Борьба с "фальсификацией истории" с древнейших времен
Оригинал взят у red_w1ne в Как судили книгу Покровского "Русская история с древнейших времен"
1913 года, сентября 19 дня, по указу его императорского величества, Московская судебная палата, по 3 уголовному департаменту, в судебном заседании, в составе: председателя департамента Л.Б. Шадурского, членов палаты: С.Е. Громова и В.В. Терзиева, при и.д. секретаря Е.М. Хмелевском, в присутствии товарища прокурора палаты А.И. Галиновского, слушали: дело об уничтожении издания книг «Русская история с древнейших времен» М.Н. Покровского, при участии Н.М. Никольского и В.Н. Сторожева, издание т-ва «Мир», Москва, том V, книги девятая и десятая.
Определениями Московской судебной палаты от 6 октября 1912 года и 29 апреля 1913 года утверждены аресты, наложенные на вышеуказанные книги Московским комитетом по делам печати.
Выслушав доклад, прения сторон и обсудив все обстоятельства дела, судебная палата находит: I) что книга 9-я, том V, «Русская история с древнейших времен» начинается выдержкой из книги путешествовавшего по России в 1839 году маркиза де-Кюстина, и в ней говорится: «В России деспотизм работает всегда с математической правильностью, и результатом этой крайней последовательности является крайнее угнетение. Приходишь в негодование, видя суровость этой непреклонной политики, и с ужасом спрашиваешь себя: отчего в делах человека так мало человечности?.. Мне кажется, что передо мной какой-то ветхозаветный народ, и с ужасом и любопытством в одно и то же время я стою у ног этого допотопного чудовища» (стр. 2). По поводу этой выдержки автор говорит: «На самом деле тот, кому принадлежат эти строки, смотрел на чудовище сверху и видел не его ноги, а его спину. Живая сценка, которою Кюстин иллюстрирует свои размышления о всепоглощающем деспотизме русского императора, показывает нам петербургский «большой свет», собравшийся в чудный летний вечер на острове не для того, чтобы насладиться прогулкой, а для того, чтобы видеть пароход императрицы - удовольствие, которое никогда здесь не надоедает». Отмечая далее, что Кюстин мог делать свои наблюдения только среди высшего круга русского общества и среди него заметил проявления «раболепства» по отношению к императору, автор высказывает: «Верхний слой дворянства был окончательно приручен, очевидно. По старой памяти Кюстин еще говорит об «ужасных антрактах», какими прерывался иногда этот «сплошной спектакль»; ему принадлежит знаменитое определение русского образа правления, как «абсолютной монархии, умеряемой убийством», и т.д. (стр. 3). По существу дальнейшее содержание книги представляется изложением событий царствований императоров Николая I и Александра II, причем, помимо тенденциозности в описании событий и стремления представить деятельность императоров в отрицательном освещении, автор нередко подкрепляет свою мысль рассуждениями общего свойства, среди которых обращают на себя внимание следующие: [Дальше]касаясь деятельности Милютина по отношению к депутатам «второго приглашения» автор говорит, что Милютин «не хотел быть орудием камарильи, но роль такого орудия он, помимо своей воли и сознания, все же сыграл. Положение сильнее человека, и нельзя делать людей свободными при помощи абсолютизма» (стр. 80). Описывая настроение русского общества в период, последующий за подавлением польского восстания, автор, между прочим, высказывает: «Буржуазный либерализм, казалось, так же «крепко умер», как в свое время император Павел. «Отеческое самодержавие» давало буржуазии все, что ей было нужно: его лозунгом на берегах Невы, как и на берегах Сены, было - «обогащайтесь» (стр. 153). К рассуждениям такого рода относится и приводимая автором нижеследующая выдержка из сочинений Герцена. Отмечая, что Герцен «ликовал» по случаю манифеста 20 ноября 1857 года, автор говорит, что даже после того, как стало ясно, что… вместо эмансипации вышла экспроприация, он (Герцен) не совсем утратил свои надежды. «Кто же будет суженый?» спрашивал он после 19 февраля, читая, как народ, в ответ на «волю», дошел чуть не до открытого мятежа. «Император ли, который, отрекаясь от петровщины, совместит в себе царя и Стеньку Разина, новый ли Пестель, опять ли Емельян Пугачев?» (стр. 129);
