Могила была неглубокая. Так себе могила - халтурка, говоря откровенно, разве чтобы только землей сверху засыпать. «Даже обидно», -- подумал Костя Раков, которому через некоторое время предстояло в эту могилу лечь.
Всего час назад он вышел из своей квартиры, чтобы отправиться на встречу с товарищами по небольшой группе с названием «Рабочая инициатива», предстояло обсудить действия группы по поддержке забастовки работников городского молокозавода, хозяева которого систематически и нагло нарушали, и без того кривое российское трудовое законодательство. Но, не прошел Костя и десяти шагов от подъезда, как ему на голову набросили плотный непрозрачный мешок и запихали в машину.
А теперь он стоял возле могилы, в которую его, застрелив, бросят гнить.
Нет, поначалу Костя думал, что его просто опять отвезут к какому-нибудь следаку или оперу, это дело было для него неудивительным, и даже почти привычным. Повесток из соответствующей конторы, которая занималась борьбой с экстремизмом, у Кости Ракова была целая пачка. И на допросы он ходил практически как на работу - иногда раз в неделю.
Даже когда с него сняли мешок, и Костя увидел, что его привезли в лес, и он стоит около вырытой в сырой земле ямы, он, было, подумал, что его просто решили попугать. Но так он думал не очень долго.
Трое мужчин, которые его и похитили, явно и точно собирались его убивать.
Когда Костя открыл рот и начал говорить что-то вроде: «Вы совсем уже с катушек слетели, волки…», он получил удар по голове.
- Заткни пасть, жмур, - злобно рявкнул один из похитителей.
Ударивший был вполне себе уголовной внешности, с наколками на руке, и с какой-то тюремной поволокой в глазах. Костя и сам был из рабочих, и общался с самыми широкими кругами рабочего класса, так что людей сидевших определял сразу.
Второй был наркоманом - такие тоже определяются легко человеку опытному.
А вот третий, старший, определенно был человек казенный, вполне может быть, что и при погонах, хотя сейчас на нем было штатское.
Ну и вообще - не было в них никакой театральности, какая была бы, если бы перед ними стояла задача Костю запугать или сломать. Нет. Они торопились, они хотели побыстрее сделать свою неприятную и грязную работу. То есть убить его - Костю Ракова.
А грязную еще и потому, что был очередной теплый декабрь - года три уже не было настоящей зимы с долгим снегом и крепким морозом, под ногами чавкала грязь и пахло сырой землей.
Косте стало грустно. Умирать так рано - в свои неполные двадцать пять, он даже решил рвануть наудачу в лес. Но именно в этот момент стоящий сзади нарик ударил его по ногам, и Костя рухнул на колени.
- Можешь помолиться, красноперый, - дыхнул в ухо нарик. А боковым зрением Костя увидел, как стоявший справа урка вытащил из кармана своей куртки пистолет.
Костя верил только в Маркса, Ленина и профессора Вильяма Петровича Бурвиха, научившего его диалектике, но молиться им всем и по кому-то по отдельности было бы глупо, даже на пороге смерти, поэтому он просто глубоко вдохнул последний раз - то есть набрал полные легкие сырого лесного воздуха.
«Вот оно и вот так», сказал он самому себе на прощание.
А урка поднял руку с пистолетом.
***
За мгновение до того, как пистолет выстрелил, земля дрогнула, в небе что-то бабахнуло, и оттуда буквально вывалилась молния, которая ударила аккурат в то место, где происходила сцена казни молодого борца за дело рабочих - коммуниста Кости Ракова.
Когда секунд через десять к нему вернулось сознание, а еще через десять секунд и зрение, и Костя поднялся на ноги - весь грязный, перепачканный землей и прилипшими гнилыми листьями, он увидел, что вокруг него лежат трое его похитителей. Точнее то, что от них осталось - три обгорелых черных тела. Не фигурально, а действительно черных - как обуглившиеся дрова в затушенном костре.
Понимание того, что произошло, пришло к Косте не сразу. Но все-таки пришло.
Он посмотрел на стоявшую недалеко машину - весьма заезженный Уаз-Патриот, потом на пистолет, лежавший в грязи прямо возле него, на секунду даже мелькнуло желание его взять, но Костя не стал этого делать, а просто молча побежал прочь - по следу машины, хорошо видному на сырой и грязной земле. Он бежал все быстрее и быстрее. И чем быстрее он бежал, тем страшнее ему становилось.
