«Свою мать я ненавижу и когда ее не станет, мне будет легче»
[22.01.12] В российский прокат вышел фильм «Моя маленькая принцесса» - aka «I'm Not a F**king Princess» Второе название («Я не долбанная принцесса!»), как мне кажется, гораздо точнее выражает суть отношений между матерью и дочерью, о которых рассказывает фильм.
F**king, с одной стороны - это отглагольное прилагательное от всем известного грубого слова, обозначающего коитус. С другой - прилагательное, которое используется для выражения злости (разной коннотации от генитальной «хренов» до анальной «дерьмовый»). То, что для одних является удовольствием, для других становиться насилием и унижением. Об этом и фильм.
Фильм рассказывает о 10 летней девочке, жившей обычной жизнью - школа, подружки, набожная бабушка и изредка появлявшаяся нарциссическая мать. В одних из ее визитов, мать начинает фотографировать дочь. Постепенно простые фотографии переходят в постановочные, в которых мать делает из ребенка в латентном периоде то Ширли Темпл, то соблазнительную нимфетку, то Марлен Дитрих. Соблазнительные позы, томные взгляды, все более откровенные наряды и в итоге, снимки обнаженной 11 летней девочки, публикуемые в журналах. Для девочки появление матери в ее жизни сначала было праздником, а приобщение к миру взрослых интересным, но вскоре обернулось против нее самой изоляцией со стороны сверстников, депрессией и лишением матери родительских прав.
Режиссер и автор сценария фильма Ева Ионеско сняла автобиографический фильм. Ее мать - Ирина Ионеско, французский фотограф, дочь румынских эмигрантов. «Моей матери было около сорока, когда она начала профессионально выставляться как фотограф. До этого она была стриптизершей и всегда любила привлекать к себе внимание» (из интервью в Коммерсанте).
Когда ее дочери исполнилось 5 лет, она стала главной моделью матери, а в 11 лет мать опубликовала эротические дочери в итальянском издании Playboy. Через два года, в 1978 г. обнаженные фотографии ее несовершеннолетней дочери появились в испанском издании Penthouse и позднее на обложке немецкого Der Spiegel. Вскоре вышел альбом со 124 фотографиями ее дочери «EVA: Eloge de ma Fille» («ЕВА: хвальба моей дочери»).
Видимо как продолжение этого безумного детства, девочка снимается в фильме «Распутное детство» (Maladolescenza) - истории отношений, вероятно, психопатичного подростка и 12 летней девочки, приобретающие для нее все более унижающий и деструктивный характер. В 1977 г. ее мать лишают право опеки над дочерью, после чего последняя проводит какое-то время в детском доме. Оставшееся детство Ева провела в семье будущего модельера Кристиана Лубутена - его родители взяли ее на воспитание. В 1980 г. она поступила в престижную актерскую школу Amandiers и впоследствии снялась во множестве фильмов, режиссировала их и участвовала в театральных постановках.
В 1988 г. французская полиция конфисковала из квартиры ее матери сотни снимков полностью обнаженной Евы в возрасте 5 лет, снятой в непристойных позах. Став взрослой она трижды подавала в суд на свою мать за причинение морального вреда. Последний иск в настоящее время проходит разные судебные инстанции Франции.
Ее мать считает, что она фотографировала «по просьбе дочери» и добавляла, что «когда я раздевала свою дочь, это была невинная свобода и, на мой взгляд, это самая великая любовь на свете». Ответом же ее дочери можно считать автобиографичный фильм Евы Ионеско, а также слова, сказанные ей в интервью в 2011 г.: «свою мать я скорее ненавижу, чем люблю, и когда ее не станет, мне будет легче».
Патология матери более менее понятна - нарциссическая личность, использующая дочь в качестве собственного расширения. Такие родители воспринимают своих детей ПРЕИМУЩЕСТВЕННО как расширение себя (т.е. «она должна стать лучше, чем я», «я не стал музыкантом, но он станет самым лучшим») и как средство для удовлетворения собственных потребностей. Они не уважают ни потребности, ни границы ребенка и становятся насильниками (как в физическом, так и психологическом смысле) для своих детей. Нэнси МакВильямс, американский аналитик, в «Психоаналитическая диагностика» пишет о таких людях следующее:
«Нарциссические пациенты могут оказаться чрезвычайно важными для родителей или других заботящихся о них лиц не благодаря тому, кем они в действительности являются, а потому, что выполняют некую функцию. Противоречивое послание о том, что его высоко ценят (но только за ту особую роль, которую он играет), заставляет ребенка чувствовать: если его настоящие чувства - в особенности враждебные и эгоистические - обнаружатся, за этим последует отвержение или унижение. Это способствует развитию “ложного Я” (Winnicott, 1960) - представления другим только того приемлемого, чему он научился». (Больше о последствиях и механизмах развития такого «ложного Я» можно прочесть в замечательной книге Алис Миллер «Драма одаренного ребенка и поиск собственного Я»).
