись, а потом я задумался. О смерти. О ней ведь никогда не поздно подумать. Она же всегда неожиданна. Вопрос я поставил так: "А что после меня останется на земле?"
Ну, на сайте "Самиздата" болванка романа, невостребованного временем. ЖЖ вот повисит, наверное. Хотя, кто его будет читать уже через неделю? Тем более что из всего, что я тут понаписал, осталась еле-еле пятая часть. Остальное я все поубивал безжалостно.
С полтысячи статей останется в разных газетах, журналах, сайтах. Раза в три больше - там же под псевдонимами. И что? Ну, будет лет через 50 какой-нибудь историк читать. Отметит авторскую иронию. Может быть.
Дуня Смирнова, правда, про меня написала в одном из своих рассказов в еще Мостовщикова журнале "Столица". Но я там какой-то дурачок получился. Хотя, будет кто-нибудь писать биографию сценариста Смирновой и меня, может, помянет как ее питерского собутыльника. Мелочь, а приятно.
Вот еще Лев Самойлович Клейн мне благодарность в предисловии к своей "Анатомии Илиады" вынес. Да не одному, а в компании с Игорем Михайловичем Дьяконовым и Александром Иосифовичем Зайцевым. Это тоже хорошо. Какой-нибудь историк науки парой фраз, глядишь, упомянет в биографии Клейна.
И, кстати, о чем же я жалеть буду, испуская дух? По первости думал пожалеть, что за свою непутевую жизнь так и не расшифровал линейное письмо А и этрусский язык. Что не разобрался для себя с хурритским и китайским. Что не написал монографий о царствовании Екатерины II-ой, о фокусниках и боевых искусствах в античные времена.
А потом подумал - разве о таких пустяках можно жалеть? Ведь на земле умирает тело, а душа уходит к Богу. А раз так, то в беседах с Творцом, я эти пробелы быстро заполню. Так о чем же я пожалел бы, сейчас умерев? За что вообще прилично умирать русскому человеку?
На последний вопрос и без меня давно ответил весьма почитаемый мной автор Александр Суворов: "Умирай за дом Богородицы, за Матушку, за Пресветлейший дом". С этим как раз у меня все в порядке. Что такое Святая Русь я понять успел.
Так о чем же жалею я? Как раз о том, что не проливал кровь врагов Матушки ручьями, реками. Не довелось вот, и это язвит мою душу. Ручейки и выбитые зубы не в счет - это такие пустяки, капельки в потоках, ниагарских кровопадах ее крови, которую теряет она от рук врагов.
Оставлю ли я после себя доброе имя, отдав сейчас концы? Вряд ли. Ведь доброе имя в славе Отчей, в славе дома Богородицы, а о какой нафиг славе сейчас можно говорить…
Пожалею ли я, к примеру, что не вписывался в споры ЖЖшные, с разнокалиберными глупцами, недоумками, клеветниками и врагами Матушки из числа соплеменников? Вряд ли. В своем исихазме я давно решил, что одни не ведают, что творят, а с другими и спорить неловко. Стыдно. Стыдно, ибо общаясь и споря с предателями и отступниками, будто сам их смрадом пропитываешься.
Так что же останется после меня на земле? Дети? Их матери? Забудут. Друзья? Забудут. Что?
Ничего.
Впрочем, фиглярство все это. Вывод такой - топос, общее место. Для того, чтобы его сделать, мне и рассуждать то особенно не надо было. Просто вспомнить погибших и ушедших товарищей. Они были разные. Умные и простоватые, веселые и серьезные, восторженные и рациональные. И вот ушли. И нет их уже на земле. И что осталось от них кроме моей угасающей памяти?
Ничего.
Хотя нет.
Вру.
Останется на земле Россия. Святая Русь. Родина-Матушка. Пресветлейший дом. Дом Богородицы. А раз так, раз не увидел я, умирая сам, смерть Матушки собственными глазами, значит и прожил не зря. А Россия, ей что? Она всегда безмолвна. Всегда внешне равнодушна к судьбе одного человека. Потому что вечна, в приливе и отливе счастья уповает на Бога и непоколебима.
К чему же я тогда все это написал? Да к тому, чтобы и вы задумались:
- А что останется после вас?