Когда он выбежал на грунтовку с дорожным указателем и понял, где находится, и как ему выйти на трассу, по которой ходили автобусы и маршрутки, идущие в город, страх достиг максимума.
А потом страх вдруг прошел, и остался только крутящийся в голове вопрос: «Что это было?»
И Костя почти спокойно пошел по грунтовке к трассе.
***
Единственный человек, которому он рассказал о случившемся, был профессор Вильям Петрович Бурвих.
Вильяму Петровичу было лет девяносто, он уже давно был на пенсии. Точнее, с 1992 года, когда его попросили уйти с кафедры общественных наук университета, которая до этого называлась кафедрой научного коммунизма. Пришлось, потому что университетское начальство не выдержало, что на своих лекциях по общественным наукам профессор постоянно употреблял такие обороты как «банда, захватившая власть в стране» или «воровской антинародный режим».
После этого профессор писал книги по марксизму, читал лекции по нему же для активистов левых организаций, а еще руководил вечерним рабочим университетом, занятия которого Костя пару лет назад начал посещать.
Можно даже сказать, что они подружились - Костя несколько раз бывал у Вильяма Петровича дома, пил чай с вареньем и вел с профессором длинные разговоры о диалектическом материализме, политике и просто за жизнь. Несмотря на свой преклонный возраст, профессор Бурвих сохранял ясный ум, и, что важно, требовал и от других ясного мышления.
Поэтому и в своих не очень многочисленных учеников, молодых левых активистов, таких, как Костя Раков, он диалектику не просто вбивал - он требовал ее понимать.
Вот ему Костя в тот же вечер и рассказал обо всем, что произошло.
Вильям Петрович подумал, поднялся, принес с балкона бутылку с черной жидкостью - настоянной на черной рябине водкой, налил Косте почти полный стакан, себе стопочку, и они молча выпили.
- Странная история, - после этого задумчиво сказал профессор. - Человеку религиозному она бы дала определенную пищу для размышлений.
- Не могу я, Вильям Петрович, становиться религиозником. Да и не хочу, - добавил Костя, которому настойка шарахнула в голову не хуже, чем кулак несостоявшегося убийцы несколькими часами ранее. - Сущности без надобности умножать не хочу.
- Правильно, - откликнулся профессор. - Сущности плодить нам, марксистам, не пристало.
Погрузился в размышления.
- А вот скажите, Константин, не было в вашей жизни других случаев, которые нетвердый ум, склонный искать неверные ответы на трудные вопросы, мог бы истолковать как вмешательство каких-то потусторонних сил?
Костя подумал.
- Нет, - ответил он твердо. - Ничего такого.
И вдруг кое-что вспомнил.
- Но вот дед рассказывал… покойный. Когда они в 1956 подавляли контрреволюционный мятеж в Будапеште, был у него случай. Выскочил на него один мятежник - бывший офицер-хортист, как потом выяснилось, прямо с автоматом в руках. А дед только-только свой магазин расстрелял, когда они горком партии отбивали, то есть не было у него никаких шансов. Хортист курок нажал - а автомат возьми, да и заело. Дед из ступора вышел, прямо в лицо гаду прикладом двинул и завалил. Ремнем скрутил, сдал потом в контрразведку. Дед говорил - просто чудо, не то так бы он и остался в чужой венгерской столице, если бы не заело автомат в руках у супостата.
- Интересно, - пробормотал профессор. Снова потер задумчиво переносицу.
- А, вот еще… Батька как-то на своей копейке в аварию попал, когда на дачу ехал, меня еще на свете не было - гайцы только головами качали, потому как, никак он, по их разумению, не мог в ней целым остаться, разве что только ногу сломал. Правда, хромота осталась до сих пор.
- Хм… - вздохнул Вильям Петрович.
Налил себе стопочку настойки, Косте еще добрых полстакана, потом отнес бутыль на балкон. Вернулся. Снова выпили.
- Отнесем, Константин, этот ваш случай к числу тех немногих и крайне редких явлений, о которых наука пока ясного мнения не имеет, но и к объяснению которых нет нужды прибегать к идеалистическим концепциям - в силу именно просто неполноты нашего сегодняшнего знания.
На том оба марксиста - старый и юный - и порешили.
***
Совещание происходило в так называемом Малом Оперативном Зале. Окон в нем не было, а три стены представляли собой огромные телевизионные экраны, сейчас выключенные. В середине был стол, за которым сидело восемь мужчин - Служба до сих пор оставалась делом мужским.