II) что в книге 10-й, том V, «Русская история с древнейших времен» говорится главным образом о революционных движениях в России в конце минувшего и начале настоящего столетия при прямом сочувствии революционерам: полиция «натаскивалась» на революционеров (206 стр.), а «казней было гораздо более, чем убийств. С августа 1878 г. по декабрь 1879 г. было казнено 17 революционеров, а со стороны правительства за этот промежуток времени пали только двое: харьковский генерал-губернатор князь Кропоткин и шеф жандармов Мезенцев. Тут уже не «смерть за смерть», а смерть за десять смертей. Желябов правильно резюмировал положение, сказав: «Мы проживаем капитал». Сосредоточение, наконец, всех покушений на одном лице народовольцы считали поэтому при данных условиях неизбежным (199 стр.). Далее находится перечень всех покушений на императора Александра II (стр. 201), цитируются воспоминания об убийце императора Александра II Желябове, в коих о Желябове, именуемом Андреем Ивановичем, говорится в сочувственных выражениях, приводится цитата из «Народной воли». Политика Лорис-Меликова определяется, между прочим, так: «Он понимал, что у него не отвалится язык от лишней либеральной фразы, ну, а затем - человек, действительно порядочный, мысль, действительно независимая - трепещи» (стр. 204), приводится цитата из «Общественного движения»: «только приведение в действие диких «временных правил» 1899 г. вынудило московскую сходку 9 февраля 1902 г. принять такую резолюцию: «Считая ненормальность существующего академического строя лишь отголоском общего русского бесправия, мы откладываем навсегда иллюзию академической борьбы и выставляем знамя общеполитических требований» (стр. 359); говорится, что наличность рабочего революционного движения сделала студенческое движение окончательно и бесповоротно революционным (360 стр.), утверждается, что «когда крестьянское движение обнаружило явную тенденцию взяться сначала не за политическую вершину дворянского государства, а за его экономическое основание, единственный буржуазный попутчик революции - буржуазия - быстро отстал и прибег даже снова к весьма оригинальной форме правительственного «воспособления», арендуя на льготных условиях казенные пулеметы для защиты своих имений от тех самых, на ком строила все свои надежды народническая революция» (стр. 365). … и что охваченному кольцом «усмиренных деревень» городу ничего другого не осталось как сдаться; приводится народовольческая прокламация к «земским людям» (стр. 202), где значится: «Нам ли одним предстоит вынести на своих плечах задачу переживаемой родной страной минуты? Так пусть же помнят земские люди, что в наших руках есть одно только средство - террор. Не с легким сердцем мы к нему прибегаем, нас вынуждает к тому сила обстоятельств и бессилие людей. Будет еще кровь - будем мы казнить. Ответственность - за эту кровь падает не только на обезумевшее правительство, а и на тех, кто, сознавая неотложную потребность родины (как сознают ее либеральные земские люди) и имея в руках другие мирные, легальные средства борьбы, прячутся по нормам, как только на них прикрикнут: «Молчать, руки по швам!».
Таким образом, в 9-й книге «Русская история с древнейших времен» хотя и встречаются места, позаимствованные из сочинений относящихся к эпохе императора Николая I и первых годов царствования императора Александра II, но в ней рассеяны тенденциозные описания исторических событий с стремлением представить деятельность императоров в отрицательном освещении, и кроме того, в этой книге заключаются дерзостное неуважение к верховной власти, оскорбление памяти усопшего царствовавшего деда царствующего императора, о котором говорится: «Император ли, который, отрекаясь от петровщины, совместит в себе царя и Стеньку Разина», - т.е. заключает в себе признаки преступления, предусмотренного 128 и 107 ст. угол. улож.
Содержание 10-й книги того же 5-го тома носит характер сочувствия революционерам и призыв к террору для ниспровержения существующего в России государственного строя, т.е. заключает в себе признаки преступления, предусмотренного 2 п. 129 ст. угол. улож.
