Убили, значит, Фердинанда-то нашего…
«Убили, значит, Фердинанда-то нашего» - эти слова в последние дни попали в огромное число блогов и статей. Что поделаешь - сто лет минуло со дня «сараевского убийства». Удивительно только то, что большинство воспринимают этот момент через «призму» юмористической книги Гашека. Но сто лет назад было совершенно не до смеха. Тогжа казалось, что выстрел Гаврилы Принципа убил не наследника австрийского престола, а весь существующий довоенный мир. Он ознаменовал собой начало Первой Мировой войны, войны, перевернувшей жизнь миллионов людей, принесшей с собой невероятное ранее число страданий, боли, смерти и разрушений. Прекрасная Европа, перепаханная насквозь окопами, изрытая воронками снарядов и щедро удобренная человеческой кровью и плотью, уже никогда не смогла стать прежней, и даже после заключения мира ужасы для нее не оказались закончены - вслед за Первой Мировой войной пришла Вторая Мировая, еще более кровавая и жестокая.
Поэтому понимание, что же привело к данной ситуации, крайне важно. Дело в том, что сегодня представление о причинах и движущих силах тех событий имеет не только историческое значение. Вернее, не столько историческое значение - сколь не были велики потери в двух великих войнах, назад людей уже не вернешь. Но мировая История этими войнами не ограничивается. И несмотря на то, что мир со времени завершения Второй Мировой войны не знал более «большой войны», опасность того, что подобное все-таки может повторится, не покидает человечество. Тем более, сейчас, когда становится понятным, что «послевоенный мир» уходит в прошлое, и те представления, что действовали более полувека, перестают соответствовать действительности. Поэтому хорошо бы понять, как начинаются мировые войны, и что становится их причиной. Для левых же это, помимо всего прочего, дало бы возможность отбросить «лишние страхи» и ложные опасности, и сосредоточиться на действительно важном направлении деятельности.
В истории не каждый военный конфликт, пусть даже и высокой интенсивности, способен привести к мировой войне. Самый характерный пример тут - Русско-Японская война. Несмотря на то, что в этом конфликте участвовали две довольно развитые державы (причем Японию поддерживали США и Великобритания), тем не менее, дело ограничилось достаточно локальными сражениями с относительно небольшими потерями обеих сторон (не более 150 тыс. человек). То же самое можно сказать и, например, про Испано-Американскую войну1898 года или про серию Балканских войн, последняя из которых завершилась в 1913 году. Балканские войны интересны тем, что шли в Европе, практически в тех же местах, где в недалеком будущем развернуться сражения Первой Мировой, участвовали в ней те страны - Сербия, Греция, Болгария, Румыния, Османская Империя - что станут ее активными участниками, а поддержку сторонам оказывали Австро-Венгрия и Российская Империя - будущие враги в Великой Войне.
И, тем не менее, перехода конфликта в «мировую фазу» не произошло, и дело ограничилось «местными разборками». Но почему же, в одном случае прямые военные действия оказались неспособными зажечь пожар войны, а в другом - «обыкновенное» убийство, совершенное практически в том же месте, стало спусковым крючком событий мирового уровня? Для понимания этого следует подняться на «уровень выше». Небезызвестный канцлер Германской Империи Отто фон Бисмарк говорил:
«Если в Европе будет другая война, то начнется она из-за какой-нибудь проклятой глупости на Балканах…»
Железный канцлер знал, о чем говорил…
* * *
Дело в том, что ко второй половине XIX века все основные европейские страны уже уверенно перешли к капиталистическому устройству. Последней «значимой» страной, которая это сделала, была, как раз Германия - до 1870 года представляющая собой скорее конгломерат мелких феодальных княжеств. Само формирования Второго Рейха (или просто Рейха) - как стала именоваться вновь образованная страна - было вызвано именно необходимостью сформировать общий рынок для набирающего силу немецкого (и прежде всего, прусского) капитала. В связи с образованием новой, достаточно большой, экономической общности, которой стала Германия, немецкие промышленники и банкиры получили огромную фору в возможности наращивания производства, так как емкость этого рынка казалась бесконечной.