Некоторые из мужчин были в форме.
- Расскажите все-таки, что произошло, - хмуро буркнул старший по званию, человек с погонами генерал-полковника.
Остальные переглянулись.
- На данный момент картина произошедшего выглядит так… - немного поколебавшись, начал один из людей в штатском. - Операция проходила в точности как планировалась, объект был доставлен в пригородный лес, где и должна была произойти… э… ликвидация.
- Я предупреждал, что этого не стоит делать! - встрепенулся один из присутствующих, человек явно неслужебного вида. - Я сразу сказал, что это смертельно опасно!
- Продолжайте! - игнорируя его слова, приказал генерал.
- То, что случилось потом, выглядит так. Произошло одновременно землетрясение и разряд молнии, которая убила и капитана Николаева и двух привлеченных к операции внештатных исполнителей.
- Уголовников, - хмыкнул генерал.
Докладывающий неопределенно пожал плечами.
- Какая молния, когда небо было, согласно снимкам со спутников, совершенно чистое? - спросил генерал. - Включите снимки со спутника.
Один из мужчин нажал кнопку. На экране напротив (Прим. Зачем утруждать товарища генерала?) генерала возник увеличенный спутниковый снимок. Одно место было обведено красным кружком.
Генерал долго смотрел на фотографию.
- Ни облачка, - утвердился он в своем мнении, наконец.
- Потому что это не молния, - вмешался снова мужчина неслужебного вида. - Не говоря уже про землетрясение! В этом месте землетрясений быть не может! От слова никогда!
Генерал поморщился.
- Что вы нам хотите сказать, господин академик? Что случилось чудо? Что это пришельцы? Ангелы? Или… - генерал явно хотел перекреститься, но оборвал движение руки: - Господь Бог?
- Послушайте! - воскликнул человек, которого назвали господином академиком. - С самого начала «Операции Эхо» я был против, каких бы то ни было попыток проверить полученную нами информацию на ее устойчивость, то есть неизменяемость. Я сразу сказал, что последствия могут быть не просто непредсказуемыми, но и опасными. И я вообще удивлен, что вы… что мы так легко отделались - только землетрясение 5 баллов и три трупа.
Кто-то из присутствующих кашлянул.
- Господин академик, но ведь это ваши исследования в итоге и привели к началу «Операции Эхо»?
Господин академик гневно посмотрел на него, поднялся. Уверенно нажал какую-то кнопку на пульте перед ним. Зажглась другая стена-экран.
На ней было какое-то белое здание.
- Позвольте вам напомнить развитие событий, - сказал господин академик. - Как вы знаете, в прошлом году наш институт, занимающийся исследованиями в определенных направлениях современной фундаментальной физики, открыл так называемый эффект Крюкова-Берга, то есть получение неких информационных пакетов, получаемых при исследовании небарионных полей. Собственно, что эти пакеты, которые мы поначалу принимали за, своего рода, квантовые шумы, имеют упорядоченный характер, обнаружилось совершенно случайно, но еще более удивительным было то, что из них была извлечена вполне конкретная информация.
Господин академик вновь нажал клавишу на пульте.
- Как вы все знаете, первый пакет оказался неким видеоотрывком.
На экране мелькнуло какое-то мутное изображение и размытая надпись:
«Президент России Владимир Владимирович Путин в ходе своего визита в Крымский федеральный округ посетил город Севастополь».
- Учитывая, что расшифровка первого пакета произошла в 2011 году, ее содержание вызвало крайнее недоумение, но об этом немедленно было сообщено на самый верх. И, как мы все понимаем, после того, как наши ученые выдвинули вполне убедительную гипотезу о том, что эффект Крюкова-Берга заключается в приеме информации из будущего, данная информация сыграла некую роль в принятии известных решений по Крыму в 2014 году.
Он продолжил.
- Расшифровка второго пакета заняла больше времени, и вы знаете его содержание.
Господин академик снова нажал клавишу.
Изображение было тоже не очень качественным: какая-то толпа людей, человек на трибуне. Но зато звук был очень ясным:
«Трудящиеся Свердловска с большим одобрением восприняли открытие Мемориального центра по исследованию преступлений капитализма на территории Советского Союза, в здании бывшего центра имени государственного преступника Бориса Ельцина. На открытии центра выступил главный координатор евразийского сектора Коммунистической партии товарищ Константин Аркадьевич Раков…»
- Не заняло много времени найти реальное лицо с данным именем, которым оказался двадцатипятилетний молодой левый экстремист, уже давно находящийся в рутинной разработке соответствующих органов, и вот тут некоторые…
Господин академик посмотрел на офицеров, сидящих напротив него.
