Бабушка
Знаете, как мне ее не хватает? Она видела смысл жизни в том, чтоб нам всем было хорошо. Да, в этом она порой перегибала палку, но она никогда нас не осуждала напоказ, всегда принимала, что мы делали. у нее всегда была настойка пустырника, в конце концов, всегда было утешительное слово.
Она беспокоилась за нас, помогала нам. Она помнила каждую секунду, что о нас надо заботиться. До самого-самого конца. Она боялась, что я замерзну в той скорой.
Она ушла на пенсию раньше, чтоб быть с Вовкой. Я не представляю нашего детства без нее. Совсем. Всегда разбудит, поднимет, накормит, отведет в школу, по дороге проверив заданное стихотворение. Встретит, напоет травой, разложит витамины, накормит, отведет на занятия. Даже когда мы с ней из-за чего-то поссорились, и я не выходила на кухню, где она чаще всего была, и ничего не "перекусывала", бабушка сделала очень вкусный ужин и сказала, что голодом не может морить никого.
Бабушка всегда знала, что надо сказать и сделать, когда я срывалась в школе. Очень хорошо помню, кружку с пустырником и мои стучащие зубы о края, когда мне колотило от того, что я не успеваю что-то сделать. Я сидела на полу за креслом в большой комнате, а она меня успокаивала. Мама так не умела со мной справляться - чтоб я успокоилась, встала и сделала. Никто не умел.
Она была надежной. Очень. Всегда можно было в нее верить и на нее рассчитывать. И всегда говорила: "Если вам хорошо, то и мне хорошо". Она была опорой для младшей сестры, которая сейчас учится быть без нее.
Честно, я даже и не подозревала, сколько она для меня значила. Не просто бабушка, это был друг, с которым можно всем поделиться. Бескорыстный и заботливый. Вся ее корысть была в том, чтоб знать, что она делает нам хорошо.
Мы ездили на весенние каникулы втроем с ней и Вовкой на базы отдыха и катались там по заливу на финских санях и лыжах, я гоняла ручейки и находила окаменелые угли. В старом мамином пальто, она всегда была с нами.
По дороге в школу, я проходила через "воротики", которые потом снесли, и к которым я как-то прилипла губой, когда мы гуляли с девчонками.
Когда пикало по радио 8 часов утра, она говорила нам подвести часы. И готовила неизменные бутерброды по утрам. А рядом с бутербродами и какао всегда были крышечки от баночек с аскорбинкой, а в них по драже "Ревит" и две аскорбинки.
Она шила нам все-все. И я до сих пор помню комбинезон из двух пар джинсов и пальто из уж не знаю скольких обрезков.
На даче она ходила с нами купаться всегда-всегда, когда бы мы ни попросили. А когда Деська с Вовкой пошли через соседний участок с седьмой линии, а я побежала в обход, бабушка перепугалась так, что я пообещала себе никогда так не бегать, чтоб ее не расстраивать.
Она не хотела идти ко мне на свадьбу. И когда я ее уговаривала, мы впервые расплакались вместе. И тогда я забралась к ней на колени, как маленькая, и сказала, что я без нее не хочу выходить замуж. Только после этого она согласилась. Я ведь знала, что она очень хочет просто тихо поприсутствовать. И это тихое присутствие всегда было очень важно. Очень нужно.
Когда я жила у Пашкиной бабушке, я редко звонила своей. Но мы обе были рады таким звонкам. Потому что они были не вымученными проявлениями внимания, а реальными, необходимыми.
Когда мы переехали к ней, она очень аккуратно нам помогала. Не беспокоила настойчивостью и желанием впихнуть свою помощь.
И даже в последний день дома она терпела до 7 утра, когда мне надо было вставать.
А ведь я самая счастливая из всей семьи! Я была с ней тогда утром, помогала врачу из скорой, ехала с ней в машине, держа ее за руку, была с ней в приемном покое. Но когда ее увезли в реанимацию, просто что-то оборвалось. Мозг работал просто лихорадочно, что нужно сделать, кому позвонить, что делать с работой, как не выпускать маму из вида, потому что я ей правда была нужна.
А когда на следующее утро мама позвонила и сказала, что случилось, мозг заработал еще лихорадочнее. Пашка мне правда в те дни очень помог, а я все терла по ночам кухню и ванную.
Теперь нет в большой комнате ничего того. Нет стенки-шкафа, где было много посуды и бабушкины фарфоровые фигурки. Олень лежал на бисерной звездочке, которую я сплела. Нет книжного шкафа, набитого странными книгами. Нет верхних шкафов с нашими старыми учебниками и тетрадями. Нет странных картинок, которые висели над телевизором и пугали меня в детстве. Нет ковра на стене и фарфоровый тарелочек над ним.
Зато скоро там будет новая стенка, стол, диван. Там будем мы.
Но ее тихого присутствия не хватает. И я очень хочу стать когда-нибудь такой хорошей бабушкой для своих внуков. Хочу, чтоб мои дети могли на меня положиться и довериться. Для этого надо себя немного подкрутить. Оставить свой эгоизм и тщеславие. Поэтому надо быстрей делать то, что так хочется, чтоб это старое не мешало жить.
