В квартале от моего дома есть маленькая уютная плаза. Здесь мой спортзал, магазин, где я покупаю рислинг, авокадо и лаймы и кинотеатр, где показывают артхаусное кино. А на террасе второго этажа есть мое "секретное место" - два крохотных диванчика и столик с пепельницей. Я сижу спиной к шумному Сансет-стрип, в руке - кофейный стаканчик, а в нем - тот самый рислинг из магазина внизу. Я научилась переливать его из бутылки в стаканчик прямо в сумке. Если бы распитие алкоголя не было запрещено, я, наверное, пила бы кока-колу, потому что - а какой смысл? Хотя нет, ненавижу кока-колу.
Сегодня вечером к нам пришел туман - плотный, густой, мельчайшая взвесь из частиц дождя, которые летели на землю быстрыми каплями, но застыли, зависли в воздухе и начали свое бесконечное движение вниз, чтобы испариться по пути и вернуться назад, на небо, в родные перистые тучи. Я думала о дворцовом мосте через Неву. А потом забыла, куда шла на самом деле, вернулась в квартиру, схватила широкий шарф и побежала на свое "секретное место", укуталась в него и поджала под себя ноги.
Недавно ты писал о том, что мы встречались много веков назад, когда мои волосы были короткими, а восточные славянские племена - великими. У меня короткая память, милый, прости меня, но, мне кажется, мы действительно встречались - возможно, всего лишь в прошлой жизни. И, кроме того, я обещала тебе историю, помнишь?:)
Шумный афинский порт, холодный ветер - средиземное море темное и вздыбленное, старые моряки с задубевшей от соли кожей долго смотрят на волны, затягиваются крепким табаком, выпуская едкий дым, сплевывают:
- Ишь, разошлось
В одном из крохотных, узких переулков открыта дверь, она бьется о порог, короткие звуки ударов расходятся эхом по улочке, смешиваются с гудками пароходов, доносящихся с причалов.
Девушка идет вдоль дома, трогая кончиками пальцев стену - там откололся уголок кирпича, там пробежала трещина. В другой ее руке зажженная сигарета, но похоже, что прохожая просто забыла про нее. Что на ее лице? Отрешенность? Пожалуй, и еще какое-то странное спокойствие, так природа становится особенно умиротворенной после самой сильной бури.
Она доходит до приоткрытой двери, смотрит внутрь. Толкает дверь, входит. Помещение маленькое и освещено тускло несколькими лампами по углам. Это мастерская - холсты расставлены беспорядочно повсюду, несколько незаконченных работ нетерпеливо сброшены с мольберта и валяются прямо на полу. Чем-то они рассердили своего творца и он изгнал их из Рая.
Девушка присаживается у одного из таких отвергнутых созданий.
- Тебе нравится?
Из боковой двери вышел хозяин мастерской и теперь стоял, вытирая тряпкой испачканные краской руки. Даже закатанная выше локтей рубашка была в разноцветных масляных пятнах.
- Очень. - Девушка не отрываясь смотрела на картину. Там на улице большого города навсегда застыло утро - обычное утро обычного рабочего дня мегаполиса. Много людей, домов и машин. Много суеты и хаоса.
- Чем же? - художник криво усмехнулся и отбросил тряпку.
- Здесь столько жизни.
- Вот и видно, что ты не разбираешься в живописи... Жизни тут как раз и нет - видишь, они все как будто застыли в воске, черт их дери, никто не двигается
- Я не про людей. Этот город...эти здания - они живые.
- Что за чушь? - буркнул он, но все же подошел поближе и стал присматриваться к картине.
- Я хочу ее купить, - внезапно выпрямилась она и посмотрела ему в глаза. - Сколько она стоит?
- Не продается.
- Почему?
- Я забраковал ее, даже не подписал. В общем - нет.
- Ах так?! Значит, она не достойна твоей подписи? Отлично, мне не нужна твоя драгоценная фамилия здесь, оставь ее себе, я хочу эту картину!
- Я говорю тебе - не продается! - несколько мгновений они стояли возле картины испепеляя друг друга яростными взглядами.
- Если эта картина не хороша, что же ты признал достойным своего имени? - она пошла вдоль стен, безжалостно отметая одну картину за другой.
- Нет! Нет! Нет! О, только не это!
Он шел за ней, багровея от негодования. Наконец она остановилась в углу, где были свалены эскизы - на одном виднелся кусочек фундамента. Она осторожно достала его. Огромный массивный дом недовольно и свысока смотрел на них со своего, уже порядком помятого, листа картона. Девушка обернулась:
- У тебя есть еще?
- Что?
- Другие портреты?
- Портреты? Ты сумасшедшая, что ли? Это дом, а портреты бывают у людей.
- Это ты сумасшедший! Вернее, слепой! Посмотри на него - это же портрет, потрясающий, невероятный портрет дома. Старый ворчун, он думает, что он лучше всех, да? - она смеялась, но пальцы с нежностью разглаживали загнутый уголок эскиза.
- Были еще где-то...- буркнул он, мотнув головой в сторону заваленного хламом стола.
Она сидела на полу мастерской, разложив рисунки вокруг себя. Трогала их, обводила пальцами линии крыш и стен, дурачилась и стучалась в нарисованные двери и окна, просто молчала и восхищенно смотрела, словно жадно впитывая каждый штрих. Он стоял в дверях, не замечая, как она то и дело хлопает за его спиной и смотрел на нее.
Наконец девушка встала, подошла к нему вплотную, протянула руку. Закрыла дверь. Он вздрогнул, но не отошел. Она тоже не двигалась.
- Это прекрасно. - он молчал. - Твои дома должны жить, это преступление держать их взаперти.
