Все было и все будет - викторианский интернет
Оригинал взят у rottenshworz в Викторианский интернет: взлёт и падение
Как ни странно, практически любые «революционные изменения» внесённые современным интернетом - лишь повтор той же самой истории, что и двести лет назад. Да-да, революция в бизнесе, новые типы преступлений, активная защита информации шифрами, отчаянная попытка государства регулировать весь этот бардак и даже новая техническая субкультура - всё это было в ходе 1800-ых.
Как печатный станок в корне изменил отношение к информации в средневековье, так и телеграф оказался ни капли не меньшей информационной революцией.
До его появления самой быстрой почтой оказывалась та, что везли на лошадях. Сообщения преодолевали жалкую сотню-другую километров в день при условии непрерывного снабжения гонца новыми лошадями каждые десять-двадцать километров. Помимо того, что это попросту разорительно, подумайте, каково же приходилось государственной власти?
Военный поход занимал месяцы, а то и годы. Информация об исходе битв поступала с таким же запозданием. Единственный способ проконтролировать исполнение приказов - отправиться вместе с армией и разрулить проблему на местах. Нет головастых управленцев, и периферия моментально погружается в хаос, по которому, в лучшем случае, мечутся несколько «кризисных менеджеров» - если у государства есть хотя бы они.
Но в 1791 году Клод Шапп и его братья изобретают «тахиграф». Ну, то есть, Шапп настаивает, что устройство должно быть названо именно так, но кто-то из его лучше подкованных в классических языках родичей исправляет название до более правильного.
На свет появляется самый первый телеграф.
Пока ещё семафорный. Появляется в довольно бурное и непростое время. Кругом бушует французская революция. Клоду везёт. Ему удаётся обойтись всего лишь двумя погромами и побегами от разъярённой толпы обеспокоенных граждан с факелами и вилами. Те почему-то решили, что телеграф используется для подачи сигналов проклятым роялистам.
В 1793 году Клод успешно продаёт своё устройство Французскому Национальному Конвенту. Не в последнюю очередь потому, что его брат состоит в Ассамблее. Три семафора устанавливаются на расстоянии в двадцать миль - и передают сообщение за двенадцать минут. Быстрее любого существующего на тот момент транспорта!
Принцип работы семафора крайне прост - суставчатые «лапы» сигнальной башни сгибаются в установленные позиции. На следующей башне за этим следят в телескоп.
В августе 1794 линия связи «Париж-Лилль» из пятнадцати станций передаёт военное сообщение всего лишь за час после окончания успешной битвы. Начинается лихорадочное строительство новых семафорных линий.
Император Наполеон Бонапарт видит работу семафорного телеграфа как непременный элемент успешной империи. Его заказы включают даже разработку системы, пригодной к связи через Ла-Манш. Прочие нации, разумеется, принимаются за строительство аналогичных линий связи, чтобы не оказаться в уязвимом положении. Ну и естественно затем, чтобы прочнее контролировать собственные провинции - Франция уже наглядно показала, насколько это становится проще и выгоднее.
Семафор называют технологическим чудом эпохи (что совершенно корректно) и оптимистично полагают средством окончить любые войны (что, столь же традиционно, полная чушь).
И нечего ржать, про интернет говорили то же самое!
Разумеется, звучат предложения открыть услуги высокоскоростной связи для отправки сообщений широкой публики. Сам Клод хотел рассылать семафором цены на основные товары по всей Европе.
Наполеон прихлопнул оба проекта... но согласился рассылать выигрышные номера государственной лотереи. Настолько затратный проект выглядел гораздо лучше, когда хотя бы частично покрывал расходы на содержание. Попутно решение ликвидировало мошенничество с лотереей.
Разумеется, шарлатаны, патентные тролли и конкурирующие безумные изобретатели кинулись за своим кусочком славы и состояния Клода Шаппа. Непрерывный «обстрел» с их стороны поверг его в пучины депрессии и параноии. В 1805 году Шапп покончил с жизнью и был похоронен в могиле под надгробием с изображением телеграфного знака «Покой» (конец связи).
Бронзовый памятник Шаппа уничтожили в годы нацистской оккупации Парижа.
К 1830 большая часть западной Европы оказалась покрыта сетью телеграфных башен. Заказ британского правительства на улучшение качества связи породил настоящую «телеграфную лихорадку». Гаражные самоучки, безумные учёные и великие комбинаторы отчаянно искали способы получить вожделенные государственные заказы. Не в последнюю очередь с помощью новомодного «электричества».
Разумеется, все они таились друг от друга, и порождали одного нежизнеспособного урода за другим. Адмиралтейство же смотрело на работу семафорного телеграфа и не видело поводов исправлять то, что и так неплохо работает.
Ограничения семафора просто не видели таковыми. Хотя их более чем хватало! Семафорные линии стоили целое состояние. Команда операторов для каждого семафора требовалась одновременно и большая, и тщательно обученная. Переслать большое сообщение не представлялось возможным чисто технологически.
Ну и да, ночью или в тумане семафоры не работали.
Электрический телеграф имел все решения для этих проблем... но возможности заглянуть в конец учебника за ответом у современников проблемы не имелось.
Начинать следовало ещё с обнаружения электричества. Никаких Эдисонов с их электрическими игрушками ещё не родилось. Ганс Кристиан Эрстед, впрочем, обнаружил, что электричество порождает магнитное поле - и перемены его мощности вполне спокойно отображаются даже помещённым в это поле компасом.
Вторая проблема - затухание сигнала. Семафор видели за десять миль, голосом прокричать сообщение получится на добрую сотню метров, а электрический сигнал тех лет затухал куда быстрее.
Но здесь, как раз, начали помогать несчастья.
В 1820 году умирает жена художника Самуэля Морзе. Взбешённый тем, что из-за медленной почтовой связи он потерял возможность достойно проводить её в могилу, будущий изобретатель клянётся, что приложит все доступные ему усилия, чтобы создать более эффективный метод связи.
В 1832 году, возвращаясь из поездки в Европу за копиями художественных работ Лувра, Морзе знакомится с доктором Чарльзом Джексоном - и заболевает терминальной стадией телеграфной лихорадки.