Темпы развития немецкого капитализма поражали. Если даже не учитывать миллиард марок, полученных в качестве контрибуции с Франции (астрономическая по тем временам сумма),то преобразование бывшей аграрной «страны философов и поэтом» в ведущую промышленную державу можно назвать настоящим чудом. C 1870 по 1900 год немецкая промышленность выросла в пять раз, страна вышла на второе место в мире по выплавки стали и стала добывать пятую часть угля. Протяженность железных дорог за это время возросло в 32 раза (!), достигнув 47 тыс. км. (больше протяженности экватора). Германия лидировала в самых передовых, на тот момент, отраслях промышленности - например, в электротехнической, где она вышла на первое место в мире. Само собой, подобный рост капитализма привел к росту монополизации и сращиванию промышленного капитала с финансовым. К концу века девять немецких банков сосредоточили в своих руках 80% капитала - результат, превышающий уровень всех остальных стран.
И ясно, что при столь высокой эффективности экономики, национальный якобы «бездонный» национальный рынок оказался очень быстро исчерпан. А как известно, для капитализма остановка развития означает смерть. Поэтому перед страной довольно быстро стала проблема искать новые рынки. Но как раз тут у Германии имелись вполне определенные трудности. Начав движение к капитализму позднее остальных европейских государств, Германия банальным образом «опоздала» к «колониальному разбору». В тот момент, когда из аморфного собрания слаборазвитых княжеств она стала мощной державой, все самые «вкусные» куски были уже разобраны. Лидером в этом «разборе» была Великобритания, которая приступила к активной колониальной политике еще в XVII веке. Колонии давали английской промышленности имела огромный рынок сбыта, намного превышающий размер рынка самих Британских островов. Одна только Индия, этот «алмаз в британской короне», представлялся практически неисчерпаемым рынком, который мог поглотить сколько угодно продукции, выпускаемой английскими заводами и фабриками (а если бы не желал «поглощать», то его можно было бы легко заставить, как это случилось во время возмущения индийских ткачей).
Понятное дело, что подобных Индии территорий к концу XIX века уже не оставалось. Но не только колонии были основанием английского могущества. Великобритания имела немалое влияние и на многие формально свободные государства. В свое время став «спонсором» освободительного движения в Латинской Америке, она быстро «прибрала» к рукам освободившиеся рынки. То же можно сказать и о ситуации в Юго-Восточной Азии. Обладая самым мощным в мире военным флотом, имея разбросанные по всему миру военные базы (станции), Великобритания держала в своих руках практически вся систему морских перевозок. Любой конкурент, осмелившийся выйти на эти рынки, неизбежно оказывался бы в зоне колоссального давления с британской стороны. Вот почему, даже та небольшая часть германских колониальных владений, которую страна сумела «урвать», оказывалась под существенной угрозой блокирования со стороны «британского льва». Именно отсюда идет известное стремление Германии к созданию полноценного военного и гражданского флота, хоть как-то сравнимого с британским.
Но, понятно, создание флота - дело не одного десятилетия. Например, Франция, занимающаяся тем же с XVIII века, так и не смогла достичь желанной цели. Поражение французов в Трафальгарском сражении привело Наполеона к невозможности ведения полноценной антибританской войны, и соответственно, к выбору нереализуемого плана «континентальной блокады» (который и стал концом Империи). Поэтому Германия должна была искать себе другие способы расширения рынков. И разумеется, они были. Если «сладкие» куски на других континентах были давно разобраны, то в самой Европе был такой же «сладкий» кусок (ну, пусть менее «сладкий», но все равно, питательный), в виде недавно образованных балканских государств.
