Я себя под Лениным чищу - Как я был пионером (2)
Вчера всё прогрессивное человечество отмечало Международный день защиты детей и я решил ознаменовать этот праздник продолжением темы моего пионерского детства.
Сначала пара фотографий.
На первой видна та самая клетчатая рубашка, поверх которой я в предыдущем рассказе повязал пионерский галстук в день приёма в пионеры и в диком восторге ездил вокруг дома на велосипеде. На второй (это редкое безусое и безбородое фото) вы видите бескомпромиссного борца всегда готового к борьбе за дело КПСС - она было подарена на 8 марта 1964 года моей бабушке - бывшей спартаковке, стоявшей у истоков германского комсомола в далёком 1919 году.
Но это была преамбула.
Непредвзятый читатель легко заметит, что моим любимым занятием в детстве было чтение сказок - на первом фото «Сказка о попе и работнике его Балде». Как юный пионер, я, конечно, читал не только сказки про Иванушек-дурачков всех рас и народов, но и рассказы о детстве Вовы Ульянова. Один из них потряс неокрепшую пионерскую психику и повлиял на всю мою дальнейшую жизнь. По сюжету этого рассказа (буду весьма благодарен, если кто-нибудь скинет мне ссылку на этот шедевр, мне до сих пор не удалось найти его на просторах инторнетов) к юному гимназисту Володе обратился его одноклассник-отличник, с просьбой списать домашнее задание. Володя, конечно, выполнил его просьбу, но потом всю жизнь презирал этого отличника. Долгое время я считал, что этим отличником был Саша Керенский, пока не узнал, что он на 11 лет младше Ленина.
Сила этого презрения была настолько велика, что я принял 4 судьбоносных решения:
Во-первых, никогда не списывать
Во-вторых, никогда не пользоваться шпаргалками
В-третьих, никому не давать списывать
В-четвёртых, никогда не убегать с уроков
Слава Б-гу, у меня хватило ума гордо сообщить об этом маме.
Моя мама с шестого класса вела дневники, из которых она не сожгла только дневник шестого класса, отрывки из него нам, её детям, она время от времени зачитывала. Поскольку в своём пионерском детстве мама далеко не всегда отличалась примерным поведением, то эти отрывки, с одной стороны, вызывали наш дружный гомерический хохот, а с другой стороны помогали не бояться делиться с ней нашими детскими проблемами.
Мама даже не попыталась отговорить меня от моих зароков, вместо этого она дала несколько полезных советов:
По первым трём пунктам совет гласил, что, во-первых, если я хоть раз нарушу первые два пункта, и мои одноклассники узнают об этом, то будут презирать меня всю оставшуюся жизнь; во-вторых, уже по третьему пункту, если я не хочу, чтобы меня побили за мою принципиальность, то всегда должен предложить разумную альтернативу списыванию, например, помочь в предмете, домашку по которому собирался списать мой одноклассник.
По-четвёртому пункту мама предупредила: во-первых, если весь класс сбежит с уроков, то я обязан уйти со всеми, если я этого не сделаю, то домой могу не приходить, но если приду, то она лично обольёт меня презрением; во-вторых, я должен хранить этот совет в строжайшей тайне, в противном случае это спровоцирует эпидемию сбегания с уроков.
И я свято выполнил эти заветы.
В итоге, поскольку моим коньком была математика, я постоянно помогал кому-нибудь по всем её школьным разновидностям, что в свою очередь, по принципу обратной связи, помогало и мне в понимании этого предмета. Плюс к этому развивались и педагогические способности, хотя в жизни мне они почти не пригодились. Самым большим моим достижением на почве репетиторства был вывод в 9-ом классе всего за три месяца одного из моих лучших друзей, Алибека Аматова, из состояния хронического двоечника в отличники по математике, потом он подтянул и остальные предметы и, после окончания школы, поступил на химфак Ленинградского Университета. Дальнейшая его судьба мне неизвестна.
Ау-у-у! Откликнись, друг.
Что касается обетов не списывать и не пользоваться шпаргалками, то в разумных пределах я придерживаюсь их до сих пор.
А вот списывать давал, но это было уже в студенческие годы - мой друг и сосед по комнате, студент из Мали Бамори Диарра, постоянно списывал мои конспекты по истории КПСС. Это был выдающийся подвиг с его стороны, поскольку у меня отвратительный почерк.