Морзе пребывает в блаженном неведении о том, сколько же на этот момент существует людей, желающих решить ту же проблему с помощью чудесной силы ЭЛЕКТРИЧЕСТВА. Более того. О проблеме затухания сигнала он просто не в курсе - и тратит время на разработку кода, допускающего отсылку сигналов через провода. Ну да. Азбуки Морзе.
(К слову, последняя на данный момент редакция морзянки датируется нашим тысячелетием - в 2004 году в неё добавили символ @, чтобы упростить фанатам обмен своими электронными адресами).
Тем временем, британец Уильям Фотергилл Кук окончательно устаёт лепить восковые анатомические пособия на основе препарированных трупов для продажи медицинским академиям, и, как и полагается нормальному художнику эпохи, заболевает телеграфной лихорадкой на лекции об электричестве.
Что и превращает его в заклятого врага Морзе. Попытка Кука работать с профессором Чарльзом Уитстоуном заканчивается ещё забавнее: оказывается, тот уже работает над электрическим телеграфом, и не горит желанием делиться славой изобретателя. Долгая грязная свара Кука и Уитстоуна о том, кто же изобрёл телеграф не в последнюю очередь началась после того, как Уитстоун получил от Кука оскорбительное предложение шестой части прибылей от предполагаемого внедрения подобного телеграфа.
Дальше стало только хуже.
Морзе и Кук на полном ходу влетели прямиком в затухание сигнала.
Забавно, что проблему ещё в 1829 решил Джозеф Генри - с помощью реле, отсылающего такой же сигнал в начале затухания предыдущего. Для научного сообщества это изящное практическое решение теоретической проблемы секретом не было. Кук получил свою помощь от британского учёного Чарльза Уитстоуна. Морзе познакомили с профессором Леонардом Гейлом.
Оба в итоге успешно создали рабочие прототипы.
Но именно в этот момент началась и самая большая проблема электрического телеграфа.
Лоббирование.
Семафор лишь репродуцирует человека с флагами. А вот абстрактные электрические точки и тире на умы современников оказывали просто отупляющее воздействие. Ну да, примерно как газеты и другие периодические издания 1980ых и представить не могли, как повлияет на их фактические продажи какой-то там «интернет».
Обе команды пытались отыскать инвесторов. Случайная встреча Морзе и Кука в ходе поиска британских спонсоров предсказуемо закончилась грязной склокой. Морзе решил не связываться больше с Британией, когда понял, что Кук попросту саботирует любую его работу в этой области.
Для Кука же Морзе стал уже вторым умником, претендующим на его заслуженные лавры первооткрывателя.
Тем не менее, линия «Вашингтон-Балтимор» оказалась успешно построена Морзе. Длинный список имён политиков опередил паровоз с той же почтой на шестьдесят четыре минуты.
Кук тоже смог развлечь британскую публику забавной безделушкой. Лондонская «Таймс» получила сообщение о рождении второго сына королевы Виктории через сорок минут после родов. Три поезда британских лордов отправились на банкет по случаю дня рождения, но герцог Веллингтон ухитрился забыть парадный костюм. Он телеграфировал в Лондон - и костюм прибыл следующим же поездом.
Триумф электрического телеграфа!
Частные телеграфные линии оплетали Америку словно творчество обожравшихся метамфетамином электрических пауков. Знаменитый «Пони Экспресс» в 1860 году брался доставить письмо из Сент Джозефа (Миссури) в Сакраменто (Калифорния) за десять суток. 26 октября 1861 года он закрылся - на вторые сутки после того, как в Сакраменто появился телеграф.
Британские линии связи распространялись вдоль железных дорог. Европа занималась тем же самым процессом... за исключением Франции. Заменять изящное французское изобретение какой-то новомодной британской поделкой там попросту брезговали.
Телеграфные линии, тем временем, успешно перешагивали границы. Первый случай межгосударственной связи - телеграф на границе Пруссии и Австрии. Вместо подключения линий связи напрямую, государства в буквальном смысле этого слова построили на границе отдельную телеграфную станцию. Каждое сообщение записывалось на бумагу, переносилось через границу (внутри того же здания) и отправлялось дальше уже национальным оператором. Да, к информационной целостности границ тогда относились без присущего современной глобализации пофигизма.
Оставалось, впрочем, и капитальное препятствие.
Атлантика.
Англию отделял всего лишь пролив. Америку - океан. Подводная телеграфная линия с точки зрения инженера-современника оказалась форменным кошмаром. Каучуковая резина попросту деградировала в морской солёной воде. Провод требовалось делать достаточно тяжёлым для отрицательной плавучести. Вода и глубина меняли характеристики сигнала.
Для своей эпохи межконтинентальный телеграф стал аналогом межзвёздного полёта. Хорошо бы... но явно не при нашей жизни!
В 1856 Атлантическая Телеграфная Компания объявила о дерзкой попытке всё же проложить линию связи. К сожалению, они сделали ставку на Эдварда Оранджа Уилдмана Уайтхауса. Как известно, достаточное качество работы можно обеспечить либо глубокой теоретической подготовкой, либо длительным практическим опытом. Уайтхаус органично сочетал отсутствие как первого, так и второго. Его кабель имел многочисленные инженерные ошибки ещё на стадии разработки.
После двух лет усилий, кабель всё же проложили. Мир обезумел. Событие века! Триумф прогресса! Конец любых войн!
Задора хватило ненадолго. Деградация связи началась моментально. Кабель не проработал и месяца. Уже знакомый профессор Уитстоун и Уильям Томсон (он же первый барон Кельвин) в составе комиссии по совместному расследованию проблемы заключили, что Уайтхаус представлял собой терминальную стадию эффекта Даннинга-Крюгера - и попросту не обладал нужным знаниями, чтобы хотя бы вовремя заметить свои ошибки.
Разумеется, тот был уволен, после чего жутко обиделся и написал книгу с гневной отповедью гнусным клеветникам.
Телеграфная компания, тем временем, успешно запустила вторую кампанию по сбору финансирования прокладки кабеля. В этот раз всё проектировал Томсон. Для работ в море использовался Грейт Истерн, самый большой океанский корабль эпохи.