Дело в том, что до недавнего времени основным «хозяином» Балкан являлась Османская Империя. Проникшая на эту территорию после падения Константинополя в 1453 году, турецкая империя к XVII веку контролировала его практически весь. В 1529 году войска Османской Империи даже осадили Вену - столицу Священной Римской Империи и важнейший форпост продвижения «католического» мира на Восток. Правда, взять ее туркам не удалось, но многочисленные славянские народы Балкан оказались под властью султана. Но к XIX веку османское государство уже давно пережило период своего взлета, и находилось в процессе медленного умирания. С начала века давняя борьба славян за освобождение от османского взлета стала давать плоды. С образование в 1830 году независимого королевства Греция наступил период отступления турок с Балкан. Кроме того, не менее важным было усиливающееся давление Российской Империи, которая в стремлении к «освобождению славянских народов» и воссозданию «православного мира» вела с османами серию Русско-Турецких войн. И разумеется, как гораздо более совершенное и модернизированное государство, достигала в них победы.
К сожалению, Россия сама по себе, не могла воспользоваться плодами своих побед: российский капитализм был слишком слабо развит. Но это не скажешь про другие европейские государства. Правда, изначально вечно кипящий «балканский котел», в котором постоянно вспыхивали восстания и войны, казался не особенно привлекательным. Но для германского империализма Балканы были идеальным вариантом. В отличие от «заморских владений», где надо были вести соперничество с давними морскими державами, вроде Великобритании, да и Франции, тут можно было обойтись исключительно «сухопутными» средствами, в которых у Германии не было столь значительного отставания. Австрия, ставшая после 1868 года Австро-Венгрией, и бывшая до определенного времени основным претендентом на «балканское владение», серьезно отставала по своему развитию от Второго Рейха. А поражение, нанесенное Пруссией Австрии в Австро-прусской войне 1866 года довольно сильно изменило политическое положение, сделав невозможным прямую конфронтацию Австрии с образованной Германией.
Кроме того, никуда не исчезнувший «русский фактор» приводил Австро-Венгрию к мысли о невозможности одновременной конфронтации с Россией и Германией. В 1882 году Австро-Венгрия вместе с Италией подписала с Германской Империей Тройственный союз, ставший основанием для дальнейшего структурирования политики в Европе. Разумеется, Австро-Венгрией, Россией и Германией число интересующихся Балканами империалистических держав не исчерпывалось. Тут нет смысла подробно разбирать особенность балканской политики второй половины XIX века, можно только сказать, что этот гипотетический «новый рынок» создавал настолько тесный пучок империалистических интересов, на который наслаивались еще интересы «старые», феодальные, что фраза Бисмарка перестает казаться сколь-либо загадочной. Балканы были столь «лакомым» куском в такой близости от основных держав, что единственным фактором, удерживающим от немедленной аннексии, было то, что каждый желающий опасался одновременного противодействия остальных «претендентов».
Рано или поздно, подобная ситуация должна была измениться. Формирование военно-политических союзов, наподобие вышеуказанного Тройственного союза, изменяло вышеуказанное положение. Но одними только Балканами Тройственный союз не ограничивался. Он объединял «позднекапиталистические» страны, подобные Германии, которым не выгоден был сложившийся мировой порядок, в противовес Великобритании и Франции, которые, напротив, хотели бы «законсервировать» сложившееся положение. Однако формирование Тройственного Союза подтолкнуло «старые державы» к собственной консолидации, которая в конечном итоге вылилась в небезызвестную Антанту.
Интересно, что и формирование «сердечного соглашения» (entente cordiale) было ознаменовано как раз, как прекращение прежнего колониального соперничества («драки за Африку») в пользу совместного противостояния наступающим «новым державам». Союз Великобритании и Франции означал ни много, ни мало, как окончание более чем двухвекового соперничества держав, возникшее на закате «старого» колониального мира Испании и Португалии. Весь XVIII и первую часть XIX именно эти две державы, являлись гегемонами в мире нарождающегося капитализма. При этом Франция имела преимущество в виде более богатой территории и более многочисленного населения, но Великобритания гораздо раньше смогла создать капиталистическую промышленность и к XIX веку, после поражения Франции в наполеоновских войнах, стала безусловным хозяином положения. Но к концу века времена «блестящей изоляции» подошли к концу, и некогда гордая Британия была вынуждена пойти на заключение союза с бывшим врагом.
