Почему победил Сталин
Историк Советского Союза не сможет не прийти к выводу, что политика правящей бюрократии в больших вопросах представляла ряд противоречивых зигзагов. Попытки объяснить или оправдать их «переменой обстоятельств» явно несостоятельны.
Руководить, значит хоть до некоторой степени предвидеть.
Фракция Сталина ни в малейшей степени не предвидела тех неизбежных результатов развития, которые каждый раз обрушивались ей на голову. Она реагировала на них в порядке административных рефлексов. Теорию своего очередного поворота она создавала задним числом, мало заботясь о том, чему учила вчера. На основании тех же неопровержимых фактов и документов историк должен будет заключить, что так называемая «левая оппозиция» давала несравненно более правильный анализ происходящим в стране процессам и гораздо вернее предвидела их дальнейшее развитие.
Этому утверждению противоречит на первый взгляд тот простой факт, что побеждала неизменно фракция, не умевшая будто бы далеко заглядывать вперед, тогда как более проницательная группировка терпела поражение за поражением. Такого рода возражение, напрашивающееся само собою, убедительно, однако,лишь для того, кто мыслит рационалистически и в политике видит логический спор или шахматную партию.
Между тем политическая борьба есть по самой сути своей борьба интересов и сил, а не аргументов.
Качества руководства отнюдь не безразличны,конечно, для исхода столкновения, но это не единственный фактори, в последнем счете, не решающий. К тому же каждый изборющихся лагерей требует руководителей по образу и подобиюсвоему.
Если Февральская революция подняла к власти Керенского и Церетели, то не потому, чтоб они были «умнее», или «ловче», чем правящая царская клика, а потому что они представляли, покрайней мере временно, революционные народные массы,поднявшиеся против старого режима. Если Керенский мог загнать Ленина в подполье и посадить других большевистских вождей и тюрьму, то не потому, что превосходил их личными качествами, апотому, что большинство рабочих и солдат шло еще в те дни за патриотической мелкой буржуазией. Личное «преимущество» Керенского, если здесь уместно это слово, состояло как раз в том, что он видел не дальше подавляющего большинства. Большевики победили, в свою очередь, мелкобуржуазную демократию не личным превосходством вождей, а новым сочетанием социальных сил: пролетариату удалось, наконец, повести за собой неудовлетворенное крестьянство против буржуазии.
Последовательность этапов Великой французской революции, вовремя ее подъема, как и спуска, с неменьшей убедительностью показывает, что сила сменявших друг друга «вождей» и «героев»состояла прежде всего в их соответствии характеру тех классов и слоев, которые давали им опору; только это соответствие, а вовсе не какие либо безотносительные преимущества, позволило каждому из них наложить печать своей личности на известный исторический период. В чередовании у власти Мирабо, Бриссо,Робеспьера, Барраса, Бонапарта есть объективная закономерность, которая неизмеримо могущественнее особых примет самих исторических протагонистов.
Достаточно известно, что каждая революция до сих пор вызывала после себя реакцию или даже контр-революцию, которая, правда, никогда не отбрасывала нацию полностью назад, кисходному пункту, но всегда отнимала у народа львиную долю его завоеваний. Жертвой первой же реакционной волны являлись, пообщему правилу, пионеры, инициаторы, зачинщики, которые стояливо главе масс в наступательный период революции; наоборот, напервое место выдвигались люди второго плана в союзе со вчерашними врагами революции. Под драматическими дуэлями «корифеев» на открытой политической сцене происходили сдвиги в отношениях между классами и, что не менее важно, глубокие изменения в психологии вчера еще революционных масс.