В 1865 году началась следующая эра в развитии телеграфа. За первый день работы прибыль составила тысячу фунтов стерлингов. Порядка 41 тысячи долларов по ценам 2010 года. За жалкие два года Атлантическая Телеграфная Компания заработала достаточно, чтобы расплатиться с её чудовищными долгами. Кабель оказался золотой жилой. В 1844 году сообщение из Лондона в Бомбей шло десять недель в одну сторону. Телеграф справлялся за четыре минуты с учётом времени на получение ответа. Мир сжимался на глазах. Телеграфные компании зарабатывали миллионы.Все хотели инвестировать в прокладку новых телеграфных линий и получить свою долю прибыли.
Британская империя, над которой в те годы не заходило солнце, начала строительство внутренних имперских защищённых телеграфных линий. Контроль Британии над колониями усиливался. Даже полное отключение международных линий связи массовым сговором третьих держав больше не лишало государство и его колонии и доминионы прямой телеграфной связи.
Разумеется, кроме проповедей о техническом прогрессе у новинки оказалась и более пригодная к эксплуатации практическая сторона - телеграфное мошенничество, кража и обман посредством заведомо ложной информации.
Ещё в 1830, когда семафоры начали передавать биржевые котировки, появились и первые мошенники. Так некие Бланки, довольно состоятельные банкиры, подкупили оператора для передачи секретной информации под видом «ошибок передачи». Сами они следили за башнями семафоров на безопасном расстоянии, и мошенничество вскрылось только через пару лет.
Эксплуатация неравномерного распространения секретной информации оказалась настолько же прибыльной. До какого-то момента букмекеры просто не видели ничего плохого в ставках на бега случившиеся трое суток назад. Именно столько в городишко на периферии ехала почта с результатами. Разумеется, доскакать за сутки-другие от городка с телеграфом и сделать заведомо выигрышную ставку до прихода официальной почты оказалось крайне выгодным дельцем.
Трюк работал ещё в начале двадцатого века - когда голосовая трансляция вслух запросто могла включать писк телеграфа с письменными сообщениями журналистов на заднем плане, и опытный телеграфист мог получать ценную информацию на добрых полминуты раньше, чем её озвучивал комментатор.
Главным, как всегда, оставалось умение вовремя остановиться и уйти.
Вновь заявили о себе бессмертные «нигерийские письма». Сейчас мы знаем их как мелкое сетевое преступление, но письменные упоминания аналогичного телеграфного мошенничества датируются 1888 годом, в рабочих документах инспектора полиции Джона Бонфилда.
Юристы же вовсе не торопились решать проблему.
В 1886 некий Майерс подкупил телеграфного оператора, чтобы тот задержал отправку результатов бегов на достаточный срок для ставки на победителя. Хотя Майерса успешно арестовали, согласно государственным законам он просто не совершил преступления. Задержка почты считалась преступлением, да, но телеграф юридически не относился к почте!
Закон пришлось лихорадочно «растягивать» в новую область технологии. Майерс под действие закона не попадал, так как обратной силы законы не имеют, но успешно решил свою проблему сам - передозировкой опиума.
Попытка опрометчиво запретить коды и шифры всем, кроме правительства и телеграфного руководства также ни к чему хорошему не привела. Электрическая Телеграфная Компания принялась уже сама крайне выгодно эксплуатировать порождённый законом информационный дисбаланс. Котировки акций и цены в Лондоне (Англия) пребывали в открытом доступе, но в Эдинбурге (Шотландия) оказывались крайне выгодным товаром! Разумеется, передача шла разрешённым официальным кодом. Разумеется, желающие в Эдинбурге - банкиры и купцы, могли своевременно купить доступ к этой информации.
Дорого.
Вопросы кодировок оказались ещё важнее после взаимопроникновения телеграфных сетей разных государств. Законы разных государств просто конфликтовали. Начали регулировку дозволенных языков международных телеграфных сообщений. Чем больше стран присоединялось к телеграфной сети, тем больше разрасталась проблема. В 1864 году французская телеграфная конференция 20 наций породила Международный Телеграфный Союз. Главным его достижением стало разрешение на использование кодов и шифров. Теперь их мог использовать кто угодно и как угодно.
Это и случилось.
Цены на телеграфные сообщения непринуждённо составляли до сотни долларов за десять слов. По ценам 2010 года - порядка 1350 долларов! Возможность передать вместо них какое-нибудь «Непаша» или «Попела», чтобы получатель не более чем прочитал в шифроблокноте «отправьте новую партию летнего обмундирования» экономила кучу денег. Основными покупателями кодовых блокнотов и томов стали не военные и шпионы, а обычные торговцы, даже не рыночные магнаты.
(Типичный пример гражданской книги телеграфных кодов доступен по ссылке: http://www.houwie.net/ntele01.html)
Параноики заказывали уникальные шифры и коды. На практике же, строки беспорядочных символов опять породили массу проблем с отправкой сообщения.
Жизнь оператора, которому приходилось внимательно читать, а потом столь же внимательно, чтобы не опечататься, пересылать шизофренические глоссолалии из десятка слогов, превратилась в ад. Они получали денежные премии за скорость отправки больше 40 слов в минуту. Теперь же у них просто не получалось работать с той же скоростью.
Международный Телеграфный Союз принял новые правила. Кодовые слова допускались только пригодные к чтению вслух и не длиннее семи слогов. Нечитабельные шифры, вне зависимости от засекреченного содержания, оплачивались за каждые пять букв.
Разумеется, начались отчаянные эксперименты набить побольше непроизносимых букв в каждый из слогов. В 1875 году по этому трюку безжалостно ударили ограничением на пятнадцать букв на слово. Цепные лингвисты большого капитала ответили на это непроизносимыми словами-уродами из 15 букв. В ответ слово урезали к 10 буквам и обязательному требованию к его наличию в немецком, английском, испанском, французском, итальянском, голландском, португальском или латыни.
Побочным эффектом погони за кодами оказалась высокая цена любой ошибки. Чем больше смысла паковали в кодовое слово, тем опаснее становилась опечатка.