Независимо от сего, в помещенных к тексту листках содержится в обеих книгах тенденциозное объяснение рисунков, так, например, в тексте «Памятник императору Александру III в Петербурге» говорится: «Император Александр III открыто и решительно выступил абсолютным сторонником самодержавно-бюрократического строя. Тяжелая десница первобытного строя, политически переставшего дышать, должна была давить зарождавшееся общественное сознание, не давая ему развертываться согласно естественному ходу вещей. Такого свойства исторические моменты неблагодарны для художественного резца и если не посчастливилось Москве, то удалось однако справиться с своей задачей Паоло Трубецкому для Петербурга: его замысел не только величественно прост, не только правдиво и ярко говорит о герое, но и в блистательной форме выразительно отчеканивает всю внутреннюю природу политики тринадцатилетия в ее целом… На громадном гранитном пьедестале, тяжело и грузно придавившем землю, покоится конная фигура императора, тяжело сидящего на коренастой массивной лошади… Лошадь властно и резко задержана в своем движении, она не двинется с места. Всадник сидит крепко на страже устоев, которые ему представляются исконными, единственно терпимыми и долженствующими пребывать в неподвижности; он исполнен веры в правоту своей позиции».
Ввиду изложенного и согласно 36 ст. угол. улож. и 1213-16 ст. уст. угол. суд. означенное издание подлежит уничтожению.
Переходя затем к обсуждению вопроса, подлежит ли уничтожению все издание или частью, судебная палата признает, что все вышеуказанное издание книги 9 и 10 «Русская история с древнейших времен», т. V, должно быть уничтожено во всем его объеме, за исключением лишь рисунков, так как общий характер издания находится в тесной связи с вышеприведенными местами преступного содержания а также и с содержанием листков, приложенных к рисункам. Рисунки же, как не содержащие в себе ничего преступного и имеющие значительную стоимость, могут быть сохранены.
Имеющиеся при деле вещественные доказательства надлежит препроводить в Московской комитет по делам печати.
По изложенным основаниям Московская судебная палата определяет: издание книг под заглавием «Русская история с древнейших времен» М.Н. Покровского, при участии Н.М. Никольского и В.Н. Сторожева, том 5-й, книги девятая и десятая, издания т-ва «Мир», уничтожить, за исключением находящихся в этих книгах рисунков, помещенных вне текста. Вещественные доказательства препроводить в Московский комитет по делам печати.
Красный архив. 1932. № 3 (52). С. 25-30.
1913 года, сентября 19 дня, по указу его императорского величества, Московская судебная палата, по 3 уголовному департаменту, в судебном заседании, в составе: председателя департамента Л.Б. Шадурского, членов палаты: С.Е. Громова и В.В. Терзиева, при и.д. секретаря Е.М. Хмелевском, в присутствии товарища прокурора палаты А.И. Галиновского, слушали: дело об уничтожении издания книг «Русская история с древнейших времен» М.Н. Покровского, при участии Н.М. Никольского и В.Н. Сторожева, издание т-ва «Мир», Москва, том V, книги девятая и десятая.
Определениями Московской судебной палаты от 6 октября 1912 года и 29 апреля 1913 года утверждены аресты, наложенные на вышеуказанные книги Московским комитетом по делам печати.