Отвечая на недоуменные вопросы многих товарищей о том, что случилось с активностью большевистской партии и рабочего класса, куда девались их революционная инициатива, самоотвержение и плебейская гордость; почему на место всего этого обнаружилось столько подлости, трусости, малодушия икарьеризма, Раковский ссылался на перипетии французскойреволюции XVIII века и приводил в пример Бабефа, который повыходе из тюрьмы Аббатства, тоже с недоумением спрашивал себя,что сталось с героическим народом парижских предместий. Революция - великая пожирательница человеческой энергии, индивидуальной, как и коллективной. Не выдерживают нервы,треплется сознание, изнашиваются характеры. Событияразвертываются слишком быстро, чтоб убыль успевала возместитьсяпритоком свежих сил. Голод, безработица, гибель революционных кадров, отстранение масс от управления, все это привело ктакому физическому и моральному оскудению парижских предместий, что им понадобилось больше трех десятилетий для нового восстания.
Аксиоматическое утверждение советской литературы, будтозаконы буржуазных революций «неприменимы» к пролетарской,лишено всякого научного содержания. Пролетарский характер Октябрьского переворота определился из мировой обстановки иособого соотношения внутренних сил. Но самые классы сложились вварварской обстановке царизма и отсталого капитализма, а отнюдь не были приготовлены по особому заказу для потребностей социалистической революции. Как раз наоборот: именно потому,что во многих отношениях еще отсталый русский пролетариат совершил в несколько месяцев небывалый в истории скачок от полуфеодальной монархии к социалистической диктатуре, реакция вего собственных рядах неминуемо должна была вступить в свои права. Она нарастала в ряде последовательных волн. Внешние условия и события наперебой питали ее. Интервенции следовали заинтервенциями. С Запада прямой помощи не было. Вместоожидавшегося благополучия в стране надолго воцарилась зловещая нужда. К тому же наиболее выдающиеся представители рабочегокласса либо успели погибнуть в гражданской войне, либоподнялись несколькими ступенями выше и оторвались от масс. Так,после беспримерного напряжения сил, надежд и иллюзий, наступилдлительный период усталости, упадка и прямого разочарования врезультатах переворота. Отлив «плебейской гордости» открывалместо приливу малодушия и карьеризма. На этой волне поднимался новый командующий слой.
Немалую роль в формировании бюрократии сыграла демобилизациямиллионной Красной армии: победоносные командиры заняли ведущиепосты в местных советах, в хозяйстве, в школьном деле инастойчиво вводили всюду тот режим, который обеспечил успехи вгражданской войне. Так со всех сторон массы отстранялись постепенно от фактического участия в руководстве страной.
Внутренняя реакция в пролетариате вызвала чрезвычайный прилив надежд и уверенности в мелкобуржуазных слоях города и деревни, пробужденных НЭП’ом к новой жизни и все смелее поднимавших голову. Молодая бюрократия, возникшая первоначально в качестве агентуры пролетариата, начинала теперь чувствовать себя третейским судьей между классами.Самостоятельность ее возрастала с каждым месяцем.
В том же направлении, притом с могущественной силой, действовала международная обстановка. Советская бюрократия становилась тем увереннее в себе, чем более тяжкие удары падали на мировой рабочий класс. Между этими фактами не только хронологическая, но и причинная связь, и притом в обоих направлениях: руководство бюрократии содействовало поражениям;поражения помогали подъему бюрократии. Разгром болгарского восстания и бесславное отступление немецких рабочих партий в1923 г.; крушение эстонской попытки восстания в 1924 г.;вероломная ликвидация всеобщей стачки в Англии и недостойное поведение польских рабочих партий при воцарении Пилсудского в 1926 г.; страшный разгром китайской революции в 1927 г.; затемеще более грозные поражения в Германии и Австрии, - таковы те исторические катастрофы, которые убивали веру советских масс в мировую революцию и позволяли бюрократии все выше подниматься, в качестве единственного маяка спасения.
………………………………….………………………………….………………………………….…………………………
Под знаменем большевиков-ленинцев сплотились, правда, десятки тысяч революционных борцов. Передовые рабочие относились к оппозиции с несомненной симпатией. Но симпатия эта оставалась пассивной: веры в то, что при помощи новой борьбыможно серьезно изменить положение, у масс уже не было. Междутем бюрократия твердила: «Ради международной революцииоппозиция собирается втянуть нас в революционную войну.Довольно потрясений! Мы заслужили право отдохнуть. Мы сами усебя создадим социалистическое общество. Положитесь на нас,ваших вождей!» Эта проповедь покоя тесно сплачивала аппаратчиков, военных и штатских, и находила несомненный отклику усталых рабочих и особенно крестьянских масс. Может бытьоппозиция и впрямь готова жертвовать интересами СССР во имяидей «перманентной революции», спрашивали они себя. На самомделе борьба шла из-за жизненных интересов советскогогосударства.