В 1887 году торговец шерстью Фрэнк Примроуз отправил кодовое сообщение агенту о том, что он купил полмиллиона фунтов шерсти. Опечатка в одну букву превратила это сообщение в требование купить полмиллиона фунтов шерсти, что агент и выполнил. Профессионально, оперативно... дорого!
Опечатка стоила Примроузу 20000 долларов (около 270 тысяч долларов по фиксированному курсу 2010 года). Его иск против телеграфной компании привёл к возмещению одного доллара пятнадцати центов за отправленное сообщение - поскольку торговец решил сэкономить два цента за обязательную сверку полученного сообщения после отправки.
Процент несовпадения кодовых слов начали стремительно повышать - так, чтобы не совпадали как минимум две буквы каждого слова. Ошибка в одной букве приводила бы к тому, что слово просто выделялось как ошибочное. Справочные таблицы позволяли владельцу книги попробовать уяснить, какое же слово могло так исказиться на передаче.
К сожалению, таких слов не хватило. Поэтому их начали целенаправленно искажать. Телеграфный союз попробовал запретить составителям шифров прикалываЦЦа таким образом и ввёл официальный список разрешённых слов... но это уже оказалось бесполезным.
Проблемы телеграфистов целиком делегировали телеграфистам.
Справедливости ради, примерно в тот же момент компания Вестерн Юнион пришла к решению проблем с пересылкой денег телеграфом с помощью одноразовых цифровых кодовых блокнотов и региональных паролей.
Мода на телеграф стремительно превращалась в манечку, а то и откровенный заскок. Случались даже «телеграфные свадьбы», с разнесёнными в пространстве женихом, невестой и служителем культа.
Телеграфисты превратились в субкультуру, во многом похожую на любую современную. Непонятные за пределами круга реалии повседневной жизни, способность распознавать своих по уникальному «почерку», телеграфные игры в шахматы и шашки, ну и просто чаты в периоды затишья или ночных дежурств...
В операторы с охотой принимали незамужних женщин от восемнадцати до тридцати лет. Телеграфные романы из теоретической возможности стали реальностью, хотя в количестве отмечались и те случаи, когда любовь заканчивалась ровно в момент первой встречи любящих сердец вживую.
Разумеется, как и у любой другой субкультуры, у телеграфистов была своя разновидность прикладной фаллометрии. Телеграфная «Затычка из Зажопинска» различалась с крутым оператором скоростью передачи сообщений. Оператор первого класса выдавал 25-30 слов в минуту. Элита - сорок и больше. За это полагались соответствующие доплаты.
Компанию не волновали пол или даже возраст операторов. Только скорость работы. В итоге, целый срез этой субкультуры, так называемые «бумеры», могли свободно менять нанимателей и всё ещё получать гарантированное вознаграждение. Никаких собеседований, только ключ в руки и обычный рабочий день. Подобное отношение к работе порождало и весь спектр «звёздных болезней» - от простого алкоголизма до настоящих психических расстройств.
Телеграфисты зачастую начинали подростками на подработке. Книжки-фигнюшки с телеграфным кодом и основами рабочих требований продавались миллионными тиражами. Для работы в большом городе требовался исключительно навык. Замечательная карьерная лестница ко взрослой жизни из сонной провинции!
Разумеется, подобный рост сопровождался ритуалом инициации, таким же крутым, что и вся остальная субкультура. Чтобы «присолить» новичка, его по сговору выставляли на дежурство в одно время с лучшим оператором другой телеграфной станции. Тот начинал так же медленно, но повышал темп, пока истекающий потом новичок отчаянно пытался за ним угнаться. Ха-ха, лол, нуб! С Томасом Эдисоном, впрочем, метода дала сбой. Он не только выдержал темп, но и отправил в ответ ехидное «А теперь попробуй стучать по ключу другой ногой!»
Революция в передаче информации тем временем столь же закономерно привела и к революции в смежных отраслях. В старые добрые времена запаздывание на полтора месяца полагали нормой. Телеграф же полностью сломал понятие о «последних известиях».
Чем оперативнее работали газеты, тем больше становились их тираж с прибылью. Более того, возможность отслеживать события в динамике позволила успешно продавать утреннюю и вечернюю газеты - и публика охотно покупала обе!
Нью Йоркская «Ассошиэйтед Пресс» и некий Пол фон Рейтер пошли дальше. Рейтер начинал ещё в дотелеграфную эпоху, пересылкой биржевых сведений почтовыми голубями. Успешная «гонка за кабелем» привела его в Лондон. Новостные агентства выгодно продавали телеграфируемую информацию нескольким изданиям сразу - и позволяли тем заметно экономить на присутствии собственных корреспондентов по всему миру.
В ходе крымской войны, однако, выяснился и крупный недостаток новой связи. В дотелеграфную эпоху британское военное министерство публиковало свои решения в газетах. С появлением телеграфа оказалось возможным прочитать утреннюю «Таймс», послать телеграмму в Россию и в буквальном смысле этого слова передать новое решение противника своим раньше, чем его доведут вражескому полевому командиру!
Попытка же цензуры изрядно взбесила газетчиков.
Впрочем, не стоит думать, что проблемы командиров на этом закончились. Синдром «водителя на заднем сиденье» достал их даже в Крыму. Идея протянуть телеграф к театру военных действий казалась очень хорошей... но в реальности привела к бесконечным отчётам по телеграфу каждые пятнадцать минут и шквалу бессмысленных и беспощадных приказов тыловых диванных гениев.
Ну и да, первые весточки «ужасов войны» оказались ни капли не меньшим ударом. Сведения из боя с минимальным запаздыванием, информация о военных неудачах и провалах шокировали современников. Горячие новости содержали чрезмерную дозу неприглядной реальности.
Дипломатические инциденты в реальном времени стали ещё большим ударом. Общественность взялась за дурную привычку требовать немедленного ответа правительства. Что ещё хуже, примерно тем же начали заниматься и все другие, иностранные, правительства. Выделенные телеграфные линии пришлось устанавливать не только в каждое посольство, но и в дома высокопоставленных дипломатов!
Впрочем, эта музыка играла недолго. В 1877 году Александр Грэхэм Белл создал новую игрушку - «телефон». Для телеграфной эпохи он стал таким же приговором, что и современная мобильная связь для традиционной связи двадцатого века.