- Ерунда...- все еще упрямо, но уже не так убежденно пробормотал он
- Иди сюда, - она взяла его за руку, потянула к разложенным эскизам, - вот этот дом - он скромняга, он для милых старых дев, которые будут за ним ухаживать и скроют его геранями и кошками на окнах. А этот - франт, гляди, сколько лепнины нацепил! А вот этот...
- ...он обманщик, - тихо проговорил он, - он, на самом деле, очень старый дом, просто ему реставрировали фасад, и он притворяется молодым.
- Именно! Наконец-то, теперь и ты видишь!
- Вижу...
Только сейчас она заметила, что он так и не выпустил ее руку.
- Хочешь есть?
- Умираю от голода! - она так простодушно это выпалила, что он не выдержал и рассмеялся.
- Идем, я отведу тебя к Танассису - у него лучший в Афинах кебаб.
Сидя на открытой террасе они ели ароматные кебабы, щедро присыпанные луком и зеленью, обмакивали в пряный дзадзики горячий лаваш и запивали все это рубиновым, чуть терпким вином. Он рассказывал ей о том, что именно с домов и началось его увлечение живописью - отец работал на складе большого магазина в центре города и часто брал его с собой на работу. Играть с ребенком там было некому, зато карандашей и оберточной бумаги было в избытке, вот он и рисовал то, что видел вокруг - дома, множество домов, построенных в разное время и в разных стилях, постепенно подмечая особенности и отличия каждого, улавливая их характер и индивидуальность.
- Тебе надо быть архитектором, - твердо сказала она. - Ты чувствуешь дома как никто, ты должен их не просто рисовать - ты должен их создавать!
Он удивленно посмотрел на нее, но не возразил.
Потом она рассказывала о чем-то своем, а он ее перебивал вопросами, выпытывая мельчайшие детали, и Танассис лично принес им липкие и тянучие греческие сладости и она сразу же засыпала всю одежду сахарной пудрой. А потом пошел дождь - злой, холодный, хлесткий, он согнал их с террасы и погнал обратно в мастерскую. Она успела полностью промокнуть. Он дал ей колючее полотенце и свой свитер, а сам стал растапливать камин, чтобы разложить ее одежду вокруг огня. Когда он закончил и обернулся, она все еще стояла посреди мастерской дрожа от холода, нелепая и смешная в его огромном свитере. И невозможно было не подойти, не обнять, не согреть...
- Откуда ты?
- Издалека...
- Ты живешь здесь, в Афинах? - она отрицательно покачала головой. Осторожно высвободила руку, посмотрела на запястье - там красовались слишком большие для нее часы.
- Какие странные...
- Это часы моего отца. Прощальный подарок.
- Извини.
- Он жив и, надеюсь, здоров. Но я уже никогда его не увижу.
- Почему?
- Он остался там...
- Там?
- В СССР
- Так вот почему у тебя такой странный акцент! Ты из СССР? Я думал, там "железный занавес" и все такое. Нам говорят, что очень немногих выпускают из страны
- Так и есть
- Так ты из немногих везучих?
Она встала с низкой, широкой кровати, подошла к одежде у камина, стала одеваться. Потом пошла вглубь мастерской, к городскому утреннему пейзажу все еще лежащему на полу.
- Подари мне ее.
- Почему именно эту?
- Не знаю. Она будет напоминать мне Европу.
- Ты едешь куда-то дальше?
- В США. Через несколько часов мы выйдем в море на лодке и там нас подберет корабль идущий в США. После этого я уже никогда не смогу вернуться в СССР.
- Мы?
- Да. Я и муж...он музыкант, у него здесь гастроли, ему разрешили взять с собой меня...Несколько лет все планировал, другого такого шанса может не быть.
- Муж?
Она сидела на полу у входа в мастерскую, курила в приоткрытую дверь.
- Ты хочешь ехать?
- У меня уже нет пути назад. Отец мечтал, чтобы я уехала, чтобы хоть у меня был шанс на другую жизнь. - она потрогала циферблат с крупными стрелками.
- Ты хочешь ехать? С ним?
- Я должна
Новый порыв ветра, глухой стук
- Тогда что это было? Зачем? Случайная прихоть судьбы?
- Мы увидимся
- Когда? Как?
- В следующей жизни, конечно же, раз в этой нас уже к этому подготовили.
- Подготовили?
- Конечно, - она улыбнулась, - нам просто нужно будет найти друг друга.
- Ну да, всего лишь!
- Но ты ведь уже знаешь где я буду!
- Думаешь, ты снова окажешься в США?
- Конечно. Я слишком долго туда ехала! А я знаю, кем ты будешь в той, будущей жизни!
- Кем же?
- Я ведь уже говорила - архитектором! Ты меня не слушаешь!
- Ты сумасшедшая! А если мы забудем? Не узнаем друг друга? Мы же будем выглядеть по-другому, да?
Она задумалась. Сняла часы.
- Вот. Я узнаю тебя по часам. Я знаю, что не забуду их, и уверена, что они найдут тебя и там.
Она поднялась, взяла завернутую в бумагу картину, которую он для нее приготовил.
- Не провожай меня, пожалуйста
- Но я хотя бы доведу тебя до порта!
- Не провожай меня, пожалуйста, иначе я не смогу уехать и мы все испортим.
Он сдался. Еще раз стукнула дверь, в мастерской стало как-то особенно тихо. Часы на столе перед ним громко тикали, решительно отсчитывая секунды. Он всмотрелся в мелкие буквы на циферблате: "Ракета"
Теперь, милый мой архитектор, уверена, ты посмотришь на свою коллекцию часов "Ракета" совсем другими глазами :)