Что касается прогулов, особенно коллективных, то с ними дело обстояло следующим образом.
Когда наш класс собирался сбежать с уроков, то первым делом спрашивали меня, пойду ли я со всеми, на что я отвечал категорическим «Нет». Обычно после этого две девочки - Таня Тимохина и Люда Алисеевич, с которыми я дружил, в том числе и потому, что они жили в соседнем доме, заявляли: «Если Юра не пойдёт, то мы тоже останемся». Дальше шла цепная реакция и, в итоге, уходило всего 2-3 человека. Правда класс навёрстывал своё в дни моего отсутствия по болезни, но болел я, к нашему общему глубокому сожалению, крайне редко.
Однако в 9-ом классе мои товарищи нашли правильное решение.
В тот хмурый, ненастный день мы собирали хлопок на полях одного из пригородных колхозов. Из тяжко нависающих туч моросил мелкий нудный дождик, наша классная Ирина Александровна в этот день болела и за нами приглядывала классрук параллельного 9 «Б». Очень хотелось домой … И тогда ко мне отправили послами Таню и Люду, которые смогли сформулировать правильный вопрос: «Юра, а вот если весь класс убежит, то что ты будешь делать?», на что я, как самый последний провокатор, немедленно ответил: «Ну, если ВЕСЬ класс убежит, то я уйду вместе со всеми». Мои подружки молча удалились и, не прошло и двух минут, как мой класс побросал весь собранный хлопок и дунул по домам, всем хотелось хоть раз увидеть, как Юра Шелике сбегает с хлопка.
Впрочем, эпидемии массовых прогулов это не вызвало, во-первых, мы уже вышли из пионерского возраста, а во-вторых, главное, что решение было найдено, и повторять его было уже не интересно. Таня Тимохина и Люда Алисеевич впоследствии закончили МИТХТ, но где они сейчас, мне не известно, хотя я перешерстил все доступные соцсети. Но я не теряю надежды, что они отзовутся.
Дальнейшая судьба этого зарока закончилась естественным путём.
В студенческие годы, особенно на старших курсах, я прогуливал занятия без зазрения совести.
В это плане у меня было два личных достижения:
- Во втором семестре 4-ого курса я не посетил ни одного занятия по Квантовой механике молекул, мне тогда казалось, что гораздо интереснее бороться против Аугусто Пиночета и американского империализма, а квантовой механике я всё равно не собирался посвящать свою жизнь.
- И примерно в это же время я уговорил всю свою группу во главе с преподавательницей электрохимии пойти вместо очередного семинара на встречу с Анджелой Дэвис, которая, проездом из американской тюрьмы, решила посетить актовый зал МГУ.
Через 40 лет после окончания школы я рассказал эту историю своим племянницам, гостившим у моей мамы на даче.
Вы бы видели выражение лица мамы, присутствовавшей при этом рассказе: «Боже мой, я не хотела отговаривать тебя от твоего решения и дала заранее невыполнимые советы, чтобы ты сам отказался от этих глупостей, а вон как оно вышло».
Сегодня, спустя много лет, я могу признаться, что на мои судьбоносные решения повлияла не только сказка про Вову Ульянова, но и страх перед наказанием за списывание или прогул, причём наказанием справедливым, поскольку только от меня зависело совершить этот проступок или нет.
Было бы признателен, если кто-нибудь из моих одноклассников поделится своим взглядом на эту историю, реакция моей мамы показывает, что взгляд со стороны может оказаться очень занимательным.
А в следующий раз я постараюсь рассказать, какие решения я принимал по вопросу приёма лёгких наркотиков - алкоголя, табака, кофе и чая. О более тяжёлых, как вы понимаете, речи не шло.
И последнее.
Свой дневник 6-ого класса моя мама оцифровала, прокомментировала и выложила в Интернет http://www.eurodiva.de/wschaelike/ru/nv2_6klass0.htm
Для справки:
Пионерское детство моей мамы прошло в 175 школе города Москвы. Классом старше училась Светлана Аллилуева, классом младше - Светлана Жемчужина. Одноклассником мамы был известный психиатр Рубен Александрович Наджаров, один из соавторов концепции вялотекущей шизофрении, основного диагноза, который ставили советским диссидентам в рамках карательной психиатрии. В современной международной классификации болезней этот диагноз отсутствует.