Еще более странным, нежели англо-французское соглашение (но при этом не менее логичным), явилось участие в новом военно-политическом союзе Российской Империи. Может показаться странным, почему государство, не являющееся «старой» империалистической державой, (скорее наоборот), оказалось в союзе именно с бывшими «гегемонами мира». Тем более, что еще совсем недавно именно Великобритания и Франция выступали последовательными противниками и врагами России (в том числе, и по балканскому вопросу). Разумеется, можно объяснить это чисто «ситуационными» соображениями - потому, что Российской Империи абсолютно невыгодно было формирование мощного Австро-Германского блока в непосредственной близости от своих границ.
Но членство России в Антанте объясняется не только этим. Российская Империя была особым образованием, отличающимся в своей сути от всех остальных европейских государств. Тут нет смысла подробно описывать это отличие, но можно отметить, что для российский капитализм формировался, по большей степени, искусственно, на основании мощного государственного заказа. Именно на нем основывались наиболее современные отрасли российского хозяйства, такие, как железные дороги или крупные военные заводы. Поэтому для России не было задачи в открытии новых рынков, скорее былао важнее защита существующих. Кроме того, в стране огромную роль играл иностранный капитал, прежде всего французский, замену которого на гораздо более агрессивный германский капитал - что произошло бы в случае присоединения к Тройственному союзу - было для России невыгодно. Поэтому еще в 1891 году был заключен Франко-русский союз, а в 1907, уже после подписания «сердечного соглашения», был заключено Англо-русское соглашение, завершившее окончательное формирования Антанты.
* * *
В результате, в Европе сложилось два мощнейших военно-политических блоков, превосходящих по своему значению все остальные политические силы. Исходя из этого, становится понятным, почему же пресловутые «балканские войны» в конечном итоге не приводили к развязыванию мировой войны. При всей своей значимости этих войн, она затрагивала только локальные интересы тех или иных государств. Несмотря на столь высокую привлекательность Балкан для Германии, о которой сказано выше, было понятно, что начавшаяся война принесет для нее столкновение со всем противоположным блоком. А это означало, что даже при самом лучшем для Германии результате войны, потери от нее ни коим образом не могли быть скомпенсирована этим «призом». Сложившаяся система «блоков», собственно, «запрещала» войну за локальные интересы.
Именно подобное соображение привело английского экономиста и политика Нормана Энжелла к выпуску книги «Великая иллюзия». В вышедшей в 1909 году книга описывались те огромные убытки, которые принесла бы будущая мировая война, и на основании этого обосновывалась невозможность этой войны. Книга стала бестселлером - европейцы хотели верить, что их нынешнему состоянию ничего не угрожает. В рассуждениях Энжелла было все логично, кроме одного - если никакие локальные интересы, вроде присоединения тех или иных территорий не оправдывали мировой войны, то вопросы глобального характера вполне могли пересилить грядущие военные убытки. К сожалению, именно таким вопросом и являлся вопрос завоевания новых рынков для германского империализма. Германская экономическая машина оказалась слишком эффективна, чтобы существовать на том «клочке» мирового пространства, который ей достался. Даже Балканы, как таковые, не удовлетворяли бы ее полностью.
Но мировые державы, и прежде всего, Великобритания и Франция, как сказано выше, вовсе были не намерены пускать германский капитал на свою территорию. Политика протекционизма, пришедшая на смену прежним разглагольствованиям о «свободной торговле», была слишком ясным знаком того, что добровольно свое положение никто не отдаст. Исходя из этого, Германия довольно быстро поняла, что единственным способом добиться требуемого для себя положения является война. Надо сказать, что для Пруссии, ставшей основанием для Второго Рейха, подобный вывод являлся абсолютно естественным. «Война - это продолжение политики иными средствами» - было сказано Клаузевицем задолго до формирования германского империализма, как такового. Неудивительно, что сам Тройственный союз формировался, в общем-то, в расчете на будущее столкновение с мировыми державами.