Ложная политика Коминтерна в Германии обеспечила через десять лет победу Гитлера, т.е. грозную военную опасность с Запада,
а не менее ложная политика в Китае укрепила японский империализм и чрезвычайно приблизила опасность с Востока.
Но периоды реакции больше всего характеризуются недостатком мужества мысли.
Оппозиция оказалась изолированной. Бюрократия ковала железо, пока горячо. Эксплуатируя растерянность и пассивность трудящихся, противопоставляя их наиболее отсталые слои передовым, опираясь все смелее на кулака и вообще мелкобуржуазного союзника, бюрократия в течение нескольких лет разгромила революционный авангард пролетариата.
Было бы наивностью думать, будто неведомый массам Сталин вышел внезапно из-за кулис во всеоружии законченного стратегического плана. Нет, прежде еще, чем он нащупал свою дорогу, бюрократия нащупала его самого. Сталин приносил ей все нужные гарантии: престиж старого большевика, крепкий характер, узкий кругозор и неразрывную связь с аппаратом, как единственным источником собственного влияния. Успех, который на
него обрушился, был на первых порах неожиданностью для него самого. Это был дружный отклик нового правящего слоя, который стремился освободиться от старых принципов и от контроля масс и которому нужен был надежный третейский судья в его внутренних делах. Второстепенная фигура пред лицом масс и событий революции, Сталин обнаружил себя, как бесспорный вождь термидорианской бюрократии, как первый в ее среде.
У нового правящего слоя скоро оказались свои идеи, свои чувства и, что еще важнее, свои интересы. Подавляющее большинство старшего поколения нынешней бюрократии стояло во время Октябрьской революции по другую сторону баррикады (взять для примера хотя бы только советских послов: Трояновский, Майский, Потемкин, Суриц, Хинчук и проч.) или, в лучшем случае - в стороне от борьбы. Те из нынешних бюрократов, которые в Октябрьские дни находились в лагере большевиков, не играли в большинстве своем сколько-нибудь значительной роли. Что касается молодых бюрократов, то они подобраны и воспитаны старшими, нередко из среды собственных отпрысков. Эти люди не могли бы совершить Октябрьской революции. Но они оказались как нельзя лучше приспособлены, чтоб эксплоатировать ее.
Личные моменты в смене двух исторических глав, конечно, не остались без влияния. Так, болезнь и смерть Ленина несомненно ускорили развязку. Если-бы Ленин прожил дольше, напор бюрократического могущества совершался бы, по крайней мере в первые годы, более медленно. Но уже в 1926 году Крупская говорила в кругу левых оппозиционеров: «Будь Ильич жив, он наверное уже сидел бы в тюрьме». Опасения и тревожные предвидения самого Ленина были тогда еще свежи в ее памяти, и она вовсе не делала себе иллюзий насчет его личного всемогущества против встречных исторических ветров и течений.
Бюрократия победила не только левую оппозицию. Она победила большевистскую партию. Она победила программу Ленина, который главную опасность видел в превращении органов государства «из слуг общества в господ над обществом». Она победила всех этих врагов - оппозицию, партию и Ленина - не идеями и доводами, а собственной социальной тяжестью.
Свинцовый зад бюрократии перевесил голову революции.
Такова разгадка советского Термидора.
(…….)
https://red-penza.org/2016/09/20/%d0%b8%d1%81%d1%82%d0%be%d1%80%d0%b8%d1%8f-%d1%81%d1%81%d1%81%d1%80-%d1%82%d1%80%d0%be%d1%86%d0%ba%d0%b8%d0%b9/