Она беспокоилась за нас, помогала нам. Она помнила каждую секунду, что о нас надо заботиться. До самого-самого конца. Она боялась, что я замерзну в той скорой.
Она ушла на пенсию раньше, чтоб быть с Вовкой. Я не представляю нашего детства без нее. Совсем. Всегда разбудит, поднимет, накормит, отведет в школу, по дороге проверив заданное стихотворение. Встретит, напоет травой, разложит витамины, накормит, отведет на занятия. Даже когда мы с ней из-за чего-то поссорились, и я не выходила на кухню, где она чаще всего была, и ничего не "перекусывала", бабушка сделала очень вкусный ужин и сказала, что голодом не может морить никого.
Бабушка всегда знала, что надо сказать и сделать, когда я срывалась в школе. Очень хорошо помню, кружку с пустырником и мои стучащие зубы о края, когда мне колотило от того, что я не успеваю что-то сделать. Я сидела на полу за креслом в большой комнате, а она меня успокаивала. Мама так не умела со мной справляться - чтоб я успокоилась, встала и сделала. Никто не умел.
Она была надежной. Очень. Всегда можно было в нее верить и на нее рассчитывать. И всегда говорила: "Если вам хорошо, то и мне хорошо". Она была опорой для младшей сестры, которая сейчас учится быть без нее.
Честно, я даже и не подозревала, сколько она для меня значила. Не просто бабушка, это был друг, с которым можно всем поделиться. Бескорыстный и заботливый. Вся ее корысть была в том, чтоб знать, что она делает нам хорошо.
Мы ездили на весенние каникулы втроем с ней и Вовкой на базы отдыха и катались там по заливу на финских санях и лыжах, я гоняла ручейки и находила окаменелые угли. В старом мамином пальто, она всегда была с нами.
По дороге в школу, я проходила через "воротики", которые потом снесли, и к которым я как-то прилипла губой, когда мы гуляли с девчонками.
Когда пикало по радио 8 часов утра, она говорила нам подвести часы. И готовила неизменные бутерброды по утрам. А рядом с бутербродами и какао всегда были крышечки от баночек с аскорбинкой, а в них по драже "Ревит" и две аскорбинки.
Она шила нам все-все. И я до сих пор помню комбинезон из двух пар джинсов и пальто из уж не знаю скольких обрезков.
На даче она ходила с нами купаться всегда-всегда, когда бы мы ни попросили. А когда Деська с Вовкой пошли через соседний участок с седьмой линии, а я побежала в обход, бабушка перепугалась так, что я пообещала себе никогда так не бегать, чтоб ее не расстраивать.
Она не хотела идти ко мне на свадьбу. И когда я ее уговаривала, мы впервые расплакались вместе. И тогда я забралась к ней на колени, как маленькая, и сказала, что я без нее не хочу выходить замуж. Только после этого она согласилась. Я ведь знала, что она очень хочет просто тихо поприсутствовать. И это тихое присутствие всегда было очень важно. Очень нужно.
Когда я жила у Пашкиной бабушке, я редко звонила своей. Но мы обе были рады таким звонкам. Потому что они были не вымученными проявлениями внимания, а реальными, необходимыми.
Когда мы переехали к ней, она очень аккуратно нам помогала. Не беспокоила настойчивостью и желанием впихнуть свою помощь.
И даже в последний день дома она терпела до 7 утра, когда мне надо было вставать.
А ведь я самая счастливая из всей семьи! Я была с ней тогда утром, помогала врачу из скорой, ехала с ней в машине, держа ее за руку, была с ней в приемном покое. Но когда ее увезли в реанимацию, просто что-то оборвалось. Мозг работал просто лихорадочно, что нужно сделать, кому позвонить, что делать с работой, как не выпускать маму из вида, потому что я ей правда была нужна.
А когда на следующее утро мама позвонила и сказала, что случилось, мозг заработал еще лихорадочнее. Пашка мне правда в те дни очень помог, а я все терла по ночам кухню и ванную.
Теперь нет в большой комнате ничего того. Нет стенки-шкафа, где было много посуды и бабушкины фарфоровые фигурки. Олень лежал на бисерной звездочке, которую я сплела. Нет книжного шкафа, набитого странными книгами. Нет верхних шкафов с нашими старыми учебниками и тетрадями. Нет странных картинок, которые висели над телевизором и пугали меня в детстве. Нет ковра на стене и фарфоровый тарелочек над ним.
Зато скоро там будет новая стенка, стол, диван. Там будем мы.
Но ее тихого присутствия не хватает. И я очень хочу стать когда-нибудь такой хорошей бабушкой для своих внуков. Хочу, чтоб мои дети могли на меня положиться и довериться. Для этого надо себя немного подкрутить. Оставить свой эгоизм и тщеславие. Поэтому надо быстрей делать то, что так хочется, чтоб это старое не мешало жить.