Выслушав доклад, прения сторон и обсудив все обстоятельства дела, судебная палата находит: I) что книга 9-я, том V, «Русская история с древнейших времен» начинается выдержкой из книги путешествовавшего по России в 1839 году маркиза де-Кюстина, и в ней говорится: «В России деспотизм работает всегда с математической правильностью, и результатом этой крайней последовательности является крайнее угнетение. Приходишь в негодование, видя суровость этой непреклонной политики, и с ужасом спрашиваешь себя: отчего в делах человека так мало человечности?.. Мне кажется, что передо мной какой-то ветхозаветный народ, и с ужасом и любопытством в одно и то же время я стою у ног этого допотопного чудовища» (стр. 2). По поводу этой выдержки автор говорит: «На самом деле тот, кому принадлежат эти строки, смотрел на чудовище сверху и видел не его ноги, а его спину. Живая сценка, которою Кюстин иллюстрирует свои размышления о всепоглощающем деспотизме русского императора, показывает нам петербургский «большой свет», собравшийся в чудный летний вечер на острове не для того, чтобы насладиться прогулкой, а для того, чтобы видеть пароход императрицы - удовольствие, которое никогда здесь не надоедает». Отмечая далее, что Кюстин мог делать свои наблюдения только среди высшего круга русского общества и среди него заметил проявления «раболепства» по отношению к императору, автор высказывает: «Верхний слой дворянства был окончательно приручен, очевидно. По старой памяти Кюстин еще говорит об «ужасных антрактах», какими прерывался иногда этот «сплошной спектакль»; ему принадлежит знаменитое определение русского образа правления, как «абсолютной монархии, умеряемой убийством», и т.д. (стр. 3). По существу дальнейшее содержание книги представляется изложением событий царствований императоров Николая I и Александра II, причем, помимо тенденциозности в описании событий и стремления представить деятельность императоров в отрицательном освещении, автор нередко подкрепляет свою мысль рассуждениями общего свойства, среди которых обращают на себя внимание следующие: [Дальше]касаясь деятельности Милютина по отношению к депутатам «второго приглашения» автор говорит, что Милютин «не хотел быть орудием камарильи, но роль такого орудия он, помимо своей воли и сознания, все же сыграл. Положение сильнее человека, и нельзя делать людей свободными при помощи абсолютизма» (стр. 80). Описывая настроение русского общества в период, последующий за подавлением польского восстания, автор, между прочим, высказывает: «Буржуазный либерализм, казалось, так же «крепко умер», как в свое время император Павел. «Отеческое самодержавие» давало буржуазии все, что ей было нужно: его лозунгом на берегах Невы, как и на берегах Сены, было - «обогащайтесь» (стр. 153). К рассуждениям такого рода относится и приводимая автором нижеследующая выдержка из сочинений Герцена. Отмечая, что Герцен «ликовал» по случаю манифеста 20 ноября 1857 года, автор говорит, что даже после того, как стало ясно, что… вместо эмансипации вышла экспроприация, он (Герцен) не совсем утратил свои надежды. «Кто же будет суженый?» спрашивал он после 19 февраля, читая, как народ, в ответ на «волю», дошел чуть не до открытого мятежа. «Император ли, который, отрекаясь от петровщины, совместит в себе царя и Стеньку Разина, новый ли Пестель, опять ли Емельян Пугачев?» (стр. 129);
II) что в книге 10-й, том V, «Русская история с древнейших времен» говорится главным образом о революционных движениях в России в конце минувшего и начале настоящего столетия при прямом сочувствии революционерам: полиция «натаскивалась» на революционеров (206 стр.), а «казней было гораздо более, чем убийств. С августа 1878 г. по декабрь 1879 г. было казнено 17 революционеров, а со стороны правительства за этот промежуток времени пали только двое: харьковский генерал-губернатор князь Кропоткин и шеф жандармов Мезенцев. Тут уже не «смерть за смерть», а смерть за десять смертей. Желябов правильно резюмировал положение, сказав: «Мы проживаем капитал». Сосредоточение, наконец, всех покушений на одном лице народовольцы считали поэтому при данных условиях неизбежным (199 стр.). Далее находится перечень всех покушений на императора Александра II (стр. 201), цитируются воспоминания об убийце императора Александра II Желябове, в коих о Желябове, именуемом Андреем Ивановичем, говорится в сочувственных выражениях, приводится цитата из «Народной воли». Политика Лорис-Меликова определяется, между прочим, так: «Он понимал, что у него не отвалится язык от лишней либеральной фразы, ну, а затем - человек, действительно порядочный, мысль, действительно независимая - трепещи» (стр. 204), приводится цитата из «Общественного движения»: «только приведение в действие диких «временных правил» 1899 г. вынудило московскую сходку 9 февраля 1902 г. принять такую резолюцию: «Считая ненормальность существующего академического строя лишь отголоском общего русского бесправия, мы откладываем навсегда иллюзию академической борьбы и выставляем знамя общеполитических требований» (стр. 359); говорится, что наличность рабочего революционного движения сделала студенческое движение окончательно и бесповоротно революционным (360 стр.), утверждается, что «когда крестьянское движение обнаружило явную тенденцию взяться сначала не за политическую вершину дворянского государства, а за его экономическое основание, единственный буржуазный попутчик революции - буржуазия - быстро отстал и прибег даже снова к весьма оригинальной форме правительственного «воспособления», арендуя на льготных условиях казенные пулеметы для защиты своих имений от тех самых, на ком строила все свои надежды народническая революция» (стр. 365). … и что охваченному кольцом «усмиренных деревень» городу ничего другого не осталось как сдаться; приводится народовольческая прокламация к «земским людям» (стр. 202), где значится: «Нам ли одним предстоит вынести на своих плечах задачу переживаемой родной страной минуты? Так пусть же помнят земские люди, что в наших руках есть одно только средство - террор. Не с легким сердцем мы к нему прибегаем, нас вынуждает к тому сила обстоятельств и бессилие людей. Будет еще кровь - будем мы казнить. Ответственность - за эту кровь падает не только на обезумевшее правительство, а и на тех, кто, сознавая неотложную потребность родины (как сознают ее либеральные земские люди) и имея в руках другие мирные, легальные средства борьбы, прячутся по нормам, как только на них прикрикнут: «Молчать, руки по швам!».