Но это уже совсем другая история...
Как ни странно, практически любые «революционные изменения» внесённые современным интернетом - лишь повтор той же самой истории, что и двести лет назад. Да-да, революция в бизнесе, новые типы преступлений, активная защита информации шифрами, отчаянная попытка государства регулировать весь этот бардак и даже новая техническая субкультура - всё это было в ходе 1800-ых.
Как печатный станок в корне изменил отношение к информации в средневековье, так и телеграф оказался ни капли не меньшей информационной революцией.
До его появления самой быстрой почтой оказывалась та, что везли на лошадях. Сообщения преодолевали жалкую сотню-другую километров в день при условии непрерывного снабжения гонца новыми лошадями каждые десять-двадцать километров. Помимо того, что это попросту разорительно, подумайте, каково же приходилось государственной власти?
Военный поход занимал месяцы, а то и годы. Информация об исходе битв поступала с таким же запозданием. Единственный способ проконтролировать исполнение приказов - отправиться вместе с армией и разрулить проблему на местах. Нет головастых управленцев, и периферия моментально погружается в хаос, по которому, в лучшем случае, мечутся несколько «кризисных менеджеров» - если у государства есть хотя бы они.
Но в 1791 году Клод Шапп и его братья изобретают «тахиграф». Ну, то есть, Шапп настаивает, что устройство должно быть названо именно так, но кто-то из его лучше подкованных в классических языках родичей исправляет название до более правильного.
На свет появляется самый первый телеграф.
Пока ещё семафорный. Появляется в довольно бурное и непростое время. Кругом бушует французская революция. Клоду везёт. Ему удаётся обойтись всего лишь двумя погромами и побегами от разъярённой толпы обеспокоенных граждан с факелами и вилами. Те почему-то решили, что телеграф используется для подачи сигналов проклятым роялистам.
В 1793 году Клод успешно продаёт своё устройство Французскому Национальному Конвенту. Не в последнюю очередь потому, что его брат состоит в Ассамблее. Три семафора устанавливаются на расстоянии в двадцать миль - и передают сообщение за двенадцать минут. Быстрее любого существующего на тот момент транспорта!
Принцип работы семафора крайне прост - суставчатые «лапы» сигнальной башни сгибаются в установленные позиции. На следующей башне за этим следят в телескоп.
В августе 1794 линия связи «Париж-Лилль» из пятнадцати станций передаёт военное сообщение всего лишь за час после окончания успешной битвы. Начинается лихорадочное строительство новых семафорных линий.
Император Наполеон Бонапарт видит работу семафорного телеграфа как непременный элемент успешной империи. Его заказы включают даже разработку системы, пригодной к связи через Ла-Манш. Прочие нации, разумеется, принимаются за строительство аналогичных линий связи, чтобы не оказаться в уязвимом положении. Ну и естественно затем, чтобы прочнее контролировать собственные провинции - Франция уже наглядно показала, насколько это становится проще и выгоднее.
Семафор называют технологическим чудом эпохи (что совершенно корректно) и оптимистично полагают средством окончить любые войны (что, столь же традиционно, полная чушь).
И нечего ржать, про интернет говорили то же самое!
Разумеется, звучат предложения открыть услуги высокоскоростной связи для отправки сообщений широкой публики. Сам Клод хотел рассылать семафором цены на основные товары по всей Европе.
Наполеон прихлопнул оба проекта... но согласился рассылать выигрышные номера государственной лотереи. Настолько затратный проект выглядел гораздо лучше, когда хотя бы частично покрывал расходы на содержание. Попутно решение ликвидировало мошенничество с лотереей.
Разумеется, шарлатаны, патентные тролли и конкурирующие безумные изобретатели кинулись за своим кусочком славы и состояния Клода Шаппа. Непрерывный «обстрел» с их стороны поверг его в пучины депрессии и параноии. В 1805 году Шапп покончил с жизнью и был похоронен в могиле под надгробием с изображением телеграфного знака «Покой» (конец связи).
Бронзовый памятник Шаппа уничтожили в годы нацистской оккупации Парижа.
К 1830 большая часть западной Европы оказалась покрыта сетью телеграфных башен. Заказ британского правительства на улучшение качества связи породил настоящую «телеграфную лихорадку». Гаражные самоучки, безумные учёные и великие комбинаторы отчаянно искали способы получить вожделенные государственные заказы. Не в последнюю очередь с помощью новомодного «электричества».
Разумеется, все они таились друг от друга, и порождали одного нежизнеспособного урода за другим. Адмиралтейство же смотрело на работу семафорного телеграфа и не видело поводов исправлять то, что и так неплохо работает.
Ограничения семафора просто не видели таковыми. Хотя их более чем хватало! Семафорные линии стоили целое состояние. Команда операторов для каждого семафора требовалась одновременно и большая, и тщательно обученная. Переслать большое сообщение не представлялось возможным чисто технологически.
Ну и да, ночью или в тумане семафоры не работали.
Электрический телеграф имел все решения для этих проблем... но возможности заглянуть в конец учебника за ответом у современников проблемы не имелось.
Начинать следовало ещё с обнаружения электричества. Никаких Эдисонов с их электрическими игрушками ещё не родилось. Ганс Кристиан Эрстед, впрочем, обнаружил, что электричество порождает магнитное поле - и перемены его мощности вполне спокойно отображаются даже помещённым в это поле компасом.
Вторая проблема - затухание сигнала. Семафор видели за десять миль, голосом прокричать сообщение получится на добрую сотню метров, а электрический сигнал тех лет затухал куда быстрее.
Но здесь, как раз, начали помогать несчастья.
В 1820 году умирает жена художника Самуэля Морзе. Взбешённый тем, что из-за медленной почтовой связи он потерял возможность достойно проводить её в могилу, будущий изобретатель клянётся, что приложит все доступные ему усилия, чтобы создать более эффективный метод связи.
В 1832 году, возвращаясь из поездки в Европу за копиями художественных работ Лувра, Морзе знакомится с доктором Чарльзом Джексоном - и заболевает терминальной стадией телеграфной лихорадки.