Конечно, всем родителям свойственны ожидания от своих детей. Однако кроме это важна и эмпатия. Кроме этого и самим детям также приятно получать высокую оценку от своих родителей. Однако здесь всегда важен вопрос баланса - любят ли ребенка вне зависимости от того, следует ли он целям и ожиданиям своих родителей?
Н. МакВильямс: «О замечательно ненарциссическом отношении к собственным детям свидетельствует высказывание моей 85-летней подруги, воспитавшей во время Депрессии 12 детей, причем все они оказались благополучными, несмотря на крайнюю бедность и некоторые существенные лишения: “Всякий раз, когда я снова оказывалась беременной, я плакала. Я не знала, откуда возьмутся деньги, как я буду ухаживать за этим ребенком и заботиться о чем-то еще, кроме него самого. Но через четыре месяца я начинала чувствовать жизнь, меня все возбуждало, и я думала: “Не могу дождаться, когда ты наконец появишься на свет. Я так хочу знать, кто ты!”
Поскольку автор сценария и режиссер сама Ева, то фразам из фильма можно доверять. Когда ее матери сообщают, что ее могут лишить родительских прав, первое, о чем она спрашивает у бывшего любовника «Они заберут мои снимки?». Когда ее дочь бунтует против дальнейших фотосессий, то мать оставляет ее на время, но потом спрашивает, а «когда все уляжется, ты же будешь снова фотографироваться?»
Для нарциссических людей, какой очевидно была ее мать, характерен перфекционизм, его результатом является избегание чувств, которые бы говорили об их несовершенстве или зависимости от других. Именно сожаление и вина - то, чего они стремятся отрицать. Это приводит к тому, что их отношения с другими людьми очень обедняются т.к. они не хотят (или не могут) испытывать привязанность, признательность и раскаянье.
Почему ее мать стала такой точно не известно. Однако Виолетта (главная героиня) в ближе к концу фильма прослушивает магнитофонные записи матери, решившей стать для самой себя психоаналитиком. Из них она узнает, что ее мать - дочь ее тети, изнасилованной дедом. Тетя была изгнана из дома, а дочь (т.е. мать Виолетты) воспитали дед с бабкой, которые всю жизнь скрывали правду от внучки (Виолетты).
В посте о М.Абрамович я писал о защитном механизме - идентификации с агрессором. Коротко его суть в том, что чтобы справиться с болью, унижением жертвы насилия самоотождествлятся с агрессором. При этом жертва в сво¸м стремлении выжить становится похожа на того, кто причинял ей боль - принимает его мотивы, ценности, установки и жизненные позиции и начинает делать тоже самое с другими (и поэтому так часто дети, которых били, вырастая, бьют своих детей) или с собой. Мать проделывает с дочерью тоже самое - она унижает и отвергает ее, наблюдая за всем как бы со стороны - через видоискатель ее фотоаппарата или напечатанные снимки. Да, конечно, она сама не участник этого инцеста, но она разыгрывает его, отправляя дочь в объятия взрослых мужчин, при этом оставаясь наблюдателем (бессознательный вуайеризм?)
В психотерапии давно известно, что семейные тайны, даже если они не раскрываются, а хранятся в шкафах-склепах, бессознательно влияют на потомков. Внуки и правнуки страдают теми же болезнями, так же сходят с ума или погибают, как и их далекие родственники, о которых предпочитают молчать. Всех интересующихся отсылаю к замечательной книге Анселин Шутценбергер «Синдром предков». Она приводит много примеров того, как «невидимая преданность семье» подталкивает нас к бессознательному повторению чужих жизней.