Таким образом, в 9-й книге «Русская история с древнейших времен» хотя и встречаются места, позаимствованные из сочинений относящихся к эпохе императора Николая I и первых годов царствования императора Александра II, но в ней рассеяны тенденциозные описания исторических событий с стремлением представить деятельность императоров в отрицательном освещении, и кроме того, в этой книге заключаются дерзостное неуважение к верховной власти, оскорбление памяти усопшего царствовавшего деда царствующего императора, о котором говорится: «Император ли, который, отрекаясь от петровщины, совместит в себе царя и Стеньку Разина», - т.е. заключает в себе признаки преступления, предусмотренного 128 и 107 ст. угол. улож.
Содержание 10-й книги того же 5-го тома носит характер сочувствия революционерам и призыв к террору для ниспровержения существующего в России государственного строя, т.е. заключает в себе признаки преступления, предусмотренного 2 п. 129 ст. угол. улож.
Независимо от сего, в помещенных к тексту листках содержится в обеих книгах тенденциозное объяснение рисунков, так, например, в тексте «Памятник императору Александру III в Петербурге» говорится: «Император Александр III открыто и решительно выступил абсолютным сторонником самодержавно-бюрократического строя. Тяжелая десница первобытного строя, политически переставшего дышать, должна была давить зарождавшееся общественное сознание, не давая ему развертываться согласно естественному ходу вещей. Такого свойства исторические моменты неблагодарны для художественного резца и если не посчастливилось Москве, то удалось однако справиться с своей задачей Паоло Трубецкому для Петербурга: его замысел не только величественно прост, не только правдиво и ярко говорит о герое, но и в блистательной форме выразительно отчеканивает всю внутреннюю природу политики тринадцатилетия в ее целом… На громадном гранитном пьедестале, тяжело и грузно придавившем землю, покоится конная фигура императора, тяжело сидящего на коренастой массивной лошади… Лошадь властно и резко задержана в своем движении, она не двинется с места. Всадник сидит крепко на страже устоев, которые ему представляются исконными, единственно терпимыми и долженствующими пребывать в неподвижности; он исполнен веры в правоту своей позиции».
Ввиду изложенного и согласно 36 ст. угол. улож. и 1213-16 ст. уст. угол. суд. означенное издание подлежит уничтожению.
Переходя затем к обсуждению вопроса, подлежит ли уничтожению все издание или частью, судебная палата признает, что все вышеуказанное издание книги 9 и 10 «Русская история с древнейших времен», т. V, должно быть уничтожено во всем его объеме, за исключением лишь рисунков, так как общий характер издания находится в тесной связи с вышеприведенными местами преступного содержания а также и с содержанием листков, приложенных к рисункам. Рисунки же, как не содержащие в себе ничего преступного и имеющие значительную стоимость, могут быть сохранены.
Имеющиеся при деле вещественные доказательства надлежит препроводить в Московской комитет по делам печати.
По изложенным основаниям Московская судебная палата определяет: издание книг под заглавием «Русская история с древнейших времен» М.Н. Покровского, при участии Н.М. Никольского и В.Н. Сторожева, том 5-й, книги девятая и десятая, издания т-ва «Мир», уничтожить, за исключением находящихся в этих книгах рисунков, помещенных вне текста. Вещественные доказательства препроводить в Московский комитет по делам печати.
Красный архив. 1932. № 3 (52). С. 25-30.