* * *
Знаменитый «План Шлиффена», предусматривающий военные действия против Франции, разрабатывался фон Шлиффеном с начала XX века, и был закончен в 1906 году. Именно с этого момента можно говорить об окончательно сформировавшихся контурах будущей Мировой Войны. Целью этого плана был разгром Франции за 81 день. Выбор основного противника не случаен - в сложившейся обстановке именно Франция представляла собой самую значительную сухопутную военную силу в Европе. Как сказано выше, вступать в морское противостояние с Великобританией было слишком бессмысленно - по крайней мере, пока немецкий флот хотя бы не сравняется с британским. Россия же рассматривалась изначально, как второстепенная сила, разгром которой мало что давал в плане обретения гегемонии. Победа над Францией же давала возможность превращения Германии в европейского гегемона, да и полученные при этом ресурсы становились не лишними в будущей морской борьбе с Англией. (Надо сказать, что при всем внимании к сухопутному театру военных действий, Империя планомерно наращивала и свою морскую мощь, в результате чего, Флот Открытого Моря к 1914 году составлял, примерно, 2/3 от английского Гранд Флита).
Таким образом, «План Шлиффена» при определенных условиях мог привести Германию к лидирующему положению. Никто даже не думал скрывать цели - в 1909 году Шлиффен, уже уйдя с поста главы Германского Генерального штаба, опубликовал свой план в газете. Но это мало кого удивило - все подробности немецкого плана были давно известны. Впрочем, французы не оставались в долгу - если Германию занимала идея европейской гегемонии, то для Франции с 1871 года главной целью сделались аннексированные Германией Эльзас и Лотарингия. В течении более чем четырех десятилетий французы мечтали о том моменте, когда эти земли снова окажутся в составе Франции. Поэтому идею начала войны они, скорее, поддерживали. Французский план войны с Германией - «План 17» - был представлен в 1911 году. Согласно этому плану Франция вовсе не собиралась оставаться обороняющейся стороной, но напротив, должна была развить решающее наступление и закончить войну в Берлине.
Можно сказать, что еще задолго до мировой войны ведущие мировые державы уже жили в ее ожидании. Свои планы имела Австро-Венгрия, Италия и Россия. Политики вели велеречивые разговоры о миролюбии и желании не допустить войны- но при этом на военных заводах изготавливались новые орудия, на верфях в спешном порядке строились дредноуты, а государственные мужи под слова о желании вечного мира увеличивали срок службы в действующей армии.
* * *
Еще в 1887 году Фридрих Энгельс в предисловии к брошюре Боркгейма писал:
«Для Пруссии-Германии невозможна уже теперь никакая иная война, кроме всемирной войны. И это была бы всемирная война невиданного раньше размаха, невиданной силы. От. 8 до 10 миллионов солдат будут душить друг друга и объедать при этом всю Европу до такой степени дочиста, как никогда еще не объедали тучи саранчи. Опустошение, причиненное Тридцатилетней войной, сжатое на протяжении трех-четырех лет и распространенное на весь континент, голод, эпидемии, всеобщее одичание как войск, так и народных масс, вызванное острой нуждой, безнадежная путаница нашего искусственного механизма в торговле, промышленности и кредите; все это кончается всеобщим банкротством; крах старых государств и их рутинной государственной мудрости, - крах такой, что короны дюжинами валяются по мостовым и не находится никого, чтобы поднимать эти короны; абсолютная невозможность предусмотреть, как это все кончится и кто выйдет победителем из борьбы; только один результат абсолютно несомненен: всеобщее истощение и создание условий для окончательной победы рабочего класса»
Эти слова многие цитируют в качестве некоего пророчества. На самом деле, в них нет ничего удивительного. Энгельс только проанализировал все, что было известно в его время, и сложив имеющиеся факты, получил свой результат. Скорее поражает странное стремление современников, например, того же Энжелла, уверить себя в невозможности - или, по крайней мере, в легкости будущей войны. На самом деле военно-политические союзы уже практически сложились, а гонка вооружений была в самом разгаре. И уж конечно, мало у кого могли бы возникнуть сомнения в «природном миролюбии» новоявленного Рейха. Впрочем, как и остальных участников империалистической борьбы.