Конечно, история матери Виолетты это и навязчивое повторение - бессознательное стремление психики человека справиться с ранней травмой, постоянно ее проигрывая. Здесь мать проигрывает с дочерью свою собственную (и своей сестры) рану, но увы, исцеления не наступает. Мать отвечает дочери, почему она не может выйти замуж: «Я физиофоб… это как клаустрофобия…», а говоря о мужчинах, мать обесценивает их.
Однако этот фильм поднимает не только вопросы индивидуальной психопатологии, но и такой очень тонкий слой как отношение к детской сексуальности, телу, психике. В 1977 г. ее мать Ионеско становится «Женщиной года» по версии Time Life Books и в этом же году ее лишают право опеки над дочерью. При этом ее фотографии дочери до сих пор вызывают противоречивые отзывы - от обвинения в детской порнографии до восторгов о ее «барочном ориентализме, готической эротике и сюрреалистической фантазии».
Двойные стандарты есть везде. Например, книга И.Ионеско с 124 фотографиями ее несовершеннолетней обнаженной дочери была переиздана в 2004 г. и 2006 г. в США и спокойно продается через amazon, а google выводит множество ее фотографий. Однако при этом «педоистерия» (vs. педофилия) как и в США, так и в России в последнее время приводит к весьма спорным обвинениям в педофилии. Другой пример - Сэлли Мэнн (Sally Mann), американская фотограф, которая фотографировала своих детей в т.ч. обнаженными.
(Взято здесь )
Когда ее спросили, что она думает о критике в свой адрес по поводу использования телесной сексуальности ее детей, она ответила, что дети и сексуальность - это оксюморон, т.е. противоречие (по отрицанию это чем-то напоминает приведенное выше высказывание о «великой любви» И.Ионеско).
На это можно возразить тем, что еще 100 лет назад Зигмунд Фрейд писал о наличии у детей сексуальности (в частности о детской мастурбации или желания близости со своими родителями). Или обратиться к Франсуазе Дольто - французскому психоаналитику. Она очень много сделала для того, чтобы за ребенком признали существование личности, требующей уважения, чтобы дети не «играли роль животных, которых не то держат дома на положении четвероногого друга, не то разводят в хозяйстве, - смотря по тому, любят их или нет».
В книге «На стороне ребенка» она пишет: «Сексуальность играет важнейшую роль с самого момента нашего появления на свет; ребенок без конца выражает ее день за днем на языке тела. Неосознанные половые влечения влекут за собой межличностную коммуникацию, которая остается неизменно одной и той же между людьми с начала их жизни. Они проецируются в язык, но в язык, соответствующий уровню нашего развития. К моменту созревания, когда появляется чувство ответственности, психика, являющаяся метафорой тела, могла бы уже оказаться достаточно зрелой для ответственности за половой акт, в котором сочетаются эмоциональные, социальные и психологические отзвуки. Но чтобы очутиться на этой стадии, нужно было бы с самого детства смотреть на это как на факт - ни плохой, ни хороший, а вытекающий из человеческой физиологии, и - как на действие, совершаемое ради оплодотворения... Да еще этому должна предшествовать долгая подготовка - появление чувства ответственности за свои поступки... А пока его и в помине нет: нравственное воспитание ни в малейшей степени не подразумевает структурированной этики желания; существует лишь воспитание-маска, чтобы скрывать от других неназванные желания, уже испытываемые, но утаиваемые... Но никто не воспитывает в ребенке чувства достоинства его тела, никто не прививает ему сознания того, что все части его тела благородны; а когда не знаешь, как обращаться с собственным телом, как поддерживать его, способствовать его росту, уважать его ритмы, происходит декомпенсация, а значит, отток человеческих сил... Все предопределено: образованию подлежит «дух», то есть мозг ребенка, а о теле забывают (или даже уличают его во всех пороках, грехах)...»
Исходя из этого, возникает вопрос о расщеплении - еще одном защитном механизме. Когда родители говорят, что у детей нет сексуальности, что они ничего не понимают, что они сами хотели позировать, они лишают их тела. Ну нет его и все. Приучать к туалету - это пожалуйста, а говорить о сексуальном воспитании - нет. Об этом же расщеплении и вытеснении говорят и при оценке только «художественной» стороны фотографий Ионеско. Да, несомненно, это красивые, профессионально сделанные фотографии, в которых много символического смысла. Но в них использовался человек, который не понимал, что это значит. Например, что соблазнение, возбуждение - это не единственное, что есть в отношениях ну и т.п. о чем писала Ф.Дольто.
