Человечность и расчеловечивание ...
Из воспоминаний моей мамы "Моя война".
см. http://www.eurodiva.de/wschaelike/de/nv3_krieg0.htm
"Немку я сейчас убью"
"А в шестнадцать меня хотели убить просто за то, что я немка.
Дело произошло в подмосковном совхозе, где после возвращения из интерната я вместе со своим девятым классом трудилась по уборке капусты, моркови, свеклы. Еще шла война. Школа в тот год была уже только девчачьей и мы, московские школьницы, старались изо всех сил хотя бы такой работой помочь фронту. Трудились на совесть рядом с совхозными рабочими, на одном поле, под одним небом. И все разговоры, все окрики друг другу были слышны всем. “Искра! Эльга! Травка!” - звучало то там, то тут. И одна совхозница, уже немолодая. спросила однажды: “И что это у вас, девчаты, имена такие чудные?” Кто-то стал объяснять, а добравшись до моего имени, гордясь “экзотикой” сказал: “ А Травка у нас немка”. “Немкааа?!” - переспросила женщина и крепко-крепко сжала кулаки. На лице у женщины быстро вздулись желваки, и тараном двинувшись на меня, она глухо сказала: “Немку я сейчас убью”. Я даже не успела испугаться . В одну секунду наперерез женщине кинулись одноклассницы и плотным кольцом отгородили меня от надвигавшейся беды. “Вы что? Очумели? Никогда о немецких коммунистах не слыхали? Разницы не знаете?” - кричали девочки женщине, перебивая друг друга. Женщина стала, послушала девчачьи крики и повернула назад. “Все равно я ее убью”, - только и сказала в ответ.
Я понимала женщину - у нее погиб муж, или сын, или оба, она ослеплена невыносимым горем и ей все равно кто перед нею - советская девочка немецкой национальности, или ярая фашистка. Все немцы повинны в ее невосполнимых утратах, все, скопом, так она чувствует. И она готова стать мстительницей.
Но почему-то я не испугалась. По детской наивности я не поверила, что вот просто так, средь бела дня, при ясном солнышке, на виду у подруг меня могут убить. Страшно не было ни секунды.
Но одноклассницы рассудили иначе. С того дня они не отпускали меня одну в деревню. Увязывались на почту. Всегда работали рядом в поле. Оберегали.
Ненавязчиво, но упорно.
Через два года в поезде Берлин-Москва, меня уже студентку истфака, ехавшую домой в Москву после летних каникул у родителей, вернувшихся на родину в Германию, один из попутчиков, интеллигентный советский офицер, все хотевший узнать из моих уст о немцах, и главное о том, как немцы относятся к русским, спросил, как же жилось мне - немке во время войны. И я рассказала ему, в том числе о женщине, которая хотела меня убить.
- Какой ужас! - воскликнул потрясенный офицер. - Как страшно! - и немного помедлив, добавил тихо: - Но вы ее простите, пожалуйста.
- А я тогда же сразу ее поняла и сразу простила. Хотя я ни в чем перед нею не виновата. Ни в чем.
Думаю, что и сегодня это все еще проблема для многих людей - соотношение ответственности национальной и ответственности личной, имеющее много граней, несводимое к знаку равенства, но именно из-за ложного решения этого уравнения с многими неизвестными становящееся источником ненависти между людьми. И питающиеся межэтнические войны современности на уровне средневековых обычаев кровной мести.