Сначала пара фотографий.
На первой видна та самая клетчатая рубашка, поверх которой я в предыдущем рассказе повязал пионерский галстук в день приёма в пионеры и в диком восторге ездил вокруг дома на велосипеде. На второй (это редкое безусое и безбородое фото) вы видите бескомпромиссного борца всегда готового к борьбе за дело КПСС - она было подарена на 8 марта 1964 года моей бабушке - бывшей спартаковке, стоявшей у истоков германского комсомола в далёком 1919 году.
Но это была преамбула.
Непредвзятый читатель легко заметит, что моим любимым занятием в детстве было чтение сказок - на первом фото «Сказка о попе и работнике его Балде». Как юный пионер, я, конечно, читал не только сказки про Иванушек-дурачков всех рас и народов, но и рассказы о детстве Вовы Ульянова. Один из них потряс неокрепшую пионерскую психику и повлиял на всю мою дальнейшую жизнь. По сюжету этого рассказа (буду весьма благодарен, если кто-нибудь скинет мне ссылку на этот шедевр, мне до сих пор не удалось найти его на просторах инторнетов) к юному гимназисту Володе обратился его одноклассник-отличник, с просьбой списать домашнее задание. Володя, конечно, выполнил его просьбу, но потом всю жизнь презирал этого отличника. Долгое время я считал, что этим отличником был Саша Керенский, пока не узнал, что он на 11 лет младше Ленина.
Сила этого презрения была настолько велика, что я принял 4 судьбоносных решения:
Во-первых, никогда не списывать
Во-вторых, никогда не пользоваться шпаргалками
В-третьих, никому не давать списывать
В-четвёртых, никогда не убегать с уроков
Слава Б-гу, у меня хватило ума гордо сообщить об этом маме.
Моя мама с шестого класса вела дневники, из которых она не сожгла только дневник шестого класса, отрывки из него нам, её детям, она время от времени зачитывала. Поскольку в своём пионерском детстве мама далеко не всегда отличалась примерным поведением, то эти отрывки, с одной стороны, вызывали наш дружный гомерический хохот, а с другой стороны помогали не бояться делиться с ней нашими детскими проблемами.
Мама даже не попыталась отговорить меня от моих зароков, вместо этого она дала несколько полезных советов:
По первым трём пунктам совет гласил, что, во-первых, если я хоть раз нарушу первые два пункта, и мои одноклассники узнают об этом, то будут презирать меня всю оставшуюся жизнь; во-вторых, уже по третьему пункту, если я не хочу, чтобы меня побили за мою принципиальность, то всегда должен предложить разумную альтернативу списыванию, например, помочь в предмете, домашку по которому собирался списать мой одноклассник.
По-четвёртому пункту мама предупредила: во-первых, если весь класс сбежит с уроков, то я обязан уйти со всеми, если я этого не сделаю, то домой могу не приходить, но если приду, то она лично обольёт меня презрением; во-вторых, я должен хранить этот совет в строжайшей тайне, в противном случае это спровоцирует эпидемию сбегания с уроков.
И я свято выполнил эти заветы.
В итоге, поскольку моим коньком была математика, я постоянно помогал кому-нибудь по всем её школьным разновидностям, что в свою очередь, по принципу обратной связи, помогало и мне в понимании этого предмета. Плюс к этому развивались и педагогические способности, хотя в жизни мне они почти не пригодились. Самым большим моим достижением на почве репетиторства был вывод в 9-ом классе всего за три месяца одного из моих лучших друзей, Алибека Аматова, из состояния хронического двоечника в отличники по математике, потом он подтянул и остальные предметы и, после окончания школы, поступил на химфак Ленинградского Университета. Дальнейшая его судьба мне неизвестна.
Ау-у-у! Откликнись, друг.
Что касается обетов не списывать и не пользоваться шпаргалками, то в разумных пределах я придерживаюсь их до сих пор.
А вот списывать давал, но это было уже в студенческие годы - мой друг и сосед по комнате, студент из Мали Бамори Диарра, постоянно списывал мои конспекты по истории КПСС. Это был выдающийся подвиг с его стороны, поскольку у меня отвратительный почерк.
