...
В вестибюле станции стоял невыносимый шум. Нет, шумела не толпа, людей было не много. Сквозь наушники разительно пробивался истеричный женский крик. Пожилая женщина, из тех каких сложно назвать "дамами", громко ругала своего еще более пожилого мужа. Люди оборачивались, негодовали, улыбались, тщетно пытались угомонить разбушевавшуюся старушку. Но любое вставленное со стороны слово вызывало только очередной всплеск эмоций и недовольства, сначала, естественно, на того кто попытался прервать ее "личный разговор" с супругом, затем снова переключающийся на мужа, с возросшим только нездоровым энтузиазмом и остервенением.
Сложно было понять за что она его бранит. Возможно, свидетели начала этого концерта были более осведомлены сутью происходящего, но на том моменте с которого представление началось для меня сама идея ссоры была безвозвратно утеряна.
Они не произнесли ни слова матом. Ни малейшей попытки упростить задачу прямыми физическими воздействиями - такого, казалось бы, естественного развития ситуации. Несколько раз бывало, она резко замолкала и отворачивалась, пытаясь уйти, но он ее догонял, останавливал, и все начиналось по новой. Он повышал голос крайне редко, слышны были лишь его "Тише!..", "Ну что ты так кричишь?" и сдавленное "успокойся наконец, стыдно". Когда в очередном порыве она ударялась в бессмысленное (при этом отнюдь не бесшумное) ругание всего и вся что приходило на ум, он обращал ее внимание вновь на себя, переключая поток сознания в свое русло.
Пусть злая, истеричная и скверная, но для него она - единственный человек, делящий с ним остаток жизни. И он не бросил ее в истерике посредине станции, не выставил в еще худшем свете перед толпой. Насколько я не переношу истерик, но на них, и это удивительно, при всей видимой негативности картины, было приятно смотреть.
Я никогда раньше не видела столько эмоций между стариками. И никогда не видела настолько пронизанную любовью и взаимной привязанностью ссору. Рано или поздно, и вероятно уже скоро, кто-то из них останется один. Вспомнит ли он когда-то этот эпизод в метро с досадой или злостью? Думаю, это будут лишь одни из многих минут, когда они были вместе.
Сложно было понять за что она его бранит. Возможно, свидетели начала этого концерта были более осведомлены сутью происходящего, но на том моменте с которого представление началось для меня сама идея ссоры была безвозвратно утеряна.
Они не произнесли ни слова матом. Ни малейшей попытки упростить задачу прямыми физическими воздействиями - такого, казалось бы, естественного развития ситуации. Несколько раз бывало, она резко замолкала и отворачивалась, пытаясь уйти, но он ее догонял, останавливал, и все начиналось по новой. Он повышал голос крайне редко, слышны были лишь его "Тише!..", "Ну что ты так кричишь?" и сдавленное "успокойся наконец, стыдно". Когда в очередном порыве она ударялась в бессмысленное (при этом отнюдь не бесшумное) ругание всего и вся что приходило на ум, он обращал ее внимание вновь на себя, переключая поток сознания в свое русло.
Пусть злая, истеричная и скверная, но для него она - единственный человек, делящий с ним остаток жизни. И он не бросил ее в истерике посредине станции, не выставил в еще худшем свете перед толпой. Насколько я не переношу истерик, но на них, и это удивительно, при всей видимой негативности картины, было приятно смотреть.
Я никогда раньше не видела столько эмоций между стариками. И никогда не видела настолько пронизанную любовью и взаимной привязанностью ссору. Рано или поздно, и вероятно уже скоро, кто-то из них останется один. Вспомнит ли он когда-то этот эпизод в метро с досадой или злостью? Думаю, это будут лишь одни из многих минут, когда они были вместе.