Metallum
Metallum
Посещенцы музеев во славу тяжелой сурьмы
истово крестятся на её знаки, клише,
не понимая цифр и атомных номеров.
Почти никто не осилил периоды и столбцы,
сцеживая ряску настенных календарей,
мусоля жмых в продуктовых очередях.
В кухнях-колодцах по горло стоит вода,
строительной пеной забита практически вся жп,
ни прилечь самим, ни мёртвого положить.
На шкафу среди скарба менделеевский чемодан,
аварийный сигнал подавая, раззявил пасть.
Средь бела дня в его нёбе мерцают все вещества,
не дожидаясь ночи и темноты;
риски заряда, тяжесть атомного ядра,
исходы текущих войн, атомарный рост,
все их свойства и теллуровые винты.
Техники и мастера никуда не придут.
В дежурке без связи их ноги погружены
словно бы в церебральный сухой цемент.
Женщин ублажают плазменные слова.
В биполярке кредитных тяжб, детородных треб
нет не только таблиц, но даже весов и мер.
В сдавленных салонах нажористой красоты
брови-пиявки им правит сама сурьма.
Так наносит на лица священный знак
дух смертной казни и плясок под телефон.
Не зная азбуки, подростки прокачивают скиллы,
как юзать девайсы столетних войн,
торсам с билбордов, шеренгам гвардии роз
на школьной линейке салютуют взрослым огнем.
Сурьма ведет летящей пули вихревой след,
к дворовым зонам приладив нуклидный змеиный хвост,
за нитку тянет в узкую форточную щель.
Прекрасны иглы её, её скелетный кристалл,
тревожная побежалость, клинковый вертельный блеск,
днюха с ртутными шарами под сверкающим потолком,
утренник с леденцовым полонием за щекой
Посещенцы музеев во славу тяжелой сурьмы
истово крестятся на её знаки, клише,
не понимая цифр и атомных номеров.
Почти никто не осилил периоды и столбцы,
сцеживая ряску настенных календарей,
мусоля жмых в продуктовых очередях.
В кухнях-колодцах по горло стоит вода,
строительной пеной забита практически вся жп,
ни прилечь самим, ни мёртвого положить.
На шкафу среди скарба менделеевский чемодан,
аварийный сигнал подавая, раззявил пасть.
Средь бела дня в его нёбе мерцают все вещества,
не дожидаясь ночи и темноты;
риски заряда, тяжесть атомного ядра,
исходы текущих войн, атомарный рост,
все их свойства и теллуровые винты.
Техники и мастера никуда не придут.
В дежурке без связи их ноги погружены
словно бы в церебральный сухой цемент.
Женщин ублажают плазменные слова.
В биполярке кредитных тяжб, детородных треб
нет не только таблиц, но даже весов и мер.
В сдавленных салонах нажористой красоты
брови-пиявки им правит сама сурьма.
Так наносит на лица священный знак
дух смертной казни и плясок под телефон.
Не зная азбуки, подростки прокачивают скиллы,
как юзать девайсы столетних войн,
торсам с билбордов, шеренгам гвардии роз
на школьной линейке салютуют взрослым огнем.
Сурьма ведет летящей пули вихревой след,
к дворовым зонам приладив нуклидный змеиный хвост,
за нитку тянет в узкую форточную щель.
Прекрасны иглы её, её скелетный кристалл,
тревожная побежалость, клинковый вертельный блеск,
днюха с ртутными шарами под сверкающим потолком,
утренник с леденцовым полонием за щекой