Есть такое понятие «возраст сексуального согласия» - возраст, начиная с которого человек считается способным дать информированное согласие на сексуальные отношения с другими. В разных странах он разный, но в большинстве он от 14 до 16 лет. Если это происходит раньше, то это является уголовным преступлением. И конечно здесь дело не только в физической травме. Психологическая травма, наносимая ребенке гораздо больше. Для тех, кто в этом сомневается рекомендую обратиться хотя бы к книге Мэрилин Мюррей «Узник иной войны», пережившей групповое изнасилование в раннем дествстве и полжизни пытающейся восстановить порущенную психику. Или книгу Донны Форд «Приемная дочь. Правдивая история об украденном детстве». Ее мачеха приводила мужчин которые (или отправляла ее к ним), совершали над ней развратные действия, при этом как часто бывает отец делал вид, что ничего не происходит (может быть в этом и есть тоже суть вытеснения у И.Ионеско).
Известно, что дети нудистов более склоны к различным сексуальным нарушениям во взрослом возрасте. И когда такие известные психологи как, например Мартин Селигман, президент Ассоциации американских психологов в книге «Новая позитивная психология» советует «спите вместе с детьми», это вызывает еще один вопрос о двойных стандартах современного общества. Он ссылается на «амаи» - ощущение заботы и любви, возникающее у правильно воспитанного ребенка Японии. При этом автор совершенно забывает о разнице культур, как и нудисты, которые говорят о «естественности» хождения голыми перед своими детьми. Они словно забывают о том, что они потом их дети выходят не в прерии или африканскую пустыню, а в современный западных город, в котором царят другие ценности и законы. В книге Селигмана много «замечательных» моментов, очень похожих, по сути, на оправдание СВОИХ собственных желаний / страхов / проблем потребностями ребенка. Например:
«Мы считаем, что между новорожденным и родителями необходимо установить крепкие узы. Если малыш, просыпаясь, и видит рядом родителей, у него возникает чувство защищенности и покоя. Работающие родители, укладывая младенца к себе в постель, увеличивают время общения с ним.. Малыш понимает, что ему не нужно кричать, требуя пищи и внимания, и перестает терзать родителей воплями по ночам».
(Возражение: А как же развитие собственной психики, способности к тому, чтобы выносить одиночество, фрустрацию и разочарование? Как же разочарование в собственном всемогуществе? Конечно, не надо покупать для младенца отдельную квартиру и там его селить, но почему бы просто не положить его рядом с собой, но в ОТДЕЛЬНОЙ кровати на время? Почему бы не проводить с ним больше времени не ночью в постели, а днем - вечером. Вы скажете «работа и проч»., но а дети то тут причем?)
«Многие родители слишком переживают за детей. Мы боимся внезапной смерти ребенка в младенчестве, беспокоимся, как бы у него не остановилось дыхание, опасаемся незнакомых людей, пожаров и наводнений, животных и насекомых. Если малыш рядом, у нас больше шансов его уберечь»
(Возражение: а может быть лучше разобрать со своей родительской тревогой самостоятельно, не проецируя ее на ребенка? Иначе это все приведет к тому, что такой ребенок вырастет с фобиями / навязчивостями).
И наконец, самый "прекрасный" пассаж: «В наших семьях о детях в основном заботятся мамы. В результате между ребенком и матерью быстро устанавливаются близкие отношения, а отцу (когда до него наконец доходит, что он «третий лишний») стоит немалых трудов завоевать доверие малыша. Эта проблема не возникает, если ребенок спит вместе с родителями».
(Вот здесь как раз все наоборот - если ребенок «завладевает» матерью, если у него нет понимания, что мама - это не только его, а она и папина жена и любовница, то шансов на нормальную личную жизнь у него немного в будущем. Если этого нет, то как раз третьим лишним оказывается отец. Последствия такого отношения к Отцу мы можем наблюдать на примере истории России последних лет 70. Мужчина - это часто такой псевдомужик, с оральными защитами типа алкоголизма и выплесками агрессии, когда уже невмоготу и зависимостью от своей фаллической и кастрирующей матери).