Морзе пребывает в блаженном неведении о том, сколько же на этот момент существует людей, желающих решить ту же проблему с помощью чудесной силы ЭЛЕКТРИЧЕСТВА. Более того. О проблеме затухания сигнала он просто не в курсе - и тратит время на разработку кода, допускающего отсылку сигналов через провода. Ну да. Азбуки Морзе.
(К слову, последняя на данный момент редакция морзянки датируется нашим тысячелетием - в 2004 году в неё добавили символ @, чтобы упростить фанатам обмен своими электронными адресами).
Тем временем, британец Уильям Фотергилл Кук окончательно устаёт лепить восковые анатомические пособия на основе препарированных трупов для продажи медицинским академиям, и, как и полагается нормальному художнику эпохи, заболевает телеграфной лихорадкой на лекции об электричестве.
Что и превращает его в заклятого врага Морзе. Попытка Кука работать с профессором Чарльзом Уитстоуном заканчивается ещё забавнее: оказывается, тот уже работает над электрическим телеграфом, и не горит желанием делиться славой изобретателя. Долгая грязная свара Кука и Уитстоуна о том, кто же изобрёл телеграф не в последнюю очередь началась после того, как Уитстоун получил от Кука оскорбительное предложение шестой части прибылей от предполагаемого внедрения подобного телеграфа.
Дальше стало только хуже.
Морзе и Кук на полном ходу влетели прямиком в затухание сигнала.
Забавно, что проблему ещё в 1829 решил Джозеф Генри - с помощью реле, отсылающего такой же сигнал в начале затухания предыдущего. Для научного сообщества это изящное практическое решение теоретической проблемы секретом не было. Кук получил свою помощь от британского учёного Чарльза Уитстоуна. Морзе познакомили с профессором Леонардом Гейлом.
Оба в итоге успешно создали рабочие прототипы.
Но именно в этот момент началась и самая большая проблема электрического телеграфа.
Лоббирование.
Семафор лишь репродуцирует человека с флагами. А вот абстрактные электрические точки и тире на умы современников оказывали просто отупляющее воздействие. Ну да, примерно как газеты и другие периодические издания 1980ых и представить не могли, как повлияет на их фактические продажи какой-то там «интернет».
Обе команды пытались отыскать инвесторов. Случайная встреча Морзе и Кука в ходе поиска британских спонсоров предсказуемо закончилась грязной склокой. Морзе решил не связываться больше с Британией, когда понял, что Кук попросту саботирует любую его работу в этой области.
Для Кука же Морзе стал уже вторым умником, претендующим на его заслуженные лавры первооткрывателя.
Тем не менее, линия «Вашингтон-Балтимор» оказалась успешно построена Морзе. Длинный список имён политиков опередил паровоз с той же почтой на шестьдесят четыре минуты.
Кук тоже смог развлечь британскую публику забавной безделушкой. Лондонская «Таймс» получила сообщение о рождении второго сына королевы Виктории через сорок минут после родов. Три поезда британских лордов отправились на банкет по случаю дня рождения, но герцог Веллингтон ухитрился забыть парадный костюм. Он телеграфировал в Лондон - и костюм прибыл следующим же поездом.
Триумф электрического телеграфа!
Частные телеграфные линии оплетали Америку словно творчество обожравшихся метамфетамином электрических пауков. Знаменитый «Пони Экспресс» в 1860 году брался доставить письмо из Сент Джозефа (Миссури) в Сакраменто (Калифорния) за десять суток. 26 октября 1861 года он закрылся - на вторые сутки после того, как в Сакраменто появился телеграф.
Британские линии связи распространялись вдоль железных дорог. Европа занималась тем же самым процессом... за исключением Франции. Заменять изящное французское изобретение какой-то новомодной британской поделкой там попросту брезговали.
Телеграфные линии, тем временем, успешно перешагивали границы. Первый случай межгосударственной связи - телеграф на границе Пруссии и Австрии. Вместо подключения линий связи напрямую, государства в буквальном смысле этого слова построили на границе отдельную телеграфную станцию. Каждое сообщение записывалось на бумагу, переносилось через границу (внутри того же здания) и отправлялось дальше уже национальным оператором. Да, к информационной целостности границ тогда относились без присущего современной глобализации пофигизма.
Оставалось, впрочем, и капитальное препятствие.
Атлантика.
Англию отделял всего лишь пролив. Америку - океан. Подводная телеграфная линия с точки зрения инженера-современника оказалась форменным кошмаром. Каучуковая резина попросту деградировала в морской солёной воде. Провод требовалось делать достаточно тяжёлым для отрицательной плавучести. Вода и глубина меняли характеристики сигнала.
Для своей эпохи межконтинентальный телеграф стал аналогом межзвёздного полёта. Хорошо бы... но явно не при нашей жизни!
В 1856 Атлантическая Телеграфная Компания объявила о дерзкой попытке всё же проложить линию связи. К сожалению, они сделали ставку на Эдварда Оранджа Уилдмана Уайтхауса. Как известно, достаточное качество работы можно обеспечить либо глубокой теоретической подготовкой, либо длительным практическим опытом. Уайтхаус органично сочетал отсутствие как первого, так и второго. Его кабель имел многочисленные инженерные ошибки ещё на стадии разработки.
После двух лет усилий, кабель всё же проложили. Мир обезумел. Событие века! Триумф прогресса! Конец любых войн!
Задора хватило ненадолго. Деградация связи началась моментально. Кабель не проработал и месяца. Уже знакомый профессор Уитстоун и Уильям Томсон (он же первый барон Кельвин) в составе комиссии по совместному расследованию проблемы заключили, что Уайтхаус представлял собой терминальную стадию эффекта Даннинга-Крюгера - и попросту не обладал нужным знаниями, чтобы хотя бы вовремя заметить свои ошибки.
Разумеется, тот был уволен, после чего жутко обиделся и написал книгу с гневной отповедью гнусным клеветникам.
Телеграфная компания, тем временем, успешно запустила вторую кампанию по сбору финансирования прокладки кабеля. В этот раз всё проектировал Томсон. Для работ в море использовался Грейт Истерн, самый большой океанский корабль эпохи.