-… некоторыми коллегами и была предложена операция по ликвидацию Ракова, против чего мы, ученые, категорически возражали. Потому что если будущее детерминировано, то есть, если его невозможно изменить, как невозможно изменить и прошлое, то попытка все-таки будущее изменить может вызвать катастрофические последствия. Что, собственно, и произошло. Разве что последствия катастрофы оказались относительно небольшими.
И именно поэтому, - продолжил господин академик, - я снова настаиваю, чтобы была прекращена работа над расшифровкой третьего информационного пакета, которая происходит сейчас. Мы должны остановить ее, чтобы само знание о том, что произойдет в будущем, не существовало, чтобы будущее осталось для нас неопределенным, и чтобы мы были свободны в своем выборе. Риски могут оказаться очень большими. Наводит на некоторые размышления и даже на далеко заводящие нас спекуляции и то соображение, что больше эффект Крюкова-Берга не наблюдается, хотя были повторены все возможные условия, при которых он проявился первый и единственный раз.
- А правда, что в третьем пакете речь идет о войне с внеземной цивилизацией? - спросил генерал.
Господин академик тяжело вздохнул. Помолчал. Подумал.
- Третий пакет, как я уже сказал, до конца не расшифрован. Но некоторые фрагменты из него наводят на предположение, что в нем речь идет о каком-то столкновении нашей цивилизации с цивилизацией иной, то есть внеземной.
***
В дверь позвонили. Костя хотел было после всего случившегося вставить дверной глазок, но потом махнул рукой. И по улицам снова ходил, не оглядываясь, и не ожидая каждую минуту чего-то. Не то чтобы он стал фаталистом, нет, но просто убрал все произошедшее с ним в тот день куда-то в самый дальний уголок памяти - и жил, как жил раньше.
Поэтому и дверь он открыл, даже не спросив «Кто там?»
А там стоял сотрудник управления «Э» капитан Макаров, к которому Костя как на работу ходил на допросы, и в кабинете у которого несколько месяцев назад ему заехал в ухо какой-то коллега капитана, когда они на пару играли в злого и доброго копа.
Что было крайне удивительно - капитан Макаров был пьян. И не просто пьян - а пьян в хлам. То есть еле стоял на ногах. И на лице Макарова, а обычно он выглядел очень уверенно, атлетическая фигура, короткая стрижка, печать власти - теперь было какое-то тоскливо-виноватое выражение.
- Здравствуйте, Константин Аркадьевич - сказал капитан Макаров заплетающимся языком.
Костя с недоумением смотрел на пьяного полицейского. Само такое обращение удивило его не меньше, чем состояние Макарова.
А тот неловко открыл свой раздутый портфель и вынул из него небольшую бронзовую голову вождя рабочего класса - Владимира Ильича Ленина.
- Вот! - гордо сказал капитан. - Нашел у себя в столе, Константин Аркадьевич. В нижнем ящике. Так там она, видать, все эти годы и пролежала. От кого-то осталась с советского времени.
Капитан икнул.
- Дай, думаю, вам отнесу. Вы же коммунист, вам будет приятно. И Новый Год скоро, опять-таки.
Капитан протянул голову Косте. Тот с недоумением ее взял.
- И вообще, Константин Аркадьевич, - жалобно сказал полицейский, стараясь удержать равновесие. - Не держите вы зла, прошу вас. Я же ведь что, человек на государственной службе, винтик я, в сущности. Мне чего приказывают - то я и делаю (ик). А сам я, товарищ Раков, сам я может в глубине души совсем даже на вашей стороне. То есть (ик) за рабочих, за Советскую власть (ик), за коммунизм. Так что - не держите зла, вы ведь человек не злопамятный, да? А я теперь пойду, не буду вам мешать - в вашем благородном деле борьбы за интерес трудового народа.
Он силился поймать глазами Костины глаза, чтобы прочесть в них ответ.
Костя подавил внезапно появившееся желание двинуть полицейского по голове бронзовым Лениным и только вежливо сказал, перед тем как закрыл дверь:
- До свидания, гражданин начальник. Буду нужен - шлите повестку.