Что касается прогулов, особенно коллективных, то с ними дело обстояло следующим образом.
Когда наш класс собирался сбежать с уроков, то первым делом спрашивали меня, пойду ли я со всеми, на что я отвечал категорическим «Нет». Обычно после этого две девочки - Таня Тимохина и Люда Алисеевич, с которыми я дружил, в том числе и потому, что они жили в соседнем доме, заявляли: «Если Юра не пойдёт, то мы тоже останемся». Дальше шла цепная реакция и, в итоге, уходило всего 2-3 человека. Правда класс навёрстывал своё в дни моего отсутствия по болезни, но болел я, к нашему общему глубокому сожалению, крайне редко.
Однако в 9-ом классе мои товарищи нашли правильное решение.
В тот хмурый, ненастный день мы собирали хлопок на полях одного из пригородных колхозов. Из тяжко нависающих туч моросил мелкий нудный дождик, наша классная Ирина Александровна в этот день болела и за нами приглядывала классрук параллельного 9 «Б». Очень хотелось домой … И тогда ко мне отправили послами Таню и Люду, которые смогли сформулировать правильный вопрос: «Юра, а вот если весь класс убежит, то что ты будешь делать?», на что я, как самый последний провокатор, немедленно ответил: «Ну, если ВЕСЬ класс убежит, то я уйду вместе со всеми». Мои подружки молча удалились и, не прошло и двух минут, как мой класс побросал весь собранный хлопок и дунул по домам, всем хотелось хоть раз увидеть, как Юра Шелике сбегает с хлопка.
Впрочем, эпидемии массовых прогулов это не вызвало, во-первых, мы уже вышли из пионерского возраста, а во-вторых, главное, что решение было найдено, и повторять его было уже не интересно. Таня Тимохина и Люда Алисеевич впоследствии закончили МИТХТ, но где они сейчас, мне не известно, хотя я перешерстил все доступные соцсети. Но я не теряю надежды, что они отзовутся.
Дальнейшая судьба этого зарока закончилась естественным путём.
В студенческие годы, особенно на старших курсах, я прогуливал занятия без зазрения совести.
В это плане у меня было два личных достижения:
- Во втором семестре 4-ого курса я не посетил ни одного занятия по Квантовой механике молекул, мне тогда казалось, что гораздо интереснее бороться против Аугусто Пиночета и американского империализма, а квантовой механике я всё равно не собирался посвящать свою жизнь.
- И примерно в это же время я уговорил всю свою группу во главе с преподавательницей электрохимии пойти вместо очередного семинара на встречу с Анджелой Дэвис, которая, проездом из американской тюрьмы, решила посетить актовый зал МГУ.
Через 40 лет после окончания школы я рассказал эту историю своим племянницам, гостившим у моей мамы на даче.
Вы бы видели выражение лица мамы, присутствовавшей при этом рассказе: «Боже мой, я не хотела отговаривать тебя от твоего решения и дала заранее невыполнимые советы, чтобы ты сам отказался от этих глупостей, а вон как оно вышло».
Сегодня, спустя много лет, я могу признаться, что на мои судьбоносные решения повлияла не только сказка про Вову Ульянова, но и страх перед наказанием за списывание или прогул, причём наказанием справедливым, поскольку только от меня зависело совершить этот проступок или нет.
Было бы признателен, если кто-нибудь из моих одноклассников поделится своим взглядом на эту историю, реакция моей мамы показывает, что взгляд со стороны может оказаться очень занимательным.
А в следующий раз я постараюсь рассказать, какие решения я принимал по вопросу приёма лёгких наркотиков - алкоголя, табака, кофе и чая. О более тяжёлых, как вы понимаете, речи не шло.
И последнее.
Свой дневник 6-ого класса моя мама оцифровала, прокомментировала и выложила в Интернет http://www.eurodiva.de/wschaelike/ru/nv2_6klass0.htm
Для справки:
Пионерское детство моей мамы прошло в 175 школе города Москвы. Классом старше училась Светлана Аллилуева, классом младше - Светлана Жемчужина. Одноклассником мамы был известный психиатр Рубен Александрович Наджаров, один из соавторов концепции вялотекущей шизофрении, основного диагноза, который ставили советским диссидентам в рамках карательной психиатрии. В современной международной классификации болезней этот диагноз отсутствует.