В 1865 году началась следующая эра в развитии телеграфа. За первый день работы прибыль составила тысячу фунтов стерлингов. Порядка 41 тысячи долларов по ценам 2010 года. За жалкие два года Атлантическая Телеграфная Компания заработала достаточно, чтобы расплатиться с её чудовищными долгами. Кабель оказался золотой жилой. В 1844 году сообщение из Лондона в Бомбей шло десять недель в одну сторону. Телеграф справлялся за четыре минуты с учётом времени на получение ответа. Мир сжимался на глазах. Телеграфные компании зарабатывали миллионы.Все хотели инвестировать в прокладку новых телеграфных линий и получить свою долю прибыли.
Британская империя, над которой в те годы не заходило солнце, начала строительство внутренних имперских защищённых телеграфных линий. Контроль Британии над колониями усиливался. Даже полное отключение международных линий связи массовым сговором третьих держав больше не лишало государство и его колонии и доминионы прямой телеграфной связи.
Разумеется, кроме проповедей о техническом прогрессе у новинки оказалась и более пригодная к эксплуатации практическая сторона - телеграфное мошенничество, кража и обман посредством заведомо ложной информации.
Ещё в 1830, когда семафоры начали передавать биржевые котировки, появились и первые мошенники. Так некие Бланки, довольно состоятельные банкиры, подкупили оператора для передачи секретной информации под видом «ошибок передачи». Сами они следили за башнями семафоров на безопасном расстоянии, и мошенничество вскрылось только через пару лет.
Эксплуатация неравномерного распространения секретной информации оказалась настолько же прибыльной. До какого-то момента букмекеры просто не видели ничего плохого в ставках на бега случившиеся трое суток назад. Именно столько в городишко на периферии ехала почта с результатами. Разумеется, доскакать за сутки-другие от городка с телеграфом и сделать заведомо выигрышную ставку до прихода официальной почты оказалось крайне выгодным дельцем.
Трюк работал ещё в начале двадцатого века - когда голосовая трансляция вслух запросто могла включать писк телеграфа с письменными сообщениями журналистов на заднем плане, и опытный телеграфист мог получать ценную информацию на добрых полминуты раньше, чем её озвучивал комментатор.
Главным, как всегда, оставалось умение вовремя остановиться и уйти.
Вновь заявили о себе бессмертные «нигерийские письма». Сейчас мы знаем их как мелкое сетевое преступление, но письменные упоминания аналогичного телеграфного мошенничества датируются 1888 годом, в рабочих документах инспектора полиции Джона Бонфилда.
Юристы же вовсе не торопились решать проблему.
В 1886 некий Майерс подкупил телеграфного оператора, чтобы тот задержал отправку результатов бегов на достаточный срок для ставки на победителя. Хотя Майерса успешно арестовали, согласно государственным законам он просто не совершил преступления. Задержка почты считалась преступлением, да, но телеграф юридически не относился к почте!
Закон пришлось лихорадочно «растягивать» в новую область технологии. Майерс под действие закона не попадал, так как обратной силы законы не имеют, но успешно решил свою проблему сам - передозировкой опиума.
Попытка опрометчиво запретить коды и шифры всем, кроме правительства и телеграфного руководства также ни к чему хорошему не привела. Электрическая Телеграфная Компания принялась уже сама крайне выгодно эксплуатировать порождённый законом информационный дисбаланс. Котировки акций и цены в Лондоне (Англия) пребывали в открытом доступе, но в Эдинбурге (Шотландия) оказывались крайне выгодным товаром! Разумеется, передача шла разрешённым официальным кодом. Разумеется, желающие в Эдинбурге - банкиры и купцы, могли своевременно купить доступ к этой информации.
Дорого.
Вопросы кодировок оказались ещё важнее после взаимопроникновения телеграфных сетей разных государств. Законы разных государств просто конфликтовали. Начали регулировку дозволенных языков международных телеграфных сообщений. Чем больше стран присоединялось к телеграфной сети, тем больше разрасталась проблема. В 1864 году французская телеграфная конференция 20 наций породила Международный Телеграфный Союз. Главным его достижением стало разрешение на использование кодов и шифров. Теперь их мог использовать кто угодно и как угодно.
Это и случилось.
Цены на телеграфные сообщения непринуждённо составляли до сотни долларов за десять слов. По ценам 2010 года - порядка 1350 долларов! Возможность передать вместо них какое-нибудь «Непаша» или «Попела», чтобы получатель не более чем прочитал в шифроблокноте «отправьте новую партию летнего обмундирования» экономила кучу денег. Основными покупателями кодовых блокнотов и томов стали не военные и шпионы, а обычные торговцы, даже не рыночные магнаты.
(Типичный пример гражданской книги телеграфных кодов доступен по ссылке: http://www.houwie.net/ntele01.html)
Параноики заказывали уникальные шифры и коды. На практике же, строки беспорядочных символов опять породили массу проблем с отправкой сообщения.
Жизнь оператора, которому приходилось внимательно читать, а потом столь же внимательно, чтобы не опечататься, пересылать шизофренические глоссолалии из десятка слогов, превратилась в ад. Они получали денежные премии за скорость отправки больше 40 слов в минуту. Теперь же у них просто не получалось работать с той же скоростью.
Международный Телеграфный Союз принял новые правила. Кодовые слова допускались только пригодные к чтению вслух и не длиннее семи слогов. Нечитабельные шифры, вне зависимости от засекреченного содержания, оплачивались за каждые пять букв.
Разумеется, начались отчаянные эксперименты набить побольше непроизносимых букв в каждый из слогов. В 1875 году по этому трюку безжалостно ударили ограничением на пятнадцать букв на слово. Цепные лингвисты большого капитала ответили на это непроизносимыми словами-уродами из 15 букв. В ответ слово урезали к 10 буквам и обязательному требованию к его наличию в немецком, английском, испанском, французском, итальянском, голландском, португальском или латыни.
Побочным эффектом погони за кодами оказалась высокая цена любой ошибки. Чем больше смысла паковали в кодовое слово, тем опаснее становилась опечатка.
В 1887 году торговец шерстью Фрэнк Примроуз отправил кодовое сообщение агенту о том, что он купил полмиллиона фунтов шерсти. Опечатка в одну букву превратила это сообщение в требование купить полмиллиона фунтов шерсти, что агент и выполнил. Профессионально, оперативно... дорого!