В общем, как обычно, из собственных слабостей мы делаем «достоинства». Бога ради - живи себе и наслаждайся. Но когда из этого делается теория, и воспитываются на этом дети, то это беда. И не важно как тебя при этом зовут Ионеско или Селигман.
http://way-out.ru/news.php?subaction=showfull&id=1327484358&archive=&start_from=&ucat=&
F**king, с одной стороны - это отглагольное прилагательное от всем известного грубого слова, обозначающего коитус. С другой - прилагательное, которое используется для выражения злости (разной коннотации от генитальной «хренов» до анальной «дерьмовый»). То, что для одних является удовольствием, для других становиться насилием и унижением. Об этом и фильм.
Фильм рассказывает о 10 летней девочке, жившей обычной жизнью - школа, подружки, набожная бабушка и изредка появлявшаяся нарциссическая мать. В одних из ее визитов, мать начинает фотографировать дочь. Постепенно простые фотографии переходят в постановочные, в которых мать делает из ребенка в латентном периоде то Ширли Темпл, то соблазнительную нимфетку, то Марлен Дитрих. Соблазнительные позы, томные взгляды, все более откровенные наряды и в итоге, снимки обнаженной 11 летней девочки, публикуемые в журналах. Для девочки появление матери в ее жизни сначала было праздником, а приобщение к миру взрослых интересным, но вскоре обернулось против нее самой изоляцией со стороны сверстников, депрессией и лишением матери родительских прав.
Режиссер и автор сценария фильма Ева Ионеско сняла автобиографический фильм. Ее мать - Ирина Ионеско, французский фотограф, дочь румынских эмигрантов. «Моей матери было около сорока, когда она начала профессионально выставляться как фотограф. До этого она была стриптизершей и всегда любила привлекать к себе внимание» (из интервью в Коммерсанте).
Когда ее дочери исполнилось 5 лет, она стала главной моделью матери, а в 11 лет мать опубликовала эротические дочери в итальянском издании Playboy. Через два года, в 1978 г. обнаженные фотографии ее несовершеннолетней дочери появились в испанском издании Penthouse и позднее на обложке немецкого Der Spiegel. Вскоре вышел альбом со 124 фотографиями ее дочери «EVA: Eloge de ma Fille» («ЕВА: хвальба моей дочери»).
Видимо как продолжение этого безумного детства, девочка снимается в фильме «Распутное детство» (Maladolescenza) - истории отношений, вероятно, психопатичного подростка и 12 летней девочки, приобретающие для нее все более унижающий и деструктивный характер. В 1977 г. ее мать лишают право опеки над дочерью, после чего последняя проводит какое-то время в детском доме. Оставшееся детство Ева провела в семье будущего модельера Кристиана Лубутена - его родители взяли ее на воспитание. В 1980 г. она поступила в престижную актерскую школу Amandiers и впоследствии снялась во множестве фильмов, режиссировала их и участвовала в театральных постановках.
В 1988 г. французская полиция конфисковала из квартиры ее матери сотни снимков полностью обнаженной Евы в возрасте 5 лет, снятой в непристойных позах. Став взрослой она трижды подавала в суд на свою мать за причинение морального вреда. Последний иск в настоящее время проходит разные судебные инстанции Франции.
Ее мать считает, что она фотографировала «по просьбе дочери» и добавляла, что «когда я раздевала свою дочь, это была невинная свобода и, на мой взгляд, это самая великая любовь на свете». Ответом же ее дочери можно считать автобиографичный фильм Евы Ионеско, а также слова, сказанные ей в интервью в 2011 г.: «свою мать я скорее ненавижу, чем люблю, и когда ее не станет, мне будет легче».
Патология матери более менее понятна - нарциссическая личность, использующая дочь в качестве собственного расширения. Такие родители воспринимают своих детей ПРЕИМУЩЕСТВЕННО как расширение себя (т.е. «она должна стать лучше, чем я», «я не стал музыкантом, но он станет самым лучшим») и как средство для удовлетворения собственных потребностей. Они не уважают ни потребности, ни границы ребенка и становятся насильниками (как в физическом, так и психологическом смысле) для своих детей. Нэнси МакВильямс, американский аналитик, в «Психоаналитическая диагностика» пишет о таких людях следующее:
«Нарциссические пациенты могут оказаться чрезвычайно важными для родителей или других заботящихся о них лиц не благодаря тому, кем они в действительности являются, а потому, что выполняют некую функцию. Противоречивое послание о том, что его высоко ценят (но только за ту особую роль, которую он играет), заставляет ребенка чувствовать: если его настоящие чувства - в особенности враждебные и эгоистические - обнаружатся, за этим последует отвержение или унижение. Это способствует развитию “ложного Я” (Winnicott, 1960) - представления другим только того приемлемого, чему он научился». (Больше о последствиях и механизмах развития такого «ложного Я» можно прочесть в замечательной книге Алис Миллер «Драма одаренного ребенка и поиск собственного Я»).
