А может быть, ворона?
Вариация на тему "Как Рогожин Настасью Филипповну убивал"
В комнате темно. Слышно, что Рогожин не спит - вертится, вздыхает что-то. Из комнаты, где Настасья Филипповна вдруг раздаются какие-то звуки, шаги, шарканье. Он приподнимается, встает, идет туда. Видит, что она стоит у окна
- Настасья Филипповна...что вы?
Она, не оборачиваясь
- Да что ж...скоро и утро, и снова бежать...Избегалась я, Парфен, так избегалась, что, кажется, все нутро, все душу свою где-то в бегах и потеряла. Куда бегу? Зачем? Устала я...
Рогожин, все так же, стоя в дверях
- Так почему? ... вы же любите князя.
- Люблю. Оттого и бегу. Не такая уж я пропащая, чтоб его добротою ему же судьбу поломать. Он-то не скажет, и другим не позволит, но я сама себя обманывать всю жизнь не могу и не хочу. Да и больно оно, Парфен, когда на любовь жалостью отвечают, хотя бы и самой душевною...Нет, я себя знаю - век буду себя грызть, сама счастливою не стану, и ему жизнь отравлю...
Рогожин подходит к ней, приобнимает за плечи
- Настасья Филипповна, только слово скажите...
Она стоит, как стояла, словно застыв.
- Сердечишко-то заячье мне досталось...Было бы у меня смелости хоть сколь-нибудь, давно бы уже успокоение на дне речки нашла. Или вот - нож? Чем плохо? одно мгновение - и конец всем мучениям
Она освобождается от его объятий, поворачивается к нему и Рогожин видит, что у нее на открытой ладони лежит его нож, в книге на столе оставленный накануне.
- Настасья Филипповна, зачем же вы это? дайте - он протягивает руку за ножом
Она хохочет вдруг, отталкивает его и отскакивает на середину комнаты с ножом в руке.
- Страшно? А вдруг, не себя, а тебя порешить захочу? А ты жизнь любишь, да, Парфен Семеныч? А что она, жизнь твоя? Для чего небо коптишь и землю топчешь?
Он стоит, опустив голову
- Для вас, Настасья Филипповна, для вас одной...
- Ах, для меня! Для меня ты, пожалуй, только одно мог бы сделать - убить меня вот этим ножом! Чтоб прекратить мои скитания и освободить душу от тела моего грешного, проклятого!
Обходит его вокруг, все так же с ножом.
- Что молчишь? Небось, трясешься весь изнутри! Только и горазды о любви своей говорить, а чтоб делом доказать - так тут же в кусты.
Она внезапно останавливается, тяжело дышит. Смотрит на нож в своей руке, словно недоумевая, откуда он там взялся. Разжимает руку, нож падает на пол. Оборачивается, медленно идет к кровати, поднимая руки к волосам, словно хочет сделать высокую прическу. Говорит уже негромко, с покорной обреченностью в голосе
- Устала я...скоро в дорогу. В Москву, поскорее, а оттуда - в Орел, подальше отсюда, на приволье...от себя не убегу, так, может, покой найду вдали от всех, кого знала. Приму другое имя, стану жить тихо да скромно...Я ведь образованна, я учительницей могу, или гувернанткой...
Рогожин наклоняется, поднимает нож, ступает за ней
- Вот так закрутит жизнь, завертит, и уж берегов не видать...
Рогожин подходит сзади, заводит руку с ножом вперед нее и всаживает нож под левую грудь. Настасья Филипповна тихо вздыхает, полуоборачивается на него, сначала удивленно, потом с облегчением и почти любовью смотрит и оседает на пол. Рогожин стоит на телом несколько секунд, поднимает ее на руки и несет к кровати. Укрывает простынью, еще раз смотрит и выходит.
В комнате темно. Слышно, что Рогожин не спит - вертится, вздыхает что-то. Из комнаты, где Настасья Филипповна вдруг раздаются какие-то звуки, шаги, шарканье. Он приподнимается, встает, идет туда. Видит, что она стоит у окна
- Настасья Филипповна...что вы?
Она, не оборачиваясь
- Да что ж...скоро и утро, и снова бежать...Избегалась я, Парфен, так избегалась, что, кажется, все нутро, все душу свою где-то в бегах и потеряла. Куда бегу? Зачем? Устала я...
Рогожин, все так же, стоя в дверях
- Так почему? ... вы же любите князя.
- Люблю. Оттого и бегу. Не такая уж я пропащая, чтоб его добротою ему же судьбу поломать. Он-то не скажет, и другим не позволит, но я сама себя обманывать всю жизнь не могу и не хочу. Да и больно оно, Парфен, когда на любовь жалостью отвечают, хотя бы и самой душевною...Нет, я себя знаю - век буду себя грызть, сама счастливою не стану, и ему жизнь отравлю...
Рогожин подходит к ней, приобнимает за плечи
- Настасья Филипповна, только слово скажите...
Она стоит, как стояла, словно застыв.
- Сердечишко-то заячье мне досталось...Было бы у меня смелости хоть сколь-нибудь, давно бы уже успокоение на дне речки нашла. Или вот - нож? Чем плохо? одно мгновение - и конец всем мучениям
Она освобождается от его объятий, поворачивается к нему и Рогожин видит, что у нее на открытой ладони лежит его нож, в книге на столе оставленный накануне.
- Настасья Филипповна, зачем же вы это? дайте - он протягивает руку за ножом
Она хохочет вдруг, отталкивает его и отскакивает на середину комнаты с ножом в руке.
- Страшно? А вдруг, не себя, а тебя порешить захочу? А ты жизнь любишь, да, Парфен Семеныч? А что она, жизнь твоя? Для чего небо коптишь и землю топчешь?
Он стоит, опустив голову
- Для вас, Настасья Филипповна, для вас одной...
- Ах, для меня! Для меня ты, пожалуй, только одно мог бы сделать - убить меня вот этим ножом! Чтоб прекратить мои скитания и освободить душу от тела моего грешного, проклятого!
Обходит его вокруг, все так же с ножом.
- Что молчишь? Небось, трясешься весь изнутри! Только и горазды о любви своей говорить, а чтоб делом доказать - так тут же в кусты.
Она внезапно останавливается, тяжело дышит. Смотрит на нож в своей руке, словно недоумевая, откуда он там взялся. Разжимает руку, нож падает на пол. Оборачивается, медленно идет к кровати, поднимая руки к волосам, словно хочет сделать высокую прическу. Говорит уже негромко, с покорной обреченностью в голосе
- Устала я...скоро в дорогу. В Москву, поскорее, а оттуда - в Орел, подальше отсюда, на приволье...от себя не убегу, так, может, покой найду вдали от всех, кого знала. Приму другое имя, стану жить тихо да скромно...Я ведь образованна, я учительницей могу, или гувернанткой...
Рогожин наклоняется, поднимает нож, ступает за ней
- Вот так закрутит жизнь, завертит, и уж берегов не видать...
Рогожин подходит сзади, заводит руку с ножом вперед нее и всаживает нож под левую грудь. Настасья Филипповна тихо вздыхает, полуоборачивается на него, сначала удивленно, потом с облегчением и почти любовью смотрит и оседает на пол. Рогожин стоит на телом несколько секунд, поднимает ее на руки и несет к кровати. Укрывает простынью, еще раз смотрит и выходит.