Опечатка стоила Примроузу 20000 долларов (около 270 тысяч долларов по фиксированному курсу 2010 года). Его иск против телеграфной компании привёл к возмещению одного доллара пятнадцати центов за отправленное сообщение - поскольку торговец решил сэкономить два цента за обязательную сверку полученного сообщения после отправки.
Процент несовпадения кодовых слов начали стремительно повышать - так, чтобы не совпадали как минимум две буквы каждого слова. Ошибка в одной букве приводила бы к тому, что слово просто выделялось как ошибочное. Справочные таблицы позволяли владельцу книги попробовать уяснить, какое же слово могло так исказиться на передаче.
К сожалению, таких слов не хватило. Поэтому их начали целенаправленно искажать. Телеграфный союз попробовал запретить составителям шифров прикалываЦЦа таким образом и ввёл официальный список разрешённых слов... но это уже оказалось бесполезным.
Проблемы телеграфистов целиком делегировали телеграфистам.
Справедливости ради, примерно в тот же момент компания Вестерн Юнион пришла к решению проблем с пересылкой денег телеграфом с помощью одноразовых цифровых кодовых блокнотов и региональных паролей.
Мода на телеграф стремительно превращалась в манечку, а то и откровенный заскок. Случались даже «телеграфные свадьбы», с разнесёнными в пространстве женихом, невестой и служителем культа.
Телеграфисты превратились в субкультуру, во многом похожую на любую современную. Непонятные за пределами круга реалии повседневной жизни, способность распознавать своих по уникальному «почерку», телеграфные игры в шахматы и шашки, ну и просто чаты в периоды затишья или ночных дежурств...
В операторы с охотой принимали незамужних женщин от восемнадцати до тридцати лет. Телеграфные романы из теоретической возможности стали реальностью, хотя в количестве отмечались и те случаи, когда любовь заканчивалась ровно в момент первой встречи любящих сердец вживую.
Разумеется, как и у любой другой субкультуры, у телеграфистов была своя разновидность прикладной фаллометрии. Телеграфная «Затычка из Зажопинска» различалась с крутым оператором скоростью передачи сообщений. Оператор первого класса выдавал 25-30 слов в минуту. Элита - сорок и больше. За это полагались соответствующие доплаты.
Компанию не волновали пол или даже возраст операторов. Только скорость работы. В итоге, целый срез этой субкультуры, так называемые «бумеры», могли свободно менять нанимателей и всё ещё получать гарантированное вознаграждение. Никаких собеседований, только ключ в руки и обычный рабочий день. Подобное отношение к работе порождало и весь спектр «звёздных болезней» - от простого алкоголизма до настоящих психических расстройств.
Телеграфисты зачастую начинали подростками на подработке. Книжки-фигнюшки с телеграфным кодом и основами рабочих требований продавались миллионными тиражами. Для работы в большом городе требовался исключительно навык. Замечательная карьерная лестница ко взрослой жизни из сонной провинции!
Разумеется, подобный рост сопровождался ритуалом инициации, таким же крутым, что и вся остальная субкультура. Чтобы «присолить» новичка, его по сговору выставляли на дежурство в одно время с лучшим оператором другой телеграфной станции. Тот начинал так же медленно, но повышал темп, пока истекающий потом новичок отчаянно пытался за ним угнаться. Ха-ха, лол, нуб! С Томасом Эдисоном, впрочем, метода дала сбой. Он не только выдержал темп, но и отправил в ответ ехидное «А теперь попробуй стучать по ключу другой ногой!»
Революция в передаче информации тем временем столь же закономерно привела и к революции в смежных отраслях. В старые добрые времена запаздывание на полтора месяца полагали нормой. Телеграф же полностью сломал понятие о «последних известиях».
Чем оперативнее работали газеты, тем больше становились их тираж с прибылью. Более того, возможность отслеживать события в динамике позволила успешно продавать утреннюю и вечернюю газеты - и публика охотно покупала обе!
Нью Йоркская «Ассошиэйтед Пресс» и некий Пол фон Рейтер пошли дальше. Рейтер начинал ещё в дотелеграфную эпоху, пересылкой биржевых сведений почтовыми голубями. Успешная «гонка за кабелем» привела его в Лондон. Новостные агентства выгодно продавали телеграфируемую информацию нескольким изданиям сразу - и позволяли тем заметно экономить на присутствии собственных корреспондентов по всему миру.
В ходе крымской войны, однако, выяснился и крупный недостаток новой связи. В дотелеграфную эпоху британское военное министерство публиковало свои решения в газетах. С появлением телеграфа оказалось возможным прочитать утреннюю «Таймс», послать телеграмму в Россию и в буквальном смысле этого слова передать новое решение противника своим раньше, чем его доведут вражескому полевому командиру!
Попытка же цензуры изрядно взбесила газетчиков.
Впрочем, не стоит думать, что проблемы командиров на этом закончились. Синдром «водителя на заднем сиденье» достал их даже в Крыму. Идея протянуть телеграф к театру военных действий казалась очень хорошей... но в реальности привела к бесконечным отчётам по телеграфу каждые пятнадцать минут и шквалу бессмысленных и беспощадных приказов тыловых диванных гениев.
Ну и да, первые весточки «ужасов войны» оказались ни капли не меньшим ударом. Сведения из боя с минимальным запаздыванием, информация о военных неудачах и провалах шокировали современников. Горячие новости содержали чрезмерную дозу неприглядной реальности.
Дипломатические инциденты в реальном времени стали ещё большим ударом. Общественность взялась за дурную привычку требовать немедленного ответа правительства. Что ещё хуже, примерно тем же начали заниматься и все другие, иностранные, правительства. Выделенные телеграфные линии пришлось устанавливать не только в каждое посольство, но и в дома высокопоставленных дипломатов!
Впрочем, эта музыка играла недолго. В 1877 году Александр Грэхэм Белл создал новую игрушку - «телефон». Для телеграфной эпохи он стал таким же приговором, что и современная мобильная связь для традиционной связи двадцатого века.
Но это уже совсем другая история...