Конечно, всем родителям свойственны ожидания от своих детей. Однако кроме это важна и эмпатия. Кроме этого и самим детям также приятно получать высокую оценку от своих родителей. Однако здесь всегда важен вопрос баланса - любят ли ребенка вне зависимости от того, следует ли он целям и ожиданиям своих родителей?
Н. МакВильямс: «О замечательно ненарциссическом отношении к собственным детям свидетельствует высказывание моей 85-летней подруги, воспитавшей во время Депрессии 12 детей, причем все они оказались благополучными, несмотря на крайнюю бедность и некоторые существенные лишения: “Всякий раз, когда я снова оказывалась беременной, я плакала. Я не знала, откуда возьмутся деньги, как я буду ухаживать за этим ребенком и заботиться о чем-то еще, кроме него самого. Но через четыре месяца я начинала чувствовать жизнь, меня все возбуждало, и я думала: “Не могу дождаться, когда ты наконец появишься на свет. Я так хочу знать, кто ты!”
Поскольку автор сценария и режиссер сама Ева, то фразам из фильма можно доверять. Когда ее матери сообщают, что ее могут лишить родительских прав, первое, о чем она спрашивает у бывшего любовника «Они заберут мои снимки?». Когда ее дочь бунтует против дальнейших фотосессий, то мать оставляет ее на время, но потом спрашивает, а «когда все уляжется, ты же будешь снова фотографироваться?»
Для нарциссических людей, какой очевидно была ее мать, характерен перфекционизм, его результатом является избегание чувств, которые бы говорили об их несовершенстве или зависимости от других. Именно сожаление и вина - то, чего они стремятся отрицать. Это приводит к тому, что их отношения с другими людьми очень обедняются т.к. они не хотят (или не могут) испытывать привязанность, признательность и раскаянье.
Почему ее мать стала такой точно не известно. Однако Виолетта (главная героиня) в ближе к концу фильма прослушивает магнитофонные записи матери, решившей стать для самой себя психоаналитиком. Из них она узнает, что ее мать - дочь ее тети, изнасилованной дедом. Тетя была изгнана из дома, а дочь (т.е. мать Виолетты) воспитали дед с бабкой, которые всю жизнь скрывали правду от внучки (Виолетты).
В посте о М.Абрамович я писал о защитном механизме - идентификации с агрессором. Коротко его суть в том, что чтобы справиться с болью, унижением жертвы насилия самоотождествлятся с агрессором. При этом жертва в сво¸м стремлении выжить становится похожа на того, кто причинял ей боль - принимает его мотивы, ценности, установки и жизненные позиции и начинает делать тоже самое с другими (и поэтому так часто дети, которых били, вырастая, бьют своих детей) или с собой. Мать проделывает с дочерью тоже самое - она унижает и отвергает ее, наблюдая за всем как бы со стороны - через видоискатель ее фотоаппарата или напечатанные снимки. Да, конечно, она сама не участник этого инцеста, но она разыгрывает его, отправляя дочь в объятия взрослых мужчин, при этом оставаясь наблюдателем (бессознательный вуайеризм?)
В психотерапии давно известно, что семейные тайны, даже если они не раскрываются, а хранятся в шкафах-склепах, бессознательно влияют на потомков. Внуки и правнуки страдают теми же болезнями, так же сходят с ума или погибают, как и их далекие родственники, о которых предпочитают молчать. Всех интересующихся отсылаю к замечательной книге Анселин Шутценбергер «Синдром предков». Она приводит много примеров того, как «невидимая преданность семье» подталкивает нас к бессознательному повторению чужих жизней.
Конечно, история матери Виолетты это и навязчивое повторение - бессознательное стремление психики человека справиться с ранней травмой, постоянно ее проигрывая. Здесь мать проигрывает с дочерью свою собственную (и своей сестры) рану, но увы, исцеления не наступает. Мать отвечает дочери, почему она не может выйти замуж: «Я физиофоб… это как клаустрофобия…», а говоря о мужчинах, мать обесценивает их.