Балканы традиционно называли «пороховым погребом Европы», но на самом деле, пороховым погребом была сама Европа целиком. Европейские государства, сформировавшиеся в совершенно ином, феодальном мире, вступив на путь развития капитализма, оказались слишком малы для этого строя. Многократно возросшая империалистическая эффективность толкала к росту концентрации капитала, уже не вмещавшегося в национальные границы. Капитал стремился к наднациональным объединениям, к экономической системе, охватывающей всю планету целиком, и те капиталисты, которые первыми сделали бы это, неизбежно становились бы господами мира. Этот «приз» многократно превосходил значение тех или иных территорий. Именно он и был целью в будущей Мировой Войне.
Поэтому можно сказать, что причины будущей войны были заложены в самом ходе истории. Неудивительно, что в роли будущего гегемона видел себя империализм Германии - молодой, хищный, эффективный - который жаждал будущего Pax Germanica и ничего не могло остановить его на этом пути.
Интересно, что в мае 1914 года начальник Германского Генерального Штаба Мольтке (младший) сказал своему австрийскому коллеге,Конраду фон Готцендорфу: «начиная с этого времени, любая отсрочка будет уменьшать наши шансы на успех». (речь касалась расширения Килльского канала, давшей возможность перебрасывать немецкие дредноуты из Северного моря в Балтику и обратно) Двумя неделями позже он сказал подобное барону Эккардштейну: «Мы готовы, и теперь, чем скорее, тем лучше для нас». Германия была готова к войне и больше не желала ее отсрочки.
* * *
Это означало, что в 1914 году Мировая война из неизбежности превратилась в реальность. Убийство австрийского наследника престола было, практической формальностью, за которой должен был последовать целый ряд ультиматумов, нот и дипломатических маневров, чтобы завершиться, в итоге, приведением в действие сложнейших механизмов мобилизационных планов. Тут нет смысла рассматривать это уверенное движение мира к войне, поскольку все давно хорошо известно. Гаврила Принцип, «Млада босна», Сербия, Австрия и Россия - все это незначительные детали, которые вряд ли имеют какой-нибудь смысл на фоне вышеуказанных глобальных процессов. Не было бы Гаврилы Принципа - нашелся бы еще какой-нибудь повод, какой-нибудь ничтожный пограничный инцидент или еще что-то, что дало бы официальную возможность нажать «спусковой крючок» мобилизации.
В качестве заключения хочу отметить, что в представлении массовой публики (что тогдашней, что современной) всегда «хвост машет собакой» - то есть, самые малозначимые, но находящиеся «наверху», события оказываются причиной глобальных изменений. Для нее и Первая Мировая война вполне может начаться с выстрела в Сараево, а виновником и основным источникам войны может являться Сербия, в крайнем случае, Австро-Венгрия или Российская Империя. На самом деле, такой подход хорош всем, кроме одного - он не позволяет сделать никаких прогнозов a priori. Несколько балканских войн не закончились ничем, кроме локальных переделов, а ничтожное, по сравнению с ними, покушение привело к мировой войне.
На самом деле, эта ситуация, практически, не изменилась и сейчас, несмотря на весь прогресс наук об обществе. Никто не может сказать, какое событие выведет мировую систему из равновесия, и выведет ли. Например, как сказано вначале, последние 50 лет XX века прошли в жестком противостоянии двух сверхдержав, противоречия между которыми, как казалось, на порядки превышают противоречия между участниками Первой Мировой войны. И тем не менее, это было время глобального мира. Поэтому следует, не «хвататься» за первые попавшиеся, лежащие сверху факты, а подобно Энгельсу, стараться разглядеть, что же лежит под ними. И сейчас это даже важнее, чем кажется…
Автор: antonius
Источник: http://red-sovet.su/post/22786/killed-then-ferdinand-something-our