Однако этот фильм поднимает не только вопросы индивидуальной психопатологии, но и такой очень тонкий слой как отношение к детской сексуальности, телу, психике. В 1977 г. ее мать Ионеско становится «Женщиной года» по версии Time Life Books и в этом же году ее лишают право опеки над дочерью. При этом ее фотографии дочери до сих пор вызывают противоречивые отзывы - от обвинения в детской порнографии до восторгов о ее «барочном ориентализме, готической эротике и сюрреалистической фантазии».
Двойные стандарты есть везде. Например, книга И.Ионеско с 124 фотографиями ее несовершеннолетней обнаженной дочери была переиздана в 2004 г. и 2006 г. в США и спокойно продается через amazon, а google выводит множество ее фотографий. Однако при этом «педоистерия» (vs. педофилия) как и в США, так и в России в последнее время приводит к весьма спорным обвинениям в педофилии. Другой пример - Сэлли Мэнн (Sally Mann), американская фотограф, которая фотографировала своих детей в т.ч. обнаженными.
(Взято здесь )
Когда ее спросили, что она думает о критике в свой адрес по поводу использования телесной сексуальности ее детей, она ответила, что дети и сексуальность - это оксюморон, т.е. противоречие (по отрицанию это чем-то напоминает приведенное выше высказывание о «великой любви» И.Ионеско).
На это можно возразить тем, что еще 100 лет назад Зигмунд Фрейд писал о наличии у детей сексуальности (в частности о детской мастурбации или желания близости со своими родителями). Или обратиться к Франсуазе Дольто - французскому психоаналитику. Она очень много сделала для того, чтобы за ребенком признали существование личности, требующей уважения, чтобы дети не «играли роль животных, которых не то держат дома на положении четвероногого друга, не то разводят в хозяйстве, - смотря по тому, любят их или нет».
В книге «На стороне ребенка» она пишет: «Сексуальность играет важнейшую роль с самого момента нашего появления на свет; ребенок без конца выражает ее день за днем на языке тела. Неосознанные половые влечения влекут за собой межличностную коммуникацию, которая остается неизменно одной и той же между людьми с начала их жизни. Они проецируются в язык, но в язык, соответствующий уровню нашего развития. К моменту созревания, когда появляется чувство ответственности, психика, являющаяся метафорой тела, могла бы уже оказаться достаточно зрелой для ответственности за половой акт, в котором сочетаются эмоциональные, социальные и психологические отзвуки. Но чтобы очутиться на этой стадии, нужно было бы с самого детства смотреть на это как на факт - ни плохой, ни хороший, а вытекающий из человеческой физиологии, и - как на действие, совершаемое ради оплодотворения... Да еще этому должна предшествовать долгая подготовка - появление чувства ответственности за свои поступки... А пока его и в помине нет: нравственное воспитание ни в малейшей степени не подразумевает структурированной этики желания; существует лишь воспитание-маска, чтобы скрывать от других неназванные желания, уже испытываемые, но утаиваемые... Но никто не воспитывает в ребенке чувства достоинства его тела, никто не прививает ему сознания того, что все части его тела благородны; а когда не знаешь, как обращаться с собственным телом, как поддерживать его, способствовать его росту, уважать его ритмы, происходит декомпенсация, а значит, отток человеческих сил... Все предопределено: образованию подлежит «дух», то есть мозг ребенка, а о теле забывают (или даже уличают его во всех пороках, грехах)...»
Исходя из этого, возникает вопрос о расщеплении - еще одном защитном механизме. Когда родители говорят, что у детей нет сексуальности, что они ничего не понимают, что они сами хотели позировать, они лишают их тела. Ну нет его и все. Приучать к туалету - это пожалуйста, а говорить о сексуальном воспитании - нет. Об этом же расщеплении и вытеснении говорят и при оценке только «художественной» стороны фотографий Ионеско. Да, несомненно, это красивые, профессионально сделанные фотографии, в которых много символического смысла. Но в них использовался человек, который не понимал, что это значит. Например, что соблазнение, возбуждение - это не единственное, что есть в отношениях ну и т.п. о чем писала Ф.Дольто.
Есть такое понятие «возраст сексуального согласия» - возраст, начиная с которого человек считается способным дать информированное согласие на сексуальные отношения с другими. В разных странах он разный, но в большинстве он от 14 до 16 лет. Если это происходит раньше, то это является уголовным преступлением. И конечно здесь дело не только в физической травме. Психологическая травма, наносимая ребенке гораздо больше. Для тех, кто в этом сомневается рекомендую обратиться хотя бы к книге Мэрилин Мюррей «Узник иной войны», пережившей групповое изнасилование в раннем дествстве и полжизни пытающейся восстановить порущенную психику. Или книгу Донны Форд «Приемная дочь. Правдивая история об украденном детстве». Ее мачеха приводила мужчин которые (или отправляла ее к ним), совершали над ней развратные действия, при этом как часто бывает отец делал вид, что ничего не происходит (может быть в этом и есть тоже суть вытеснения у И.Ионеско).
Известно, что дети нудистов более склоны к различным сексуальным нарушениям во взрослом возрасте. И когда такие известные психологи как, например Мартин Селигман, президент Ассоциации американских психологов в книге «Новая позитивная психология» советует «спите вместе с детьми», это вызывает еще один вопрос о двойных стандартах современного общества. Он ссылается на «амаи» - ощущение заботы и любви, возникающее у правильно воспитанного ребенка Японии. При этом автор совершенно забывает о разнице культур, как и нудисты, которые говорят о «естественности» хождения голыми перед своими детьми. Они словно забывают о том, что они потом их дети выходят не в прерии или африканскую пустыню, а в современный западных город, в котором царят другие ценности и законы. В книге Селигмана много «замечательных» моментов, очень похожих, по сути, на оправдание СВОИХ собственных желаний / страхов / проблем потребностями ребенка. Например:
«Мы считаем, что между новорожденным и родителями необходимо установить крепкие узы. Если малыш, просыпаясь, и видит рядом родителей, у него возникает чувство защищенности и покоя. Работающие родители, укладывая младенца к себе в постель, увеличивают время общения с ним.. Малыш понимает, что ему не нужно кричать, требуя пищи и внимания, и перестает терзать родителей воплями по ночам».
(Возражение: А как же развитие собственной психики, способности к тому, чтобы выносить одиночество, фрустрацию и разочарование? Как же разочарование в собственном всемогуществе? Конечно, не надо покупать для младенца отдельную квартиру и там его селить, но почему бы просто не положить его рядом с собой, но в ОТДЕЛЬНОЙ кровати на время? Почему бы не проводить с ним больше времени не ночью в постели, а днем - вечером. Вы скажете «работа и проч»., но а дети то тут причем?)
«Многие родители слишком переживают за детей. Мы боимся внезапной смерти ребенка в младенчестве, беспокоимся, как бы у него не остановилось дыхание, опасаемся незнакомых людей, пожаров и наводнений, животных и насекомых. Если малыш рядом, у нас больше шансов его уберечь»
(Возражение: а может быть лучше разобрать со своей родительской тревогой самостоятельно, не проецируя ее на ребенка? Иначе это все приведет к тому, что такой ребенок вырастет с фобиями / навязчивостями).
И наконец, самый "прекрасный" пассаж: «В наших семьях о детях в основном заботятся мамы. В результате между ребенком и матерью быстро устанавливаются близкие отношения, а отцу (когда до него наконец доходит, что он «третий лишний») стоит немалых трудов завоевать доверие малыша. Эта проблема не возникает, если ребенок спит вместе с родителями».
(Вот здесь как раз все наоборот - если ребенок «завладевает» матерью, если у него нет понимания, что мама - это не только его, а она и папина жена и любовница, то шансов на нормальную личную жизнь у него немного в будущем. Если этого нет, то как раз третьим лишним оказывается отец. Последствия такого отношения к Отцу мы можем наблюдать на примере истории России последних лет 70. Мужчина - это часто такой псевдомужик, с оральными защитами типа алкоголизма и выплесками агрессии, когда уже невмоготу и зависимостью от своей фаллической и кастрирующей матери).
В общем, как обычно, из собственных слабостей мы делаем «достоинства». Бога ради - живи себе и наслаждайся. Но когда из этого делается теория, и воспитываются на этом дети, то это беда. И не важно как тебя при этом зовут Ионеско или Селигман.
http://way-out.ru/news.php?subaction=showfull&id=1327484358&archive=&start_from=&ucat=&